Судьба творческой интеллигенции после революции

Прежде всего развитие лысенкоизма стало возможным в результате сложившейся сразу после революции системы рекрутирования кадров научной и технической интеллигенции из так называемых неэксплуататорских классов. Обдумывая в августе-сентябре 1917 года будущее государственное устройство России после революции, Ленин, вслед за Марксом, пришел к мысли (и отчетливо выразил это в написанной в эти дни книге "Государство и революция"), что никаких хлопот с "господами интеллигентиками" не будет: само собой разумелось, что они поголовно и без сопротивления перейдут в услужение новой власти, благо и службы от них особенной не требуется.

Рецепт участия интеллигентов старой выучки в строительстве новой жизни, изложенный в книге "Государство и революция", был следующим:

"Вполне возможно немедленно, с сегодня на завтра, перейти к тому, чтобы свергнуть капиталистов и чиновников, заменить их в деле контроля за производством и распределением, в деле учета труда и продуктов - вооруженными рабочими, поголовно вооруженным народом. Не надо смешивать вопрос о контроле и учете с вопросом о научно образованном персонале инженеров, агрономов и пр.; эти господа работают сегодня, подчиняясь капиталистам, будут работать еще лучше, подчиняясь вооруженным рабочим. Когда большинство народа начнет проводить самостоятельно и повсеместно такой учет, такой контроль за капиталистами (превращенными теперь в служащих) и за господами интеллигентиками контроль станет действительно универсальным, всенародным, тогда от него нельзя будет никуда уклониться, "некуда будет деться". Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы" ( 6_3 ).

Утопичность ленинского рецепта выяснилась сразу после октября 1917 года. Большинство представителей интеллигенции не стало "работать еще лучше, подчиняясь вооруженным рабочим". В первые же месяцы большевики убедились, насколько они ошибались, надеясь на безропотную поддержку интеллигенцией их власти, ее "имманентную" приверженность к услужению.

"Вспомните, товарищи, - говорил один из вождей партии Н.И. Бухарин 23 июля 1926 г. на траурном заседании пленума Московского Совета по случаю смерти Ф.Э. Дзержинского , - что было тогда, когда мы только пришли к власти ... Почти вся интеллигенция - служащие, учителя, инженеры, государственные чиновники - отказывались работать" ( 6_4 ).

Бухарин несомненно хорошо знал положение дел и говорил правду. Сходные высказывания можно найти и у Ленина. Но в чем была причина такого поведения интеллигенции?

Произошло это не потому, что образованным слоям русского общества была чужда революция. Демократические традиции, многолетняя вера в торжество разума, законности, уважения человеческого достоинства ... - все эти чувства зрели именно в образованных слоях общества. Поэтому многие интеллигенты с восторгом встретили октябрьский переворот.

Но первые же действия советской власти показали, что прекраснодушным идеалам нет места в новом правопорядке. Представители интеллигенции как непролетарской общественной группы были ущемлены во всех правах. В особенности это касалось деятелей науки - преподавателей высшей школы, профессоров, ученых. В партийной программе большевиков было записано:

"Наука есть ... орудие организации производства и всего хозяйства. А в обществе классовая наука есть, кроме того, орудие господства высших классов, орудие социальной борьбы и победы классов поднимающихся' ( 6_5 ). Само выделение понятия "классовой науки" было демонстративным. Приводя эти слова, некто Дегтярев , заведовавший в 1918 году Отделом высшей школы в газете "Правда" , продолжал:

"Так определяется наука коммунистами ... А в действительности ... отчужденной от жизни, далекой от пролетариата, чуждой и равнодушной к его героической борьбе, своей замкнутой жизнью живет Высшая Школа' ( 6_6 ). Сообщая с возмущением читателям "Правды" о том, что в Московском университете на юридическом и филологическом факультетах так и преподают, как при царе, юриспруденцию и филологию, историю права и лингвистику, якобы ненужные и даже вредные народу, Дегтярев спрашивал:

"Почему в то время, как во всей жизни Республики применяется идея диктатуры пролетариата, участвовать в разрешении политических и экономических вопросов имеют право только трудящиеся, почему в Области Просвещения этот принцип отвергается? Почему введен классовый паек на всякую пищу, а на духовную нет. Или мы так богаты нашими средствами, что можем воспитывать и организовывать наших классовых врагов?... Не лучше ли даже закрыть ненужные факультеты, дающие ненужные знания ненужным людям? В университете аудитории заняты на 100% своей вместимости ... а рядом пролетарские учебные заведения подчас не могут найти сносного помещения. Да здравствует Пролетарское просвещение" ( 6_7 )

В этих условиях участь творческой интеллигенции и ученых, в первую очередь, стала трагической. Те же, кто пришли к власти, не хотели, да, впрочем, и вряд ли могли понять это. Необразованность большинства новых руководителей страны вынужден был признать даже сам Ленин. В марте 1919 года на VI съезде РКП(б) он сказал: "Если когда-нибудь будущий историк соберет данные о том, какие группы в России управляли эти 17 месяцев, ... никто не поверит тому, что можно было этого достигнуть при таком ничтожном количестве сил. Количество это было ничтожно потому, что интеллигентные, образованные, способные политические руководители в России были в небольшом количестве" (6_10).

Дегтярев указывал, в качестве положительного и нуждающегося в поддержке, на предложение о создании новых форм вузов в советской России, в которых бы головы студентам не забивали всякой буржуазной чепухой, а ограничивались минимумом знаний. Он писал: . ... в N25 "Известий" В.Ц.И.К. от 21 ноября т. Стучка поднимает вопрос об организации Особого Института для изучения Советской Службы..." ( 6_8 ). Это предложение кажется. Дегтяреву особенно ценным.

Таким образом, обойтись без интеллигенции старой выучки не удалось. В то же вревмя привлекать в широком масштабе на службу новому порядку старую интеллигенцию большевикам казалось рискованным. Власти предпочли создать для нее такие условия, при которых не было возможности для проявления приверженности к иным идеалам, кроме идеалов большевизма, когда оставалось лишь одно: безропотно повиноваться и исполнять приказы комиссаров. В уже упоминавшейся речи на заседании памяти Дзержинского Н.И. Бухарин , вспоминая отказ "почти всей интеллигенции" работать при власти большевиков, говорил, что единственный выход из положения руководители страны видели в принуждении:

"Товарищ Ленин говорил тогда, что надо найти такого товарища, который имел бы в себе нечто якобинское" ( 6_11 ). Таким человеком стал Ф.Э. Дзержинский , возглавивший специальный аппарат "по борьбе с контрреволюцией и саботажем" - ВЧК (Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию) (создана постановлением СНК РСФСР от 7/20/ декабря 1917 г.), имевшую губернские и уездные, а также транспортные, фронтовые и армейские отделения. "В феврале 1918 г. ВЧК было дано право, наряду с передачей дел в трибунал, непосредственно расстреливать шпионов, диверсантов и других активных врагов революции" ( 6_12 ).

К числу подлежащих расстрелу относили, в первую очередь (после того как были экспроприированы фабрики и заводы, отнята земля у ее владельцев и разогнаны органы управления), представителей интеллигенции.

"... специалисты науки, техники все насквозь проникнуты буржуазным миросозерцанием". говорил Ленин, противопоставляя их рабочим и крестьянам ( 6_13 ).

Подобное отношение к интеллигенции обернулось неисчислимыми бедами: все отрасли хозяйства огромной страны разваливались, а новой власти приходилось разрываться между двумя взаимоисключающими тенденциями - с одной стороны, невозможностью наладить работу при отсутствии достаточного числа образованных партийных кадров, а, с другой стороны, отрицательным отношением новой власти к подавляющему большинству интеллектуалов и интеллигенции вообще. В стране началась ожесточенная борьба со всеми, кто мог подозреваться в сочувствии к свергнутому строю, кто имел несчастье родиться в обеспеченных семьях, ко многим из тех, кто получил сносное образование, приобрел право именовать себя российским интеллигентом и т. д.

Красный террор , развернутый повсеместно в советской России, ширился с каждым днем. Закрытие множества газет и непериодических изданий (включая издания социалистических и демократических партий России), запрещение собраний, митингов, демонстраций и другие крутые меры вызвали возмущение многих выдающихся деятелей культуры. Среди них оказались и те, кто был известен своими демократическими взглядами, кто ранее помогал как духовно, так и материально социалистам и коммунистам, и прежде всего "Буревестник революции", много лет передававший партии Ленина личные сбережения и организовавший сбор денег в пользу Ленина,

Максим Горький резко протестовал против такого отношения к интеллигенции в газете "Новая жизнь". Не менее определенно высказывался Владимир Галактионович Короленко , опубликовавший знаменитые письма наркому Луначарскому .

Уже через две недели после Октябрьского переворота М.Горький писал:

"Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия. На этом пути Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления, вроде бойни под Петербургом ( 6_14 ), разгрома Москвы ( 6_15 ), уничтожения свободы слова ( 6_16 ), бессмысленных арестов - все мерзости, которые делали Плеве и Столыпин ... я верю, что разум рабочего класса, его сознание своих исторических задач скоро откроет пролетариату глаза на всю несбыточность обещаний Ленина, на всю глубину его безумия и его Нечаевско-Бакунинский анархизм. Рабочий класс не может не понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт, стремится довести революционное настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть - что из этого выйдет? ... Рабочий класс должен знать, что чудес в действительности не бывает, что его ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная кровавая анархия, а за нею - не менее кровавая и мрачная реакция. Вот куда ведет пролетариат его сегодняшний вождь, и надо понять, что Ленин не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата" ( 6_17 ).

В конце 1917, весь 1918 и вплоть до 1919 года Горький публикует одну за другой статьи, в которых обвиняет большевистскую власть в незаконности террора, подавлении демократии, свобод, имевшихся даже в Царской России, постоянно называет новых вождей нечаевцами - страшным для русских демократов именем убийцы Нечаева , прототипа героя романа Ф.М. Достосвского "Бесы" .

"Заставив пролетариат согласиться на уничтожение свободы печати, - пишет Горький 10/23/ ноября 1917 года, - Ленин и приспешники узаконили этим для врагов демократии право зажимать ей рот; грозя голодом и погромами всем, кто не согласен с деспотизмом Ленина-Троцкого, эти "вожди" оправдывают деспотизм власти, против которого так мучительно долго боролись все лучшие силы страны .. Вообразив себя Наполеонами от социализма, ленинцы рвут и мечут, довершая разрушение России - русский народ заплатит за это озерами крови ... Эта неизбежная трагедия не смущает Ленина, раба догмы, и его приспешников - его рабов" ( 6_18 ).

"Поголовное истребление несогласномысляших, - продолжал он 17/30/ января 1918 г., - старый испытанный прием внутренней политики российских правительств. От Ивана Грозного до Николая II-го этим простым и удобным приемом борьбы с крамолой свободно и широко пользовались все наши политические вожди - почему же Владимиру Ильичу отказываться от такого упрощенного приема?" ( 6_19 ).

Особое беспокойство вызывают у Горького страшные гонения на интеллигенцию:

"Затратив огромное количество энергии, рабочий класс создал свою интеллигенцию - маленьких Бебелей, которым принадлежит роль истинных вождей рабочего класса, искренних выразителей его материальных и духовных интересов. ... И вот остаток рабочей интеллигенции, не истребленный войною и междоусобицей, очутился в тесном окружении массы, людей психологически чужих, людей, которые говорят на языке пролетария, но не умеют чувствовать по-пролетарски, людей, чьи настроения, желания и действия обрекают лучший, верхний слой рабочего класса на позор и уничтожение" ( 6_20 ). "Но более всего, - продолжает Горький, - меня поражает и пугает то, что революция не несет в себе признаков духовного возрождения человека, не делает людей честнее, прямодушнее, не повышает их самооценки и моральной оценки их труда" ( 6_21 ).

Не менее определенно говорил В.Г.Короленко . Вот некоторые выдержки из его дневников ( 6_22 ).

13 ноября 1917 года: "Трагедия России идет своей дорогой. Куда? ... Большевики победили и в Москве и в Петрограде. Ленин и Троцкий идут к насаждению социалистического строя посредством штыков и революционных чиновников ... Во время борьбы ленинский народ производил отвратительные мрачные жестокости. У Плеханова (больного) три раза произвели обыск."

19 марта 1918 года: "Большевик - это наглый "начальник", повелевающий, обыскивающий, реквизирующий, часто грабящий и расстреливающий без суда и формальностей".

16 марта 1919 года: "Революционная охранка ничем не отличается от жандармской. Прежде была в ходу "неблагонадежность". Теперь - "контрреволюционность".

20 июня 1919 года: "Расстрелы учащаются. Опять расстреливают без суда ... Киевские "Известия" то и дело печатают длинные кровавые списки расстрелянных без всяких действительных оснований".

22 июля 1919 года: "В Киевских "Известиях" напечатана статья "Будем беспощадны" ... Это чудовищное рассуждение, ставящее на место объективных признаков преступления психологию и чтение в сердцах, напечатано в официальном органе украинской советской власти ... /Статья/ заканчивается прямым призывом к доносам".

2 сентября 1920 года: "Самодурство большевиков, ничем не отличающееся от произвола и самодурства царской власти, а главное - разруха производства, которой не видно конца, порождающая страдания рабочей массы, - все это уже посеяло реакцию в довольно еще темной массе "диктатора пролетариата"".

Короленко с болью пишет о результате таких действий:

"Одно из непосредственных последствий большевизма - обеднение России интеллигенцией" (запись от 31 мая 1920 года). Надежды Горького и Короленко на то, что русский народ и, в особенности, его рабочий класс, узнав о гибели пролетарской интеллигенции, встанет на ее защиту, не сбывались. Избиение кадров интеллигенции продолжалось и в 1918, и в 1919 годах, и позже. Только за 1918 и первую половину 1919 года лишь в 20 губерниях России ВЧК (Всероссийская Чрезвычайная Комиссия) (без учета всевозможных армейских, рабочих и прочих трибуналов, ячеек, специальных отрядов, карательных групп и т.д.) расстреляла по официальным данным Члена Коллегии Наркомвнудела и ВЧК, председателя ЧК и Военного Трибунала 5-й армии Восточного фронта Мартына Ивановича Лациса (псевдоним Судрабса Яна Фридриховича) , опубликованным в советской печати в 1920 году ( 6_23 ), 8389 человек (Лацис при этом замечает: "ЦИФРЫ. ПРИСТАВЛЕННЫЕ ЗДЕСЬ, ДАЛЕКО НЕ ПОЛНЫ").

Арестовано , по его же сведениям, за это время было 87 тысяч человек, раскрыто контрреволюционных организаций - 412, подавлено крестьянских восстаний - 344.

Для сравнения можно указать, что почти за 100 лет репрессий царских правительств (включая кровавый разгром революции 1905 года), то есть за период с 1826 по 1906 г. г., смертная казнь была применена всего 894 раза ( 6_24 ).

Подавляющее большинство казненных за первые два года советской власти было представителями интеллигенции. (Наверное, всем тоталитарным режимам имманентна эта ненависть к людям умственного труда - вспомним Гитлера и Хомейни, тысячами истреблявших прежде всего интеллектуалов).

С.П. Мельгунов , ведший счет политических убийств органами Чрезвычайной Комиссии по данным, публиковавшимся в советской печати, сумел собрать сведения, которые, конечно, не охватывали всей картины бедствий (его цифры, к слову сказать, были меньше цифр, приведенных Лацисом). Но зато в них была ясно видна направленность террора главным образом против интеллигенции. Вот каким было распределение расстрелянных ВЧК в 1918 году по социальным группам интеллигентов - 1286 заложников (чиновники, офицеры и пр.) - 1026 крестьян - 962 обывателей - 468 неизвестных - 450 преступных элементов - 438 за преступления по должности - 187 слуг - 118 солдат и матросов - 28 буржуазии - 22 священников - 6-19 Сопоставление цифр - 22 казненных представителя буржуазии и 1286 представителей интеллигенции - говорит красноречивее всяких слов!

М. Лацис позже (1919-1921 г.г.) ставший председателем Всеукраинской ЧК, так объяснял массам "юридическую" обоснованность социального террора в статье "Красный террор" , опубликованной 1 ноября 1918 года: "Не ищите в деле обвинительных улик с тем, воcстал ли он против Совета орудием или словом. Первым делом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы и должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл и суть Красного Террора ... Да здравствует Красный Террор!"( 6_26 )

Без сомнения, ведущий сотрудник центрального аппарата ЧК Лацис хорошо знал, что пишет. Он пересказывал те директивы, которыми руководствовались в повседневной жизни чины рангом повыше. Еще более категорично, чем Лацис, высказывался в 1918 году редактор журнала "Красный меч" (орган Всеукраинской ЧК, Киев) Лев Крайний :

"У буржуазной змеи должно быть с корнем вырвано жало, а если нужно, и разодрана жирная пасть, вспорота жирная утроба. У саботирующей, лгущей, предательски прикидывающейся сочувствующей внеклассовой интеллигентской спекулянтщины и спекулянтской интеллигенции должна быть сорвана маска.

Для нас нет и не может быть старых устоев морали и гуманности, выдуманных буржуазией для угнетения и эксплуатации низших классов" ( 6_27 ).

К чему могли привести малограмотный народ огромной отсталой страны такие пламенные призывы? Не пирровой ли победой оборачивался разгром интеллигенции?

.... Я обязан с горечью признать, - писал Горький в марте 1918 года, - враги -правы, большевизм - национальное несчастье, ибо он грозит уничтожить слабые зародыши русской культуры в хаосе возбужденных им грубых инстинктов" ( 6_28 ). "Бесшабашная демагогия большевизма, - продолжал он через две недели, - возбуждал темные инстинкты масс, ставит рабочую интеллигенцию в трагическое положение чужих людей в родной среде" 6-2 ( 6_29 ).

Просочились протесты против такого беззакония и в центральную большевистскую печать. Так, известный большевик Емельян Ярославский (псевдоним Губельмана Минея Израилевича ) писал в газете "Правда" 25 декабря 1918 года:

"Слов нет: "на войне - по военному". И все же мы не можем допустить, чтобы вопрос о профессии и образовании решал судьбу обвиняемого. В момент обостренной борьбы с буржуазией, принадлежность к этому классу много значит, но все же не решает вопроса о судьбе обвиняемою. У нас есть много очень уважаемых товарищей, вышедших из буржуазных классов.

Воображаю только Карла Маркса или тов. Ленина в руках такого свирепого следователя.

- Имя ваше?

- Карл Маркс

- Какого происхождения?

- Буржуазного.

- Образование?

- Высшее.

- Профессия?

- Адвокат, литератор.

Чего тут рассуждать еще, искать признаков виновности, улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом! К стенке его и только. В этом смысл и суть Красного террора? Какая нелепость!

... Но. зная целый ряд весьма и весьма вредных последствий для Советской республики, для дела социализма именно подобного рода приемов Красного террора, я решительно протестую против них ... никогда пролетариат не думал об истреблении интеллигенции, а ему говорят: спроси, получил ли подозреваемый высшее образование? Если да - убей его, не доискивайся точных улик. Мы думаем, что такого рода "Красным террором" мы не уменьшим, а увеличим врагов Советской республики, а потому считаем его совершенно недопустимым" ( 6_31 ).

Как ни протестовал Ем. Ярославский против такой практики, против подобных форм обращения с людьми, они существовали. В том же номере "Правды", на той же странице М. Ольминский в статье "В глуши" приводил примеры беззакония ЧК в крупном городе страны - Нижнем Новгороде (сейчас город Горький) и Нижегородской губернии. Возможно, пытаясь снять накал страстей и обвинить "пролезших" в партию, Ольминский сообщал:

"... в качестве чрезвычайного следователя работает бывший городовой, - теперь он коммунист; Комиссар продовольствия - бывший урядник; Секретарь труда - бывший полицейский пристав из Нижнего Новгорода, уволенный за взяточничество еще при царизме" ( 6_32 ). Но Ольминский вынужден признать: "Чрезвычайка стремится выбится из-под всякого контроля. Были расстрелы во дворе тюрьмы, на глазах арестантов ... Коммунист, заведующий кинотеатром, заставил мужика перенести его (на себе) через грязь под угрозой расстрела" ( 6_33 ).

Ссылки: