Шноль С.Э. о Тимофееве-Ресовском Н.В.

   См. Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский о себе

  Из Шноля

Расцвет российской науки, связанный с именами К. Ф. Кесслера , Г. Е. Щуровского , Великой княгини Елены Павловны , принца А. П. Ольденбургского , А. П. Богданова , генерала Шанявского , купца X. С. Леденцова , сотен выдающихся ученых - был преступно остановлен репрессиями, административным и идеологическим прессом, завершившимися в 1940 г. арестом Н. И. Вавилова и смертью И. К. Кольцова. Надежды на ослабление этого пресса после Победы в Великой Отечественной Войне не оправдались. Репрессии продолжились. Окончательный разгром биологии произошел в августе 1948 г. на сессии ВАСХНИЛ .

Порвалась связь времен. Темнота невежества - обскурантизм - заменила "свет знаний" для новых поколений. В этой, казалось бы, беспросветной, обстановке, когда истинной наукой можно было заниматься лишь "подпольно", чрезвычайная положительная роль принадлежит Н. В. Тимофееву-Ресовскому. Ученик С. С. Четверикова и Н. К. Кольцова , друг Н. И. Вавилова , автор выдающихся работ, он сохранил верность своим учителям и стране. При жизни за границей он был символом высочайшего уровня российской науки. При возвращении в СССР он стал ядром консолидации передовых исследователей, восстановления связи разорванной цепи поколений. Ему наша страна в значительной мере обязана относительно высоким уровнем современных биологических исследований. Его жизнь, парадоксальные, драматические и трагические события его биографии представляют поэтому особый интерес. В соответствии с задачей наших очерков, жизнь и судьба Николая Владимировича могут рассматриваться с разных позиций. Он принадлежит к поколению, жизнь которого приходится на "эпоху войн и революций". Для историков это "интересное время". Древнекитайская мудрость, смысл которой: "не дай вам Бог жить в интересное время!"...

Тчастливое детство, прекрасные школы. Но ранняя смерть отца. Добровольный уход защищать Родину в Первую Мировую войну. Банда "Зеленых". Героические сражения с немецкими оккупантами. Московский Университет. Гражданская война. Красная Армия. Бои против Белой армии генерала Деникина. На грани смерти от сыпного тифа. Возврат в Университет. Великие учители - Н. К. Кольцов и С. С. Четвериков. Е. А Тимофеева-Ресовская. Сын Дмитрий (Фома). Командировка в Германию. Сын Андрей. Расцвет научного творчества. Приход Гитлера к власти. Террор в СССР. Гибель брата. Арест другого брата. Невозвращение в СССР. Нападение Германии на СССР. Жизнь в Берлине о время войны. Арест Фомы.

1945 г. Арест. Тюрьма. Лагерь. Работа на "Объекте". 1956 г. Свердловск. Миассово. Возвращение в Москву. Московский Университет. Обнинск. Создание лаборатории. Увольнение. Смерть Е.А. Последние годы. Ученики. В этой схеме на каждом повороте острые проблемы нравственного выбора - основного предмета этих очерков. Но, кроме того, жизнь Н. В. Тимофеева-Ресовского - иллюстрация плодотворности весьма высокого уровня школьного, гимназического и высшего, университетского образования в России в начале нашего века. Естественно, при соответственно высоких качествах восприятия самого Н. В. Полученное образование, эстафета, полученная им от университетских профессоров, позволили ему в фантастически трудных условиях способствовать не только сохранению, но и увеличению интеллектуального потенциала страны.

Ему было 14 лет, когда началась Первая Мировая война. С этого времени не только кончилось детство - кончилась нормальная жизнь. По материнской линии он принадлежал к древней аристократической фамилии князей Всеволожских . Настолько древней, настолько аристократической, что некоторые Всеволожские считали недостойным служит "худородным" Романовым, занимавшим царский престол. По отцовской он потомственный донской казак . Гимназист Тимофеев-Ресовский, как и многие его сверстники, с началом войны испытал патриотическое воодушевление и рвался на фронт защищать Родину. Прибавив год, чтобы подойти по возрасту, он в 1916 г. (?) оказался на фронте. Но военные неудачи и приближение революции, кровь и грязь окопов, бесперспективность войны - российская армия разложилась, солдаты покидали фронт и устремились домой, в Россию - и он разочаровался. По дороге с фронта Н. В. под угрозой расстрела и с романтическими иллюзиями оказался в банде украинских "зеленых" , грабивших обозы немецких войск. Потом добрался до Москвы. Поступил в Московский Университет и учился у великих учителей Кольцова и Четверикова. Занятия прерывались призывом студентов в Красную Армию - шла гражданская война и он, князь Всеволожский и казак Тимофеев, был красноармейцем - воевал против "белых". По окончании боев он возвращался в университет и вновь учился, пока снова не обострялось положение на фронте гражданской войны. С этого времени нужно говорить уже о Н. В. и о "Лельке" - Елене Александровне Фидлер , ставшей Е. А. Тимофеевой-Ресовской.

Они вместе учились и стали выдающимися биологами-генетиками. Дипломы об окончании университета они не получили - тогда это казалось ненужной формальностью - было некогда. В 1925 г. их командировали в Германию для развертывания работ по генетике в институте, руководимом профессором Фогтом . Тогда же родился их первый сын Дмитрий, называемый дома Фомой . Дмитрий погиб в 1944 г. (1945?) в Гестапо . В Германии Н. В. стал центром, объединяющим многих незаурядных людей - физиков, биологов, математиков, музыкантов. Он много ездил по разным странам и стал широко известен в мире своими выдающимися работами по генетике и тем, что впоследствии стали называть "молекулярная биология". Он исходил из чрезвычайно ценного теоретического богатства, полученного им от его учителей Кольцова и Четверикова. Он дополнил это наследство собственными идеями и исследованиями, и в 30-е годы стал одной из центральных фигур мировой науки. В 1932 г. в США в Итаке, в Корнелльском университете на Международном генетическом конгрессе Н. В. вместе с Н. И. Вавиловым и Т. Г. Морганом и Дж. Меллером испытывали самые высокие из возможных - интеллектуальные наслаждения...

После 1934 г. в СССР развернулся террор . Но в 1933 г. в Германии к власти пришли фашисты . Н. В. и Е. А. оказались в труднейшей ситуации. Н. В. рвался домой в Россию. Кольцов остановил его, передав - "не возвращайся - погибнешь!" В это время в СССР арестовывали и расстреливали сколько-нибудь незаурядных и заурядных тоже. В это время в СССР травили Вавилова и Кольцова, в это время убили Тулайкова , Левита , Карпеченко , Левитского и многих-многих -и нет конца этому списку. В концлагере был Эфроимсон . Потом был арестован Вавилов . В 1941 г. Гитлер напал на СССР. Началась Великая Отечественная Война .

Терзания души князя и казака Н. В. Тимофеева-Ресовского, с генами, пропитанными патриотизмом на протяжении многих столетий, анализу не поддаются. Он рвался в Россию. Он все годы сохранял российское, советское гражданство - советский паспорт. В 1945 г. он был приглашен возглавить в СССР исследования по генетическим последствиям радиационных поражений - началась эра атомного оружия. Однако был "по ошибке" арестован и след его затерялся в ГУЛАГе. Когда его разыскали, он был при смерти от голода. В больнице Министерства Гос. Безопасности его вылечили и он стал руководить, оставаясь заключенным, секретным научным институтом . Н. В. - его биография, его труды, его роль в российской науке - имеют самое непосредственное отношение к основной теме этой книги - к прослеживанию путей становления и расцвета российской науки, обстоятельств разрушения бесценного, накопленного многими десятилетиями научного потенциала и надежд на его последующее возрождение. Он связывает нас с поколением его учителей и друзей - в России и за ее пределами: Мензбиром , Кольцовым . Четвериковым , Вавиловым , Дельбрюком , Н. Бором , Н. Рилем , Дж. Меллером .

Говоря об этой связи, невольно хочется воскликнуть: "Неисповедимы пути Господни!" - вполне тривиальное восклицание - ...но это прежде всего приходит на ум, когда обращаешься к жизни и судьбе Н. В., к его роли в нашей науке, к его месту в ряду выдающихся представителей российской интеллигенции.

В самом деле, Н. В. "вышел на поверхность", получил свободу (не будучи реабилитирован) лишь в 1955 г. Вышел, не будучи непосредственным свидетелем прошедших лет в СССР, вышел сохранившийся таким парадоксальным путем представитель российской интеллигенции, несущий в себе черты и традиции, созданные предшествующей более чем двухсотлетней историей нашей страны. После красного террора начала 20-х , высылки философов в 1923 г. , уничтожения священников и религиозных деятелей, борьбы с "меншевиствующим идеализмом" и изгнания из науки выдающихся людей в 1929 г., шахтинского дела , ареста Кондратьева , Чаянова и многих- многих, истребления крестьян , террора после убийства Кирова , ужаса "1937" , убийства выдающихся врачей - Плетнева , Левина , Казакова - уничтожения педологов, ареста и умерщвления великого Н. И. Вавилова и многих-многих - кто упрекнет уцелевших в "конформизме", в молчании на собраниях и даже в ритуальных аплодисментах на собраниях, осуждавших очередных врагов народа... И чтоб не ослабевал страх и приниженная покорность - принудительное изучение трудов классиков марксизма и особенно трудов Сталина по вопроса языкознания и политической экономии, на обязательных для всех возрастов и категорий интеллигентов семинарах и, чтоб не забывались, почти под занавес этого ужасного времени "дело врачей-убийц" . На этом фоне были уничтожены отечественные школы генетиков и физиологов , ошельмованы специалисты в теории относительности , квантовой механике (теории строения химических соединений) , вычислительной математики...

Н. В. непосредственно всего этого не пережил. Можно бы возразить: а он бы и не согнулся, не согласился бы, не подладился. Наверное. Даже сильнее - несомненно. Но тогда и не пережил, т. е. не выжил бы, и у нас не было бы повода для разногласий. Как говорил вождь и учитель: "нет человека - нет проблем"... Н. В. сохранил дух и традиции, давно забытые в СССР. Его появление в Москве было ярко драматично.

Физики-атомщики, бывавшие на "объектах" , первые познакомились с Н. В. Сразу после освобождения в 1956 г. он был приглашен П. Л. Капицей на знаменитый семинар в Институт физических проблем , а потом прочел лекцию в МГУ в большой аудитории на 16-м этаже главного здания. В "Физ. проблемах" зал не вместил желающих - была организована трансляция в холлах. Аудитория в МГУ была переполнена - молва опережала события. Почему инициатива физиков и математиков? Потому, что биологи были подавлены и головы не поднимали. Была власть Лысенко . Слова "ген" и "хромосома" произносить опасались. Признать, что ДНК (а не "живой белок") - вещество наследственности, публично - вполне можно было лишиться работы, особенно преподавателям университета. Незадолго до семинара в "Физ. проблемах", в Институте биохимии им.Баха с докладом о нуклеиновых кислотах выступал крупнейший специалист в этой области, заведующий кафедрой Биохимии растений МГУ , Андрей Николаевич Белозерский (в близком будущем академик, затем вице-президент АН СССР и "глава советской молекулярной биологии").

Это был очень симпатичный человек с замечательными свойствами педагога - он с чрезвычайным вниманием относился к своим студентам, выбирая среди них "надежду отечества" ближайшего будущего. Ему обязаны своей научной карьерой многие биохимики нашего времени. Андрей Николаевич не мог в своем докладе обойти чрезвычайные события в биохимии - работу Эвери и сотрудников (США), в которой было показано, что чистая ДНК передает наследуемые свойства в культуре пневмококков, следовательно, нуклеиновые кислоты, в самом деле - вещества наследственности ; а также работу Уотсона и Крика о двойной спирали ДНК как основы молекулярных механизмов размножения, наследственности, изменчивости, что и стало потом называться "Молекулярная биология". Но рассказывал об этом докладчик, подчеркивая сомнительность таких выводов, полагая (или говоря), что в работах с ДНК и пневмококками скорее всего не были учтены ничтожные, но очень активные примеси белка. Я с большим почтением относился к Андрею Николаевичу, помнил его лекции - особенно по биохимии антибиотиков - и послал ему записку. Почему он так говорит? И не упоминает многих других доказательств особой роли ДНК в наследственности? Андрей Николаевич ответил на все записки, кроме моей.

Но после доклада подошел ко мне (а я не думал, что он знает меня в лицо - одного из многих студентов на его лекциях) и сказал тихим голосом:

"Как Вы не понимаете, что я не могу публично говорить так о нуклеиновых кислотах..." (Основа жизни - белок! - так трактовали философские - и очень интересные - высказывания Энгельса).

Поэтому первую лекцию - доклад о роли нуклеиновых кислот и о двойной спирали ДНК в Москве прочел выдающийся физик-теоретик И. Е. Тамм . А тут перед аудиторией выступает знаменитый генетик. Он на Урале, "на объекте", продолжает классические генетические исследования, в том числе на плодовой мушке дрозофиле .

Бедная дрозофила! В 1948 г. бесценные коллекции мутантных мух, когда- то, еще в 20-е годы подаренные Кольцову великим генетиком Меллером , уничтожили как классовых врагов ... На Урале Н. В. со всей мощью общебиологического экологического анализа и истинной (а не мичуринской!) генетики разрабатывал способы защиты от радиационных поражений и, особенно, способы биологической очистки от радиоактивных загрязнений почвы, вод, воздуха. Он рассказывал об этом в своих лекциях. Его слушали, как слушают бледные истощенные узники человека с воли. Какой забытый русский язык! Риторические фигуры, логика, интонации, метафоры. А главное - свобода. Свобода и глубина мысли, свобода оценок и суждений. Откуда он, такой свободный и громогласный? Из лагерно-тюремного института, "объекта". Какой парадокс. Поймут ли это новые поколения, жители свободных стран?

У меня возникло и на долгие годы осталось впечатление ожившего ископаемого. Перед нами был человек России прежней. России до 1914 г. Впечатление это все усиливалось год за годом, когда мне доводилось видеть и слышать Н. В. Было удивительно, что он не просто знает своих предков с допетровских времен - он живо представляет их облик и привычки, достоинства и странности. Он рассказывает о событиях XVIII и XIX веков как очевидец . И объясняет эту свою способность поздними браками и долгожительством своих предков. Дети слушают рассказы бабушки или деда о событиях их давнего детства и о том, что слышали они сами от своих бабушек и дедов. Так "в три прыжка" можно перелететь через столетие. Но, ясно, этого мало. Нужен еще особый художественный склад, красочные впечатления от услышанного, особое внимание к "историям". И вовсе не только к историям своих предков. Поразительны его рассказы о людях петровского и после-петровского времени. О профессорах Московского Университета прошлого века, литераторах, художниках, священниках. Бесценны красочные рассказы и его впечатления от жизни в Германии, семинарах Нильса Бора, рассказы о гражданской войне, дореволюционной гимназии, о своих учителях и друзьях С. С. Четверикове, Н. К Кольцове, Н. И. Вавилове. Поразительна история его добровольного ухода на фронт Первой Мировой войны - 17-летним со смесью патриотизма и романтизма - он казак Тимофеев и князь Всеволожский должен защищать Родину, да еще и на коне, да с шашкой... А там грязь и вонь и кровь окопной войны и всеобщее разложение. А в Москве Университет и Лелька (Елена Александровна). И долгое, с невероятными приключениями, возвращение в Москву. Через гетманскую самостийную Украину, где его мобилизовали в армию ("раз казак") и он получил, наконец, коня и научился рубить шашкой, не отрубая коню ухо. И бегство, и снова препятствие - банда "зеленых" - "иди к нам или к стенке!" И чаепитие с атаманом (по обычаю местным учителем!), потрясенным тем, что Н. В. - родственник великого Кропоткина . И сам Н. В. во главе 17 конников с саблями несется в атаку на сплошную стену тяжеловесных немецких улан. И почти оперная сцена - лежащий без сознания от удара саблей плашмя по голове Н. В. на опустевшем поле боя. Ночь. Тучи. Луна.

Но конь казацкий не уходит, стоит над ним, пока казак жив. И лежащий почти поперек седла всадник - конь сам находит дорогу в деревню, где в пьяном умилении бандиты (смотревшие из-за деревьев и кустов за сражением) прославляют подвиги погибших. А потом (и не сразу, и не скоро), Москва, Лелька, Университет. И столько красок, такая живопись и самобытность в этих рассказах... А потом, уже будучи студентом - красноармеец - бои с армией Деникина. Жесточайший тиф. Тифозный барак. Смерть вокруг. Суп из селедочных голов - "черные глазки". И снова Университет. Звенигородская биостанция , подаренная Университету учеником Кольцова - С. Н. Скадовским . И сказочная поэзия работы на озере Глубоком с другом, замечательным человеком, эмбриологом Д. П. Филатовым. И буйные подвиги бородатых молодцев в одеждах из мешков - дыра для головы и две для рук. И "похищение девок" - инсценировки разбойничьих нападений на "ничего не подозревающую" юную красавицу, и даже похищение наркома Н. А. Семашко - чтоб заехал из Кубинки на Звенигородскую биостанцию. И все это плохо укладывается у меня в хронологию. Это, получается, еще до фронта ходил юный Н. В. по Москве с профессором Университета Иваном Фроловичем Огневым и великим художником М. В. Нестеровым - знатоками и любителями церковного пения и иконописи. А церквей "сорок сороков"... И тогда же странствовал Н. В. по беломорскому побережью в поисках старообрядческих икон, сохраняемых (уничтожать нельзя!) в виде "бубликов" на кольцевой проволоке, продетой в небольшое отверстие, в церквях поморских сел. И с детства - церковное пение и знание служб. А в студенческое время - прекрасный бас - в университетской церкви (угол Б. Никитской и Моховой) пел "в очередь с Юрочкой Боголюбским и первым басом Большого театра Василием Родионовичем Петровым". Среди моих магнитофонных записей представляются особо ценными пленки, сохранившие пение Н. В. Пение - важная часть жизни Н. В. Можно попытаться вообразить, как звучали голоса вечерами на берегу Москвы-реки, на Звенигородской биостанции, как пел он, оторванный от Родины в Германии. Есть рассказ Н. В. - пел романсы и песни в лагере и слушали его уголовники и другие узники. Но мне кажется особо замечательным его рассказ о пении оживающего, возвращающегося к жизни , из беспамятства после лагерной пеллагры Н. В. Он еще не мог ходить - ноги не подчинялись, а голос и разум появились. И он стал пробовать голос, напевая "первым басом" церковные напевы православной службы. Он был один в специальной палате, около него дежурили сестра или врач - зам. наркома Внутренних дел А. П. Завенягин велел вылечить (!) - а это серьезно. В многоголосном, очень сложном церковном пении плохо петь одному. И вот из другой палаты стал доноситься чуть дребезжащий тенор, правильно вторящий и знающий службу. Мне непонятно, как и почему Д. А. Гранин не использовал эту замечательную и даже умилительную картину в своем "Зубре" - книге о Н. В. (см. в [9]). Тенор из другой палаты - "старичок", как говорил Н. В. - генерал НКВД, когда-то до революции певший в церковном хоре. Дуэт арестанта и генерала репрессивной службы! По их просьбе их поместили в одну палату. Слушать их пение собирались врачи и сестры всей больницы (в холле около палаты). Удивительно, но в рассказе обо всем этом, записанным В. Д. Дувакиным и М. В. Радзишевской, эта история изложена несколько иначе - опущены самые, как мне кажется, красочные подробности (см. [ 12_8 ]). Я думаю потому, что к их записям он готовился и несколько "фильтровал" свое изложение. Я же записывал свободные и веселые истории "раскованного" автора.

В магнитофонных записях, сделанных у костра светлой июньской ночью в 1967 г. Н. В. пел старинные казачьи песни и романсы. Есть там одна. Ее, как рассказывал Н. В., пели в конном строю, при езде шагом. Ее слова: "Эх, Россия, мать Россия, мать Российская земля!" и все, и снова "Эх, Россия...", постепенно убыстряя темп. И это, возможно, главная песня Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского. Н. В. сыграл выдающуюся роль в восстановлении истинной биологии в стране и особую роль в становлении нашей кафедры Биофизики на Физическом факультете МГУ .

Непосредственным знакомством с Н. В. мы обязаны Валерию Сойферу .\ Сойфер был тогда студентом Тимирязевской сельскохозяйственной академии и - единственный случай в истории! - сумел добиться перевода на Физический факультет и затем поступить на вновь организуемую кафедру Биофизики. Валерий был чрезвычайно активен (сейчас он - профессор, директор Лаборатории молекулярной генетики Университета имени Джорджа Мейсона в США, и в недавнем прошлом председатель Правления и генеральный директор Международной Соросовской Программы Образования в Области Точных Наук , автор неоднократно упоминаемого уникального анализа "феномена Лысенко" в книге "Власть и наука" и новой книги "Красная биология", - и сейчас такой же активный, но о нем надо отдельный очерк. - см. гл.43 ).

Сойфер разыскал в Горьком всеми заброшенного, немощного, слепого Сергея Сергеевича Четверикова - учителя Н. В., еще в 1929 г. изгнанного из МГУ за "меныпевиствующий идеализм", бывшего все же потом, до 1948 г. деканом биофака Горьковского университета и вновь и окончательно ошельмованного после сессии ВАСХНИЛ . Сойфер опекал и как мог скрашивал его жизнь. От С. С. он узнал о Н. В. и поехал на Урал, в Свердловск и на биостанцию в Миассово [ 12_14 ]. В Миассово царствовал Н. В. Чрезвычайной красоты места - озеро, скалы - Южный Урал - ценные минералы - Ильменский заповедник - все чистая поэзия, и тут на берегу озера лаборатория, где можно делать любые генетические и радиобиологические исследования. Мечта и сказка.

Рассказы Сойфера увлекли студентов первого выпуска нашей кафедры и они поехали в Миассово. (Все эти студенты того выпуска - ныне известные своими трудами профессоры, определяющие лицо нашей науки.) Летом на семинары к Н. В. стали съезжаться биологи, физики, химики, медики из разных городов. Это были первые школы по современной биологии и генетике в нашей стране после 1948 г. Н. В. был неутомим. Он читал лекции, и вместе с Еленой Александровной и сотрудниками биостанции проводил классический "дрозофиллиный" генетический практикум. Приезжие выступали с докладами, сопровождаемыми, как бы это сказать... "мощными" (?), "зычными" (?) и уж, конечно, неожиданными, глубокими и оригинальными комментариями Н. В. Комментариями, возражениями, дополнениями, иногда задевающими самоощущение докладчика. Но обижаться надолго не удавалось - Н. В. был бесспорно доминантой в этом (и в любом ином) обществе.

Есть в магнитофонных записях его комментарий после лекции любимого им Алексея Андреевича Ляпунова - математика, бесстрашного основоположника отечественной кибернетики - в 1967 г. на летней школе под Москвой, на Можайском море. Это трудно классифицировать - издевательство, восхищение докладчиком, неожиданные сравнения, глубокие мысли и взрывы смеха в аудитории и громкий смех жертвы - докладчика. Это нужно не читать, а слушать... Приезд наших студентов в Миассово был очень важен для психологического возвращения Н. В. на родину. Он уехал из России в 1925 г., в сущности, будучи студентом Московского Университета. Особый дух и стиль российских студентов - независимость, увлеченность науками, некая буйность от избытка сил - характерны для дореволюционной России. Тридцать лет спустя он увидел таких же студентов. Нужно отметить, что это было время сразу после XX съезда, время "оттепели" . Студенты весело встретили наступившую, как казалось, свободу. Они были активны и самостоятельны. Это по их инициативе была создана на Физическом факультете кафедра Биофизики . Они сами подбирали себе лекторов и дружно покидали аудиторию, если лектор им не нравился. Они с энтузиазмом признали доминантность Н. В. А он принял их. Он называл их не по именам, а прозвищами: "Трактор" (мощный Толя Ванин - профессор Анатолий Федорович Ванин), "Хромосома", "Хром" (ныне профессор Валерий Иванович Иванов), "Джо" (ныне профессор Георгий Валерьянович Рурский), "Тина", "Тино-жабский" (профессор Анатолий Маркович Жаботинский), "Хеопс" (известный научный и общественный деятель Всеволод Васильевич Борисов) и т. п. И разносились в тиши миассовской биостанции зычные крики Н. В.: "Джи нету! Куда делся Джо? Джу не видели?" Нужно отметить, для современного читателя, что это была именно оттепель. Высочайшее начальство и весь репрессивный аппарат нисколько не изменились. Студенты были под пристальным контролем.

Уже в I960 г. начали снова завинчивать гайки . Никого не забыли. Так, В. Иванов был исключен из Университета на 6-м (!) курсе и защищал дипломную работу через год, будучи ст. лаборантом Института молекулярной биологии (тогда - радиационной и физико-химической биологии). "Джо" с трудом удалось избежать призыва в армию - он уехал работать к Н. В. в Миассово. Эта приязнь и взаимовлияние сохранились на всю жизнь. Для меня полны символического смысла фотографии 8 сентября 1980 г. в Обнинске .

Н. В. отмечал 80-летие. В двух смежных комнатах его небольшой квартиры было более 30 человек. Н. В. сильно постарел, но был радостно и, пожалуй, элегически оживлен. Я снял тогда три пленки. Это был, как оказалось, патрицианский ритуал прощания. Наутро Н. В. направлялся в больницу на тяжелую операцию и не предполагал оттуда вернуться. Мы этого не знали. Но посмотрите на фотографии с В. Ивановым, А Маленковым, А. Ваниным, Г. Гурским, Н. Ляпуновой... А еще раньше, задолго до этого дня, после обычного разговора о Пушкине, вдруг сказал мне Н. В.:

"...а вот умирать буду, ученейший Шноль, прочти мне повести Белкина...". Не пошел я в больницу - говорили, очень не хочет Н. В., чтобы видели его в немощи и слабости. Не пошел и полон сомнений и угрызений совести. Но так близка мне эта просьба, этот финальный выбор из мировой литературы...

Миассовские школы-семинары стали родоначальниками многих аналогичных школ в последующие годы. Бывают на свете замечательные парадоксы. Московский Городской Комитет ВЛКСМ с одобрения ЦК по инициативе и под руководством Н. В. - бывшего полит-арестанта - организовал

Летние школы по молекулярной биологии на своих базах на Можайском море (это там была упомянутая лекция А. А. Ляпунова) и на Клязьминском водохранилище. Потом по примеру Летних школ были организованы Зимние школы по молекулярной биологии - сначала в Дубне , а затем на протяжении многих лет в Мозжинке . На первой Зимней школе Н. В. прочел лекцию. Но зимой в те годы он в основном был в Обнинске. Они с Еленой Александровной переехали из Свердловска в Обнинск в надежде на широкое развертывание научной работы и потому, что это была "Калужская губерния" - родина предков, где на речке Рессе было имение Тимофеевых. Речке, давшей первому (и только первому) в семье сыну добавление к фамилии: "Ресовский". Не могли они учесть, что, среди всех околомосковских областей страны, именно Калужская характеризуется наибольшим деспотизмом партийно-репрессивной власти. И не надо бы забывать имя первого секретаря Калужского Обкома КПСС - Кондренкова . И можно вовсе не помнить имена партийных и иных начальников Обнинска. Но это они заточили в психиатрическую "лечебницу" МВД Жореса Медведева (и многих менее известных), и они травили и преследовали Н. В. в Обнинске и добились его увольнения и запрета работы в созданной им продуктивной и оригинальной лаборатории. А повод - его влияние на молодежь, его семинары и лекции по искусству, литературе, генетике, теории биологической эволюции.

Эрудиция Н. В. казалась неправдоподобной... Ну, как это он так уверенно судит о западноевропейской живописи, музыке, литературе?! И все знает о древнерусских живописцах. О хоровом пении и оперных певцах... И лекции - беседы с молодыми людьми у себя дома в Обнинске в основном об искусстве... Потом из его рассказов несколько прояснилось. Был бы он профессиональным (и, без сомнения, выдающимся) искусствоведом - да страсть более сильная победила. Пожалуй, не удивительно, что он колебался в выборе профессии -чем заниматься - историей западноевропейского искусства или биологией. Не удивительно, что колебался. Но не удивительно и то, что выбрал биологию. Биология, как было отмечено выше - страсть , она возникает в детстве и непреодолима. Притягивает все живое - жуки, головастики, собаки, рыбы, летучие мыши - с этим нельзя бороться - надо идти в биологи. Зато другие увлечения и менее сильные страсти придали Н. В. ренессансную широту и универсальность. Гонения партийных боссов лишили Н. В. и Е. А. значительной части смысла существования - возможности полноценной научной работы. Но все же это были новые времена - ведь в это же время Московский Горком ВЛКСМ организовывал под руководством Н. В. свои Летние школы... А когда Н. В. остался в Обнинске без работы, влиятельный и властный академик и генерал, директор вполне закрытого Института медико- биологических проблем, Олег Георгиевич Газенко , преодолев сопротивление "органов" зачислил Н. В. в свой Институт в качестве консультанта. Трудно выделить главный научный труд Н. В. Принято называть главной его работу с К. Г. Циммером и М. Дельбрюком в начале 30-х в Германии по определению размера гена [ 12_1 ]. Это столько же начало современной молекулярной биологии (молекулярной генетики), сколько начало радиобиологии. Они облучали гамма-лучами дрозофил и изучали зависимость частоты мутаций от дозы облучения. Так они вычислили минимальный объем в клетке, повреждение которого приводит к мутации. Этот объем по порядку величины оказался близким к размерам небольшой молекулы типа аминокислоты или нуклеотида. Ген оказался молекулярных размеров. Участник этой работы - тогда аспирант - физик-теоретик Макс Дельбрюк под влиянием Н. В. полностью переключился на исследование генетических механизмов. По совету Н. В. Дельбрюк занялся генетикой вирусов - этих, как теперь всем ясно, наиболее простых генетических образований, живых "генов", паразитирующих в клетках полноценных живых организмов. Свои основные труды Дельбрюк выполнил в США и прославился многими фундаментальными достижениями, отмеченными по справедливости Нобелевской премией. Но мы часто забываем, что в основе всех, и особенно оригинальных, достижений находится мысль. Исходная мысль, "идея" - наименее заметная часть научных достижений. Более точно - наименее материальная. Несколько слов на семинаре, реплика докладчику, иногда очень обидное замечание - могут определить направление исследований на всю жизнь.

В наше время почти не принято отмечать истоки идей, лежащих в основе научных достижений. Но идейные истоки современной молекулярной биологии имеют самое непосредственное отношение к рассказу о Н. В. Тимофееве- Ресовском. В очерке о Н. К Кольцове рассказано, как в 1893 г. на очередном Всероссийском съезде естествоиспытателей и врачей - эти съезды были важнейшими событиями в жизни страны - на пленарном заседании выступил с докладом профессор химии Московского Императорского Университета и Московского Императорского Высшего Технического Училища - Александр Андреевич Колли . Тема доклада - химическая природа микроорганизмов. Докладчик полагал, что в клетке помещается довольно мало молекул, а число признаков, передаваемых по наследству, очень велико. Отсюда вопрос: "как малое число молекул могут определять большое число признаков?" Вовсе не важно, что в то время нельзя было правильно оценить ни число молекул, ни число признаков. Важно, что на этом докладе был студент - зоолог Московского Университета Николай Кольцов. Поиски ответа на этот вопрос Николай Константинович вел всю жизнь. Как сказано в главе 12, Кольцов - крупнейший биолог XX века, родоначальник исследований биофизики живой клетки, сравнительный анатом, гидробиолог, генетик - особое место в истории нашей страны занимает как создатель могучей научной школы. Он почти всю жизнь учил студентов - на Высших женских курсах, в Университете Шанявского, в Московском Университете. И год за годом в своих лекциях обсуждал возможные ответы на вопрос, поставленный А. А. Колли. На лекциях, которые слушали Н. В. и Е. А. Тимофеевы-Ресовские в 1923-1925 гг., ответ уже был найден. Но опубликовал он свой ответ в 1927 г. в докладе на 3-м Всесоюзном съезде зоологов, анатомов и гистологов [ 12_12 ]. Ответ - малое число огромных нитевидных полимерных молекул содержат все наследственно закрепленные сведения о всех свойствах организма в виде определенного порядка, очередности расположения мономерных звеньев в полимерной цепи. И этот порядок, этот наследственный текст передается от "родительской" полимерной нити - молекулы к дочерней по принципу образования типографской реплики - отпечатка - на матрице. Свободные мономерные молекулы собираются в определенном порядке соответственно их порядку на исходной молекуле и только потом сшиваются химическими связями в новую полимерную цепь (см. [ 12_3 , 12_13 ]).

Матричный принцип передачи наследственной информации , изменчивости и размножения - самая главная идея XX века, равная по значению идеям квантовой механики. И, почти в силу этого, доклад Кольцова в 1927 г. не был услышан аудиторией. Тем более он не был воспринят в последующие годы, когда Кольцов вступил в бескомпромиссную и бесстрашную борьбу с Лысенко . Борьбу, кончившуюся смертью Н. К. и его жены Марии Полиевктовны в 1940 г. В Германии, Дании, Англии, в США громогласный Н. В. излагал в лекциях, в дискуссиях, на семинарах идеи своего высокочтимого учителя. И матричный принцип Кольцова вошел в сознание исследователей этих и других стран и перестал звучать как откровение. (А на родине имя Кольцова и его идеи не только не понимали, но всячески осуждали и поносили.)

В изданной в конце войны, знаменитой книге знаменитого основателя волновой механики Эрвина Шредингера - "Что есть жизнь..." - о матричном принципе сказано: "биологи полагают...". Друг Н. В. и поклонник Кольцова английский генетик и биохимик Дж. Холдейн вступился - опубликовал в Nature специальную статью (см. в [ 12_2 ]) - не вообще биологи полагают, а предложил после глубокого анализа Кольцов ! Проникнутый идеей Кольцова (в интерпретации и развитии Тимофеева-Ресовского) Макс Дельбрюк проводил свои исследования и учил новые поколения студентов. После войны в аспирантуру к Лурии и Дельбрюку поступил талантливый и любознательный орнитолог Дж. Уотсон. Они послали его в Европу учиться биохимии к датчанину Калькару . Биохимия не привлекла Уотсона и он (все это он написал сам в замечательной книге "Двойная спираль") поехал в Англию, в Кэмбридж, где Ф. Крик пытался расшифровать рентгенограммы ДНК, полученные Розалинд Франклин и Уилкинсом. И ничего не удавалось. Похоже какая-то спираль... Не хватало идеи. Идеи матрицы и комплементарной ей реплики. Эту идею и привез Уотсон. Скрывая свое открытие двойной спирали, спеша и волнуясь, они ждали выхода своей статьи (в марте 1953 г. в Nature). Так возникла современная молекулярная биология. "Пищевая цепь", как говорят в экологии, выглядит здесь так: Колли - Кольцов - Тимофеев-Ресовский - Дельбрюк - Уотсон. Но Н. В. в этой цепи отнюдь не простое последовательное звено - ему принадлежит чрезвычайно важное развитие матричного принципа Кольцова. Возможно самый важный вклад Н. В. в науку - концепция "конвариантной редубликации" , связывающая матричный механизм изменчивости и наследственности с теорией эволюции . А смысл этой концепции - матричное воспроизведение - размножение - любых вариантов наследственных текстов (конвариантно), в том числе и мутационно измененных. Тем самым естественному отбору предлагаются для оценки все новые и новые варианты, и совершается эволюция [ 12_3 ]. На основании этого механизма естественным представляется и происхождение жизни - с момента возникновения самых первых полимерных молекул, способных к конвариантному матричному размножению, и возникает жизнь.

Н. В. говорил, что дальше, под давлением естественного отбора начинается неуклонная биологическая эволюция. А о подробностях - как что было - советовал обращаться к А. И. Опарину , говоря "А я тогда был маленький и не помню...".

М. Дельбрюк получил Нобелевскую премию в 1969 г., через 13 лет после Дж. Уотсона. В своей нобелевской речи он говорил о Н. В. как о своем учителе. Но, на мой взгляд, не подчеркнул определяющую роль исходных идей Кольцова и Тимофеева-Ресовского. Когда же он приехал в Москву - повидаться с Н. В. - он делал гораздо более сильные акценты и в своем докладе (В Институте физ. проблем), и особенно дома у Льва Александровича Блюменфельда , где они были вместе с Н. В. И тут мне важно отметить чрезвычайно высокую нравственную традицию: Кольцов, излагая свой матричный принцип, говорил о нем как об идее, высказанной в 1893 г. в докладе Колли. Я тщательно изучил опубликованный текст этого доклада и другие труды этого автора. Ему, в самом деле, принадлежит постановка вопроса. И ни малейшего намека на ответ. До Кольцова идея аналогии живых существ с кристаллами (тоже размножающимися...) высказывалась неоднократно. Но матричную концепцию на уровне молекул, объясняющую основы биологии, придумал Кольцов. Идею конвариантной редубликации (репликации, размножения) как основу биологической эволюции - идею, связывающую молекулярную биологию с теорией эволюции - сформулировал Н. В. и приписал, вернее подарил, а может быть, еще вернее - посвятил своему учителю Кольцову. Но не высказывал Кольцов эту идею.... Незадолго до смерти, в больнице Н. В. признался Л. А Блюменфельду "моя это мысль...". Что-то я не знаю других примеров такого отношения к своим учителям. И вспоминаю отдельное издание в Париже в 1936 г. (?) его работы о природе гена с посвящением: "Моим дорогим учителям - С. С. Четверикову и Н. К. Кольцову"... (на французском языке), - и рассказы о всегда бывших перед ним в его кабинете в Берлин-Бухе фотографий Кольцова и Четверикова. А может быть самые важные - это труды Н. В. по популяционной генетике на божьих коровках , или исследования циркумполярной изменчивости серебристых чаек, или работы по биогеоценологии и экологии...

А может быть самое важное - это биологические методы борьбы с радиоактивными загрязнениями и радиобиологические исследования, так и оставшиеся в секретных отчетах и не использованные после чернобыльской катастрофы?

Будучи в Германии, Н. В. не просто оставался российским, советским гражданином, сохранял советский паспорт и отказывался переменить гражданство, он посылал все свои труды в библиотеку Московского Университета. И был убежден, что его труды на родине вполне известны. Я не рассказал ему, что, в самом деле, в конце 60-х нашел оттиски его основных работ в этой библиотеке. Но они были не разрезаны - их ранее никто не читал...

После лагеря и поразившей его от почти смертельного голода пеллагры он навсегда лишился возможности читать, и почерк его стал почти нечитаем. Ему читала Елена Александровна. А широко известные в научном мире книги по теории эволюции и радиобиологии он писал вместе с сотрудниками и учениками Н. В. Глотовым , А. В. Яблоковым , Н. Н. Воронцовым , М. И. Шальновым , А. В. Савичем , Вл. И. Ивановым , В.И. Корогодиным и другими (см. [ 12_4 , 12_5 , 12_6 , 12_7 ]). Писал вместе - т. е. диктовал своим соавторам после детального обсуждения с ними тщательно продуманный текст. Я говорил в начале о парадоксе - сохранении не искаженного репрессивной советской действительностью облика российского интеллигента - аристократа духа, казака Тимофеева (он же князь Всеволожский) вдали, вне СССР, в Германии - более того, в фашистской Германии.

Н. В. прошел на родине тюрьму и каторгу - это его не изменило. Это как-то объяснимо - он мог понять допрашивающего его следователя:

"Ну ладно, если велено пришить мне обвинение в шпионаже - пожалуйста. Только напиши, что я чилийский (?) шпион. Потом прочтут и поймут, что этого быть не могло." А дальше, на свободе, была непривычная ему советская действительность. Он не мог и не стал к ней приспосабливаться. Трудно дышится воздухом современности уцелевшим или ожившим ископаемым.

Тимофеевы-Ресовские жили в Германии с 1925 по 1945 гг. При них в Германии к власти пришли фашисты. При них расцвела расовая теория - расизм. При них генетика стала наукой, используемой нацистами для обоснования расового неравенства. А они были генетиками! При них была "хрустальная ночь" - ночь массовых погромов и убийств евреев. При них началось уничтожение евреев в лагерях смерти. Они жили в Германии, когда Гитлер начал Вторую Мировую войну. Они - российские граждане! - жили в Германии, когда началась Великая Отечественная Война. 22 июня 1941 г. началась эта ужасная война. А через 4 месяца большая часть Европейской России была занята германскими войсками. Немцы оккупировали родные для Н. В. места - 10 октября они заняли Калугу и вскоре подошли вплотную к Москве! Это была истинно народная, Отечественная война. Миллионы погибших, сожженные и разграбленные города и села. Голод и несчастье над всей страной.

Я хорошо помню это время - мы уходили из Калуги , когда туда входили немцы (см. очерк о В. С. Зотове и В. Н. Дегтяреве - как-то все концентрируется в моих рассказах вокруг Калуги - Чижевский, Циолковский, Зотов, Тимофеев-Ресовский). Как можно было вынести все это, находясь в Германии? А мы жили в Советском Союзе. Террор начался не просто при жизни Ленина, но по его указаниям и под его руководством. Ленин умер в 1924 г. Террор при Сталине затмил все сравнения. Как мы это пережили! Есть ли хоть одна семья не затронутая террором? Как могла существовать такая страна? А так же, как и гитлеровская Германия. Массовые собрания трудящихся, с бурным энтузиазмом поддерживающие террор. Эти иступленные крики "Смерть врагам народа!", "Расстрелять как бешенных собак!" (людей, о которых кроме лживых газетных сообщений ничего не было известно). Эти "бурные, переходящие в овации, аплодисменты" при одном лишь упоминании имени великого вождя всех времен и народов. Это кажется мне странным и страшным сном. И это все было. В эту страну стремился вернуться Н. В. Тимофеев-Ресовский с семьей, долго не веря в быструю и безусловную гибель по возвращении. И вернулся бы, если бы не настойчивые предупреждения Н. К. Кольцова (очень лично для Николая Константиновича опасные) - Не возвращайся, погибнешь! В размышлениях об удивительной судьбе и личности Н. В. существенно сопоставление с биографиями его братьев. См. Виктор Владимирович Тимофеев , Владимир Владимирович Тимофеев Гибель братьев, арест Вавилова, смерть Кольцова, еще много раньше арест и ссылка Четверикова , аресты и гибель выдающихся генетиков Н. К. Беляева , Г. Д. Карпеченко и многих-многих, аресты и гибель выдающихся врачей, инженеров - достаточные основания не возвращаться на верную гибель не только свою, но и зависящей от тебя семьи. Незадолго до смерти бесстрашный Кольцов прямым текстом в письме, переданном с оказией, писал своему любимому ученику - не возвращайся.

И он остался в Германии с советским паспортом, не изменяя своему обычаю верности России. Они с Еленой Александровной заплатили за это решение жизнью любимого сына Фомы (Дмитрия) , погибшего в Гестапо. Фома был страстным патриотом Советского Союза и стал активным участником подпольной организации "Берлинского Бюро ВКП(б)" . А как же парадокс сохранения облика российского интеллигента? Сохранения смелости суждений и независимости поступков, так поразивших всех нас при знакомстве с Н. В.? Он оказался между Сциллой и Харибдой. Но Германия оставалась для него чужой страной. Он все 20 лет оставался гражданином СССР, России. Он занимался научными исследованиями, буйствовал на научных семинарах и оставлял политику и общественную жизнь Германии за пределами своей активности. Но так не мог поступить его старший сын Дмитрий, называемый дома Фома. Фома родился в 1925 г. Его детство и юность прошли в Германии. Он остро и активно переживал все происходящее в Германии. И как это бывает с детьми на чужбине, был страстным патриотом Советского Союза. Этот российский, безоговорочный патриотизм был у него от родителей. Талантливый и яркий студент, Фома - Дмитрий во время войны стал одним из организаторов подпольного Берлинского бюро ВКП(б) - т. е. Всесоюзной Коммунистической Партии Большевиков. Они организовывали саботаж на военных заводах и распространяли листовки об успехах Красной Армии в боях против фашистов. Н. В. боялся за сына. Но, как стало недавно известно, сам печатал ему листовки у себя в лаборатории. Наивный Фома и его товарищи не могли выжить в борьбе с Гестапо. Они были арестованы. Несчастные родители! Нет ничего, чтобы они не попытались сделать для спасения сына. Скольким семьям пришлось пережить это! Н. В. была предложена страшная сделка - цена освобождения Фомы - сотрудничество с фашистами. И он отказался. В Древней Греции или Древнем Риме это бы стало сюжетом трагедии, а в наше жестокое время... В наше время столько таких трагедий! Попробуйте представить себе его чувства, когда стало известно, что Фома переведен из тюрьмы Маутхаузен в концлагерь, откуда не возвращаются... Елена Александровна не могла поверить, что сын погиб и многие годы и после войны жила в надежде на его возвращение. В начале 60-х, через почти 20 лет после окончания войны, племянник Н. В. - сын его брата Владимира - Андрей Тимофеев узнал, наконец, адрес своих родственников на Урале, в Свердловске. Он приехал из Ленинграда в Свердловск. Дверь открыл младший сын Е.А. и Н. В. тоже Андрей - его двоюродный брат. Братья молча смотрели друг на друга. Они оба ощущали значительность происходящего. Андрей (Николаевич) - мягкий и деликатный - тихо спросил "Кто Вы?", "я брат твой!" - громким голосом сказал приехавший! "Фома!" - закричала в глубине квартиры Елена Александровна - и упала без чувств. В фильме, снятом режиссером Е. С. Саканян, об этом рассказывает Андрей - племянник - а у слушающих его видны слезы.

Вот и прошел наш XX век. Настал уже не наш, а новый, для новых поколений - XXI век. Они будут знать, что в конце нашего века без войны распалось на части могучее и непобедимое государство. Государство, фундамент которого составляли утопические идеи и кровавый террор.

Жестокую диктатуру заменила неустойчивая и несовершенная демократия. Это если говорить патетически. Но в реальности еще много лет и, может быть, много поколений результаты 70-летней Советской власти будут проявляться в нашей жизни. Мы - советские люди. Нам в самом деле трудно примириться с фактом - всю войну семья Тимофеевых-Ресовских жила в Германии... А мы в это время... После выхода в свет книги Гранина "Зубр" (о Н. В.) несколько патриотов выступили в печати с резким осуждением - как это Н. В. не вернулся в СССР! В самом деле, как это он не дался в руки палачам?! Нет необходимости спорить с ними. Но после освобождения из концлагеря до самого последнего времени Н. В. не был реабилитирован и, следовательно, признавался осужденным на законном основании. Сам Н. В., естественно, не считал себя виновным и просить о реабилитации полагал ниже своего достоинства. Однако многим из нас казалось важным добиться его реабилитации. Это один из лейтмотивов упомянутых выше замечательных фильмов - трилогии о Зубре режиссера Саканян . Не меньшие страсти разгорелись и в связи с обвинениями Н. В. в сотрудничестве с фашистами как генетика и даже в проведении опытов на людях с радиоактивными материалами. Все это оказалось домыслами, основанными на "здравом смысле": ну, не мог же он, находясь в фашистской Германии, не сотрудничать... Мог. Не сотрудничал. Не проводил (см. [ 12_8 , 12_9 , 12_10 , 12_12 ]). И потому и сохранил тот удивительный облик свободного и смелого человека, который так впечатлил нас в 1956 г. Ощущение значительности, необычности общения с Н. В. переживали многие. Так возникало стремление сохранить его облик, мнения, рассказы. По-разному реализовывалось это стремление. На семинарах и школах включали магнитофоны, делали фотографии, снимали кинофильмы. В. Д. Дувакин и М. В. Радзишевская приезжали в условленное время в Обнинск и Н. В., однажды смирившись с "этой шпионской машиной", записывал очередную "историю". Я предпочитал записи без специальной подготовки в непринужденной обстановке, у костра в Летней школе, за столом в дружеской компании, на лекциях и дискуссиях. Мои записи, естественно, труднее для расшифровки - много голосов (чьих?) перебивают друг друга. Правда, мощный бас Н. В. побеждает. Ритм и темы разговора причудливо изменяются. Это труднее для перенесения на бумагу, но зато - это многомерный театр жизни. Даниил Александрович Гранин , сколько я знаю, не вел магнитофонных записей. Он слушал и "впитывал". Поразительная способность! Его книга о Н. В. "Зубр", в сущности, также основана на ощущении почти ожившего ископаемого. Опубликование "Зубра" в Новом Мире в 1987 г. (?) было чрезвычайным событием. Переведенный на разные языки, "Зубр" оказался в разных странах и облик Н. В. стал доступен разным поколениям. Н. В. посвящены три серии кинофильма, снятого режиссером и автором Е. С. Саканян: "Рядом с Зубром", "Охота на Зубра", "Друзья и враги Зубра". Н. В. посвящаются конференции и симпозиумы. О нем издана по инициативе и под редакцией Н. Н. Воронцова книга "Николай Владимирович Тимофеев- Ресовский. Очерки. Воспоминания. Материалы" [ 12_10 ]. Но особую ценность представляют его собственные недавно дважды изданные "Воспоминания" [ 12_8 ] - бережно переписанные с магнитной пленки записи его замечательных рассказов. Их и должны прочесть те, кто захочет узнать о Н. В. "из первых рук".

Ссылки: