 |
Кропоткин Александр Алексеевич (-1886)
Александр Алексеевич Кропоткин был аристократом духа, и человек большого развития. Он умел подойти к каждому, вести беседы на разные темы с людьми совсем маленьких знаний, и его речи, мысли, всегда были оригинальны, отличались от банальной, скучной практической сметки.
В суждениях он не боялся своих противоречий и, как порывистый человек, страстно, искренне стремился отыскать истину. По складу ума это был человек науки. Его труды по астрономии были еще до ссылки отмечены специальной литературой. Во время своего пребывания в Томске он занимался вопросами об изменчивости видов, и настолько серьезно, что у него составилась по этому вопросу значительная библиотека, большею частью на иностранных языках. И вообще по своему обширному развитию он был энциклопедистом в смысле научных знаний.
Он был революционером-теоретиком, хотя политическую экономию не считал наукой, так как, говорил он, "под нее нельзя подвести математические основания". Но конспиратором-практиком по своей пылкой искренности, едва ли он мог быть.
Сослан в Сибирь Александр Алексеевич, главным образом, за сношения с эмигрантами за границей, с П.Л. Лавровым , анархистом Элизе Реклю , с которым был в дружбе и, сотрудничая с ним в его работах по географии, открыто бывал у них в свои приезды за границу. Все это было учтено "всевидящем оком" и внесено в книгу живота. И когда Кропоткин вернулся в Петербург, его потянули в Третье отделение, где во время допроса он держал себя очень независимо, утверждая за собой право быть знакомым с кем он пожелает, а такие знакомства, как Э. Реклю и другие считает для себя лестными. Вообще жандармы много неприятных слов выслушали от него. Конечно, добавлением к вине послужило то, что брат его Петр Алексеевич , будучи пажом его величества, очутился в рядах революционеров, и бегство, среди бела дня, на глазах у стражи брата Петра, что случилось в следующем году после высылки Александра Алексеевича, были главной причиной долгой задержки Александра Алексеевича в Сибири. По докладу государю шефа жандармов Потапова, А.А. Кропоткин был выслан в Восточную Сибирь, в Минусинск на неопределенный срок. Потом по переводе его в Томск , при Александре III, ему был назначен срок, который кончался 9-го сентября 1886 года.
При воспоминании томской колонии, образ Александра Алексеевича Кропоткина невольно вызывает чувство глубокого сожаления. В то время брат его П.А. Кропоткин среди ученых Запада, среди друзей- единомышленников проводил в жизнь устным и печатным словом близкие его духу идеи, выпустил в свет ряд научных трудов, дал много статей общественного характера, освещающих всесторонне жизнь. В то время как Петр Алексеевич мог полностью развернуть свои способности, внести ценный вклад в сокровищницу человеческой мысли ("Взаимная помощь, как фактор эволюции", "Этика", "Великая французская революция", "Исследования о ледниковом периоде", "Записки революционера", "В русских и французских тюрьмах", труды по географии, истории и пр. и пр. - см. музей имени Кропоткина), и, как революционер- мыслитель, пользовался заслуженным почетом и уважением, в это время его "горячо любимый брат" (см. "Записки революционера" П.А. Кропоткина) на протяжении одиннадцати лет переносит мстительную травлю русского правительства. Ему запрещена переписка с братом, с зарубежными друзьями. Выписываемые им научные книги, о трансформизме, философии, астрономии фильтруются невеждами и многие не допускаются. Ему с семьей ограничивают и так скромные получки из его собственных средств, бояться, что часть их будет отослана брату-анархисту, который пред всем миром жестоко критикует русское самодержавие.
"Будь силен и развивай мощь своей души. Будь силен, будь велик в своих действиях, если хочешь вести жизнь полную и плодотворную", - говорит П.А. Кропоткин (см. музей имени Кропоткина).
А условия жизни Александра Алексеевича беспощадно трепали нервы, и слабела воля по природе болезненно чуткого человека. Власть на местах ссылки мелочными придирками вызывала резкий отпор и со стороны более здоровых, спокойных людей. Так, не довольствуясь каждодневным посещением стражника, приходит, однажды, чин наведаться и поздравить "князя" с праздником. А Кропоткин, всегда искренний, ненавидевший какие бы то ни было подходы, просто-напросто спустил праздничного соглядатая с лестницы. Такое же непочтение, хотя бы и к дворняжкам власти, ставится плюсом на черной доске.
Товарищи по ссылке большею частью находили применение своей энергии, имели заработок, участвовали так или иначе в общественной работе, как могли ставили палки в самодержавное колесо, распространяя идеи социализма среди обывателей.
А.А. Кропоткин благодаря своей непрактичности, не находил возможности применить свои знания в ссылке, и всегда был среди книг, рукописей без надежды увидеть свои труды напечатанными. Чтобы бежать за границу, нужны большие средства и ловкость конспиратора, его же ни в какую краску перекрасить не удалось бы. Кроме того он и не решился бы оторвать себя навсегда от России, потому что возвращение было бы невозможно.
(из собр. Музея им. П.А. Кропоткина)
фото П.А. Кропоткин, 1864 г. Огорчало Александра Алексеевича и "неумение жить", как он говорил, сокращать свои расходы до минимума. "Сколько вы, морячка (морячкой он называл меня, так как однажды возвращаясь с Ульяновым с какой-то пирушки, они "плавали" по улицам Томска, отыскивая американца Дюлонга , погибшего по изысканиям в северных морях. Затем, мы удачно с ним пели дуэтом "что за жизнь моряка?"), проживаете в месяц?" - спрашивает однажды меня Александр Алексеевич, посматривая на нашу уютную, благодаря цветам, комнату.
- Много, Александр Алексеевич, муж за уроки получает почти шестьдесят рублей, все тратим, - говорю.
- Но ведь это слишком мало для семьи: я на извозчиков иной месяц трачу рублей пятнадцать, хотя очень экономлю! - с искренним недоумением восклицает он.
- Ну, у нас этой траты нет, предпочитаем свою пару [ног]. И во всем путаемся с мелочной расчетливостью. Правда, скучно?
- Не в скуке тут дело, морячка, а в том, что мы неприспособленные к жизни люди, - возразил он с унынием.
Но мы все знали, как он щедро откликается на просьбы человека в нужде, и с особенной радостью шел навстречу в этом отношении возвращающимся из ссылки. Вспоминается большое собрание в квартире Кропоткина тридцатого августа, в день его именин. Шумно, весело, разнообразно. Народ молодой, интересный. Темы разного содержания чередуются с шутками, песнями. От общей беседы делятся на группы. В комнате хозяина более почтенной публикой ведется речь о беспредельных мирах, о бесконечно великом и малом. Хозяин, как всегда, не довольствуется видимым миром, ему не дают покоя вопросы о смысле жизни, происхождения мира и прочее.
- Может быть, и видимая для нас пустота, воздух, тоже заполнен недоступными нашим грубым чувствам, духовными существами?, - говорит улыбаясь Александр Алексеевич.
- Ха-ха-ха! - смеются трезвые реалисты - там у вас под окном наверное это духовные невидимки, припрятавшись, подслушивают, что говорят и о чем поют в квартире Рюриковича? (князья Кропоткины - прямые потомки первого князя на Руси Рюрика: Рюрик, Игорь, Святослав... до Ростислава Смоленского. В 1470 году Дмитрий Смоленский за кропотливость действий назван "Кропотка". См. музей имени Петра Кропоткина, Москва. Досаждая русскому самодержавию, П.А. Кропоткин имел основание сказать, что они Кропоткины имеют больше прав на русский престол, чем Романовы).
И надо же было случиться, что как раз в этот вечер "невидимки", пользуясь тем, что внимание хозяев занято гостями, очистили всю их кладовую: сундуки с зимней одеждой оказались пустыми. Все запасы на зиму вместе с банками, мешками исчезли. А хозяева даже носимую в это время года одежду вынесли в кладовую, чтобы в прихожей дать место одежде гостей. Очевидно, грабеж был не случайный, и все увезено на лошади.
Таким образом семья в шесть человек вся осталась без одежды и без зимней обуви. Приняли все меры, но нашли только пальто няни.
- Я уверена, что тут замешана полиция, - говорит Вера Севастьяновна , жена Александра Алексеевича, - когда мы с няней убирали все в кладовую, заходил полицейский за отметкой.
- Ну, тогда, Верочка, нечего и хлопотать: действовали, значит, самые неуловимые воры. В другой раз, если у нас еще будет одежда, в кладовую на лестнице не прячь!, - говорит наученный горьким опытом практичный хозяин.
Летом в 1884 году политическим было разрешено поселиться на даче. Красивая холмистая местность верстах в восьми от Томска по реке Ушайке привлекла несколько наших семейств, Волховские, Соловьевы, Кропоткины, Зубок-Мокиевские и другие поселились в деревне Заварзино. Чтобы следить за отпущенными на дачу, в квартире сельского старосты, у которого мы, Ульяновы, занимали избу, поселился вооруженный с ног до головы стражник. Добродушный, услужливый мужик, снявши амуницию, колол дрова, играл с детьми, сидя на завалинке, и вдруг в одно воскресенье сумел так упиться, что совершенно обезумел: ходит с револьвером по улице и дикими выкриками старается внушить к себе страх, как к власть имущему, и особенно подчеркивает свое превосходство пред сельским старостой и десятским.
- Вы, что? деревня! а я власть, надзор! и над кем еще, понимаете?! и что хочу, то и сделаю... чтобы... у меня! - И вдруг раздается выстрел. Испуганные бегут во все стороны, а озверевший человек входит еще в больший азарт. Но одному опекаемому, А.А. Кропоткину удалось схватить сзади за локти буяна и обезоружить. С трудом скрутили "власти" руки и уложили в телегу. Долго толковали, что с ним делать, и из опасения подобных выходок, решили отправить в город.
- Как бы не превысить власть?, - волновался староста. А "политическая стража" барахталась, барахталась и уснула сном праведника. Спящим и увезли вместе с вооружением, по настоянию старосты не вынули и заряды: "чтобы не заподозрили в чем". Самолюбие десятника, здоровенного мужика, оказалось сильно задетым выкриками пьяного и он начал было мстить врагу кулаками.
- Как вам не стыдно! вы такой богатырь, а он пьяный, да еще связанный. Или не слыхали, что "лежачих не бьют"?, - как всегда рыцарски вступился за "лежачего" Александр Алексеевич, проявляя истинное благородство. И часто приходилось видеть и убеждаться, насколько этот человек был гуманно-благородного нрава. Жители Заварзина относились к нашей публике очень благодушно. Женщины с удовольствием снабжали молоком, творогом и другими благами деревни. Но вот в один дождливый темный вечер из Томска явилась целая орда полиции, жандармерии с начальством во главе. Вся деревня в тревоге: одних понятых потребовалось десятка два. Искали, рылись у некоторых до утра и ни с чем отъехали, оставивши всех на даче. Но жители после обысков относились уже с опаской.
- Что это - насчет фальшивых денег? - спрашивает тетка с молоком. Объясняю как могу.
- А, вот что! это еще страшнее. Неужели и соседи (Кропоткины) такие? а сам-то кажется смирным, хорошим?. В это время томским губернатором был Ив. Ив. Красовский , бывший инспектор московского университета, уже большой старик, благоволивший к политическим, особенно к учившимся в московских учебных заведениях, Волховскому, братьям Мороз и другим. От него, конечно, не могли исходить какие бы то ни было репрессии. Значит, был приказ из центра проверить "благонадежность" сосланных.
За мирной беседой или в горячих спорах А.А. Кропоткин всегда был простым, светлым, доступным. В его глубоких глазах всегда горел огонек искреннего чувства к собеседнику. Он умел смягчить остроту и недовольство спорящих, хотя сам представлял из себя комок нервов. Сидим мы, однажды, на завалинке около нашей избы и толкуем на разные темы. День ясный, теплый. Кругом тихо. Тут же за деревней начинается могучий сибирский лес. Впереди выступает кедр-великан, ветви которого шатром раскинулись над поляной. На другой стороне деревни вместе с рекой Ушайкой вдаль уходят полосой поемные луга.
- У нас земля черная, негодная для посевов, - говорит подсевший к нам староста - вон, два хозяина немного от скуки засевают, их деды-то расейские, ну и тянет к земле. А живут беднее нас, потому как неподходящая она.
- Чем же вы живете? - спрашивает Кропоткин.
- Мы то? живем сеном, дровами. Тоже плетняк в город доставляем. Но больше сеном. Беда только, покосов все меньше становится: Расея все прет, а мужик тамошний жаден до земли, - плакался сибиряк, который, по его же словам разгуливал на тридцати-сорока десятинах, выбирая, где сочнее трава.
- Раньше-то было беспредельно, - добавляет он. И долго бы еще плакался "малоземельный сибиряк", так как день был праздничный, но подошел мальчик, живший в соседстве в келье с бабушкой. На нем красная рубаха с розовой заплаткой во весь живот.
- Тетенька, а тетенька! - обращается он ко мне, как к знакомой, - вишь, у меня новая рубаха, одна заплата. И он тычет пальчиком в заплату, улыбаясь во весь рот.
- А бабушка ватрушку испекла, большую. Мы все рассмеялись.
- Вот оно счастье, - говорит Кропоткин, - и не одни дети от новых заплат приходят в восторг. Вы, морячка, говорите, что природа обидела женщину, свалив на нее главную заботу продолжения рода человеческого - вернулся он к прерванному разговору по поводу покинутой с ребенком женщины.
- Напротив, я нахожу, что природа богато одарила ее, развивая с первых дней своего ребенка, будущего человека, она развивает и свой разум, свою волю, и, не подозревая того, ведет человечество вперед. А все то, о чем хлопочут женщины-революционерки, все это временное и только дополнение к главному высшему назначению (может быть, в каких- либо подробностях я не в точности передаю слова нашей беседы, так как пишу по памяти, но общий характер передаю без малейшего преувеличения).
И разговор перешел к жизни первобытных людей, когда женщина хлопотала об устройстве жилища для беззащитного своего детеныша и хранила "огонь" своего дома.
Много было у А.А. Кропоткина духовной красоты, поэтического. Из русских поэтов он более всего любил Лермонтова, и в иные минуты мог говорить наизусть целые поэмы, как "Мцыри", "Демона" и другое. Временами Александр Алексеевич был оптимистом по-детски. Однажды велись долгие разговоры по поводу пережитых революций на Западе и о том, что положительного дали они народу. Конечно, как всегда, перешли к положению дел у нас. Мрачные краски сгущать не требовалось, особенно в восьмидесятых годах, и настроение у публики получилось весьма пессимистическое.
- А я готов голову отдать на отсечение, - заявляет Кропоткин, - что не пройдет и пяти лет, как мы будем иметь конституцию не хуже английской!. Но прошло еще двадцать лет, на протяжении которых самодержавие душило в рудниках, в тюрьмах, в отдаленных и "не столь отдаленных" местах ссылки цвет своей молодежи, пока наконец не раскачалась масса до смелости, до всеобщей, великой забастовки, когда движение по всей России величественно остановилось, точно говоря - "довольно".
Но Александр Алексеевич Кропоткин не дожил и до этого первого сдвига застоявшейся страны, не дожил и до пробной русской революции, до 1905 года: еще 25 июля 1886 года его нервная система не выдержала, и он навсегда успокоил свое беспокойное сердце пулей.
Ссылки: