Дзержинский Феликс Эдмундович (1877-1926)

Один из руководителей польского социал-демократического движения. Большевик. С декабря 1917 года основатель и председатель ВЧК-ОГПУ (с перерывом в июле - сентябре 1918 года). В 1919-1923 годах одновременно нарком внутренних дел РСФСР и с 1921 года - нарком путей сообщения. С февраля 1924 года - Председатель ВСНХ СССР.

 Жена – МУШКАТ Софья Сигизмундовна (1882-1962/8)

Из Бажанова

Старый польский революционер, ставший во главе ЧК с самого ее возникновения, он продолжал формально ее возглавлять до самой своей смерти, хотя практически мало принимал участия в ее работе, став после смерти Ленина председателем ВСНХ (Высшего Совета Народного Хозяйства) (вместо Рыкова , ставшего председателем Совнаркома). На первом же заседании Политбюро, где я его увидел, он меня дезориентировал и своим видом, и манерой говорить. У него была наружность Дон-Кихота, манера говорить - человека убежденного и идейного. Поразила меня его старая гимнастерка с залатанными локтями.

Было совершенно ясно, что этот человек не пользуется своим положением, чтобы искать каких-либо житейских благ для себя лично. Поразила меня вначале и его горячность в выступлениях - впечатление было такое, что он принимает очень близко к сердцу и остро переживает вопрос партийной и государтвенной жизни. Эта горячность контрастировала с некоторым холодным цинизмом членов Политбюро. Но в дальнейшем мне все же пришлось несколько изменить мое мнение о Дзержинском.

В это время внутри партии была свобода, которой не было в стране; каждый член партии имел возможность защищать и Отстаивать свою точку зрения. Так же свободно происходило обсуждение всяких проблем на Политбюро. Не говоря уже об оппозиционерах, таких как Троцкий и Пятаков, которые не стеснялись резко противопоставлять свою точку зрения мнению большинства, - среди самого, большинства обсуждение всякого принципиального или делового вопроса происходило в спорах.

Сколько раз Сокольников , проводивший денежную реформу, восставал против разных решений Политбюро по вопросам народного хозяйства, говоря: "Вы мне срываете денежную реформу; если вы примете это решение, освободите меня от обязанностей Наркома финансов". А по вопросам внешней политики и внешней торговли Красин , бывший Наркомом внешней торговли , прямо обвинял на Политбюро его членов, что они ничего не понимают в трактуемых вопросах и читал нечто вроде лекций.

Но что очень скоро мне бросилось в глаза, это то, что Дзержинский всегда шел за держателями власти, и если отстаивал что-либо с горячностью, то только то, что было принято большинством. При этом его горячность принималась членами Политбюро как нечто деланное и поэтому неприличное. При его горячих выступлениях члены Политбюро смотрели в стороны, в бумаги, и царило впечатление неловкости. А один раз председательствовавший Каменев сухо сказал: "Феликс, ты здесь не на митинге, а на заседании Политбюро". И, о чудо! Вместо того, чтобы оправдать свою горячность ( "принимаю, мол, очень близко к сердцу дела партии и революции"), Феликс в течение одной секунды от горячего взволнованного тона вдруг перешел к самому простому, прозаическому и спокойному. А на заседании тройки, когда зашел разговор о Дзержинском, Зиновьев сказал: "У него, конечно, грудная жаба; но он что-то уж очень для эффекта ею злоупотребляет". Надо добавить, что когда Сталин совершил свой переворот, Дзержинский с такой горячностью стал защищать сталинские позиции, с какой он поддерживал вчера позиции Зиновьева и Каменева (когда они были у власти).

Впечатление у меня в общем получалось такое: Дзержинский никогда ни на йоту не уклоняется от принятой большинством линии (а между тем, иногда можно было бы иметь и личное мнение); это выгодно, а когда он горячо и задыхаясь, защищает эту ортодоксальную линию, то не прав ли Зиновьев, что он использует внешние эффекты своей грудной жабы?

Это впечатление мне было довольно неприятно. Это был 1923 год, я еще был коммунистом, и для меня кто-кто, а уж человек, стоявший во главе ГПУ, нуждался в ореоле искренности и порядочности. Во всяком случае, было несомненно, что в смысле пользования житейскими благами упреков ему сделать было нельзя - в этом смысле он был человеком вполне порядочным. Вероятно, отчасти поэтому Политбюро сохраняло его формально во главе ГПУ, чтобы он не позволял подчиненным своего ведомства особенно расходиться: у ГПУ, обладавшего правом жизни и смерти над всем беспартийным подсоветским населением, соблазнов было сколько угодно. Не думаю, что Дзержинский эту роль действительно выполнял: от практики своего огромного ведомства он стоял довольно далеко, и Политбюро довольствовалось здесь скорее фикцией желаемого, чем тем, что было на самом деле.

Первый заместитель Дзержинского (тоже поляк), Менжинский , человек со странной болезнью спинного мозга, эстет, проводивший свою жизнь лежа на кушетке, в сущности тоже очень мало руководил работой ГПУ.

Получилось так, что второй заместитель председателя ГПУ Ягода , был фактически руководителем ведомства.

Ссылки: