Пешкова Екатерина Павловна

Первая жена Горького

Н. Я. Мандельштам в своей первой книге воспоминаний говорит о Пешковой: она в 1920-х - 1930-х годах состояла председательницей "Политического Красного креста" [ 51 ] , т. е. Пешкова была как бы посредником между политическими преступниками и ВЧК, или НКВД, или ГПУ. Началось все через ее дружбу с Дзержинским , которого она ставила очень высоко за "моральные качества". Когда-то она устроила к нему на службу Максима, и он тоже оценил личность Дзержинского, и даже иногда мечтал вернуться в Россию и опять работать с ним. Как председательница Политического Красного креста, Ек.П. ходатайствовала перед председателем ВЧК за арестованных эсеров (она сама состояла в молодости в партии эсеров). Их расстреливали и ссылали все равно, как бы ее и не было, но тем не менее живущие в эмиграции в Париже эсеры верили в ее помощь и ежегодно собирали суммы для посылки арестованным на ее адрес. Н. Я. Мандельштам пишет: "Жены арестованных проторили дорогу в "Политический Красный крест" к Пешковой. Туда ходили в сущности просто поболтать и отвести душу, и это давало иллюзию, столь необходимую в периоды тягостного ожидания. Влияния "Красный крест" не имел никакого. Через него можно было изредка переслать в лагерь посылку или узнать об уже вынесенном приговоре и о совершившейся казни. В 1937 г. эту странную организацию ликвидировали, отрезав эту последнюю связь тюрьмы с внешним миром".

Она была женой Горького неполных десять лет. После кризиса в 1903-1904 годах они остались близкими друзьями. Она в свое время, судя по всему, не могла не знать о растрате Парвуса ; в 1912-1913 годах она была посвящена в тот факт, что жизнь Горького с Марией Федоровной идет к концу. Она знала про В. В. Тихонову , и теперь (ей было в 1925 году сорок семь лет, она была моложе Андреевой на шесть лет), когда у нее был полуофициальный друг, как тогда говорили, Михаил Константинович Николаев , заведующий "Международной книгой" , она очень спокойно относилась к Муре, только старалась гостить в доме Горького тогда, когда ее там не было. К ее эсерству Горький очень рано начал относиться презрительно: "Твои эсеры,- писал он ей в 1905 году,- довольно-таки пустяковый народ. Шалый народ!" Это не мешало ему доверять ей во всем. После разрыва из- за Андреевой Горький мечтал, что "время все залечит", что и случилось. "Будь добра,- писал он Пешковой в отчаянные для него дни, когда в январе 1905 года Мария Федоровна на гастролях в Риге заболела перитонитом и с ней там был ее поклонник Савва Морозов , а Горький вырваться в Ригу не мог, зная, что его там арестуют,- будь добра, привыкни к мысли, что [М. Ф.] и хороший товарищ, и человек не дурной, чтобы в случае чего не увеличивать тяжесть событий личными отношениями". Если "Политический Красный крест" , как пишет Н. Я. Мандельштам, не помогал заключенным и их семьям, то он несомненно помогал той, которая была его председательницей. Ек. П., благодаря работе с Дзержинским, сделалась "кремлевской дамой": она ездила за границу раза два в год, оставалась там долго, и даже навещала своих старых друзей, теперь эмигрантов - социалистов, игравших до Октябрьской революции роль в русской политике, и вплоть до 1935 года - насколько мне известно - видалась и с Ек. Д. Кусковой , и с Л. Ос. Дан . Помочь их друзьям и единомышленникам (которые когда-то были и ее партийные товарищи) она ничем не могла, но аура бесспорной порядочности, если и не прозорливости, окружала ее. В Европе она чувствовала себя так же уверенно, как у себя в Москве, в свое время она много лет прожила с сыном на итальянской Ривьере и в Париже. В ней было что- то от старой русской революционерки-радикалки, принципиальное, жесткое и, как это слишком часто бывает,- викторианское, пуританское. Юмора Максима она не понимала, его увлечений футболом, аэропланами новейшей конструкции, марками и популярными экспедициями не разделяла. Но в Сорренто чувствовала себя хорошо, была всем довольна и по четыре часа загорала на балконе в столовой, в купальном костюме, на январском солнце. В своих рассказах она сильно нажимала на энергию Дзержинского, на чистоту идей Ленина и на то обстоятельство, что Горького в России ждут, что без него там литературы нет и не будет, и что если он не вернется в ближайшие годы, то его там могут вытеснить в сердцах читателей те, кто побойчее и помоложе, а главное - погорластее.

А какое будущее в Европе у их единственного сына? Он здесь совершенно не развивается. Ходасевич пишет: "С первого же дня ее пребывания начались в кабинете Алексея Максимовича какие-то долгие беседы, после которых он ходил словно на цыпочках и старался поменьше раскрывать рот, а у Екатерины Павловны был вид матери, которая вернулась домой, увидала, что без нее сынишка набедокурил, научился курить, связался с негодными мальчиками,- и волей- неволей пришлось его высечь. Порою беседы принимали оттенок семейных советов - на них приглашался Максим".

Первая жена Горького

Ссылки: