Атомная бомба РДС-1 - первая в СССР: испытание 1949 г.

Источник: Щелкин Ф.К., 2004

См. Завенягин и организация испытания РДС-1

 19 августа 1949 года Спецкомитет возложил на А.П. Завенягина руководство доставкой заряда из плутония и нейтронных взрывателей из КБ-11 на Учебный полигон N 2. Завенягину поручено сопровождать "Груз N 1" на всём пути следования, а также обеспечить его сохранность во время подготовки к испытанию.

А.А. Бриш : "медленно ехали мы по узкоколейке - мы ведь везли заряд. С нами был плутониевый заряд, поэтому мы были так осторожны. Ехали Харитон , Завенягин , кстати, ехали ночью. За несколько километров до "точки" появился заместитель Берии, он присоединился к нам. 21 августа А.П. Завенягин, И.В. Курчатов и Ю.Б. Харитон были уже на месте.

22 августа. Генеральная репетиция взрыва. В последний день с участием Завенягина исследован плутониевый заряд.

23-е. Рассмотрен порядок работы КБ-11 по подготовке и собственно испытанию заряда РДС-1 . Среди участников совещания и А.П. Завенягин.

В. Алферов : "Вблизи стальной башни соорудили спецздание, в котором собиралась бомба, его назвали ДАФ - по первым буквам фамилии Духова , Алферова , Флерова . Сборка была разбита на три этапа: I этап - сердцевина бомбы, этим занимался Духов, потом II этап - подключение автоматики и III этап - устройство инициирования. Происходила сборка так: Духов и два исполнителя все делали своими руками - ради секретности больше никого не подпускали. При этом велся особый журнал, Харитон тщательно читал инструкцию, исполнитель делал все буквально в соответствии с инструкцией, Харитон подходил посмотреть - так ли все? - и снова читал инструкцию. Потом Харитон докладывал Курчатову , тот приходил и расписывался в том журнале, и все продолжалось. Такую процедуру придумал сам Курчатов: несмотря на всю его демократичность, он любил, чтобы ответственные моменты, фиксировались в писаных документах - "писдокументах", как называл их он сам и его окружение. При сборке двух полусфер были сделаны замеры штангенциркулем и сличение с чертежом. Тут вдруг обнаружилась та самая фаска, которую забыли внести в чертёж, сработало коварство "писдокумента", Харитон побелел, однако Духов не растерялся и говорит: "Смотрите, в чертеже написано: острые края кромки притупить". Но тут возник Завенягин: "Затупить, мол, это не фаску сделать, фаска - это когда 0,2 мм и больше". Позвали Курчатова, тот не без юмора говорит Зельдовичу : "Яша, рассчитай - будет прорыв волны из-за фаски?" Зельдович все понял и пошел "рассчитывать". Через несколько минут приносит и показывает Курчатову совершенно чистый лист. Тот взглянул и дает команду - продолжать сборку!".

Е.И. Забабахин : "По-видимому, Курчатову мы были обязаны тем, что в сложнейшей обстановке первых испытаний не было ни серьезных ЧП, ни заметных неувязок. Большую и хорошую роль в этом сыграли Зернов , Ванников , Малышев и Завенягин , но дела шли гладко не потому, что было четкое разделение функций руководства - научного и административного (я думаю, этого еще не было), а обеспечивалось это атмосферой деловитости и доброжелательства".

26-е. Поздний вечер. Руководители КБ-11 представили И.В. Курчатову и А.П. Завенягину акты о готовности всех узлов "изделия 501" к опыту, после чего было установлено его время - 29 августа, 8.00.

И.Н. Головин : "Работа идет круглосуточно. Курчатов и Завенягин лично следят за всеми приготовлениями. Их обоих можно видеть то на месте будущего взрыва, то в помещениях сборки узлов бомбы, то в бетонированных блиндажах-лабораториях".

В ночь на 29 августа Ю.Б. Харитон и Н.Л. Духов с помощниками в присутствии И.В. Курчатова, А.П. Завенягина, А.С. Александрова и П.М. Зернова установили поршень нейтронного инициатора в центральную часть изделия, где уже разместился плутониевый "шар Духова". 3 часа ночи. Монтаж ядерного заряда окончен. Спустя примерно час "изделие" поднято на 30-метровую башню. Среди нескольких человек, завершавших там подготовку к взрыву, - А.П. 6 утра. Предпоследним башню покинул А.П. Следом - К.И. Щелкин , опломбировавший вход.

Щелкин Феликс

В отчете Щелкина , который хранится в архиве КБ-11, читаем: "... к 4.00 утра на центр поля, к башне, после опечатывания системы автоматики и разъемов на подрывной линии, прибыли Щелкин и Матвеев с боекомплектом электродетонаторов. Получив разрешение у находившихся у башни Берии и Курчатова на подъем изделия на башню, Щелкин отдал распоряжение на вывоз изделия из сборочной мастерской. Д.А. Фишман с четырьмя мастерами КБ-11 выкатили изделие по рельсовому пути и установили его в клети грузового подъемника башни. Начальник полигонов КБ-11 Г.П. Ломинский , которому было поручено управление подъемником, тщательно проверил крепление изделия. Щелкин и Матвеев с боекомплектом капсюлей-детонаторов поднялись на башню на пассажирском лифте. Вслед за ними туда же поднялись А. П. Завенягин и А. С. Александров . Получив разрешение, Ломинский и техник А. А. Измайлов подняли грузовую кабину на отметку 30 метров, где она была закреплена. Вместе с изделием на лифте поднялся П.М. Зернов . В 5 утра все, за исключением К. И. Щелкина, С. Н. Матвеева, Г. П. Ломинского, А. П. Завенягина, А. С. Александрова и П. М. Зернова, покинули башню. С поля был эвакуирован весь личный состав, кроме офицеров охраны МГБ. Осмотр изделия, снаряжение его капсюлями- детонаторами, подключение к подрывной схеме и повторный осмотр заняли около часа и были закончены к 6 часам.

В.И. Жучихин : "Капсюли вставлял Ломинский ( Г.П Ломинский , нач. полигонов КБ-11 ), ему помогал Матвеев , Щелкин читал инструкцию, Завенягин стоял в уголке, как контролер-наблюдатель, ни во что не вмешиваясь. Последняя операция - моя. Дальше пешком вниз по лестнице. Первыми - Ломинский и Матвеев, за ними - я. Затем спустился Завенягин. Спустился и смотрит вверх, а последним был Щелкин. Для безопасности лестница была огорожена. Щелкин зацепился за ограждение, и у него из кармана выпал фонарь. И вот фонарь летит сверху, а Завенягин смотрит и говорит: "Да что же там падает?" И вдруг фонарь этот с грохотом падает около него!".

Чертовщина какая-то.

О ходе этих операций Зернов по прямому проводу докладывал Курчатову, находившемуся на командном пункте... Все, находившиеся в башне, спустились вниз по лестнице. Замыкающими были А. П. Завенягин и К. И. Щелкин, который вышел последним и опломбировал вход в башню".

"Машина уже ждёт. Поехали. На промежуточном пункте С.Н. Матвеев в присутствии А.П. Завенягина и К.И. Щёлкина включил разъём, соединив тем самым аппаратуру на башне с системой контроля и управления, установленной на командном пункте".

Об обстановке, которая царила на полигоне перед самым взрывом, написано много. Завенягин уже сделал своё дело и если и находился среди "главных испытателей", то чувств своих ничем не выдавал. Хотя персональная ответственность "контролёра", конечно, давила. И в случае неудачи вспомнили бы и его. Непременно. Да и Л.П. Берия постарался "разрядить" напряжение. В своём стиле, конечно: "вдруг при общем молчании за десять минут до взрыва раздаётся голос Берии: "А ничего у вас, Игорь Васильевич, не получится!" "Что вы, Лаврентий Павлович! Обязательно получится!" - восклицает Курчатов и продолжает наблюдать, только шея его побагровела и лицо сделалось мрачно-сосредоточенным. -Десять секунд, пять секунд три, две, одна, пуск! Курчатов резко повернулся лицом к открытой двери. Небо уже померкло на фоне освещённых холмов и степи. Курчатов бросился вон из каземата, взбежал на земляной вал и с криком "Она!" - широко взмахнул руками, повторяя: "Она, она!" - и просветление разлилось по его лицу. Столб взрыва клубился и уходил в стратосферу. К командному пункту приближалась ударная волна, ясно видимая на траве. Курчатов бросился навстречу ей. За ним рванулся Флёров , схватил его за руку, насильно увлёк в каземат и закрыл дверь.

Председатель госкомиссии Л.П. Берия обнял Курчатова со словами:
"Было бы большое несчастье, если бы не вышло!"

Курчатов хорошо знал, какое было бы несчастье".

В.И. Жучихин : "В заключительных операциях на всех участках работ всегда присутствовал А.П. Завенягин. Он внимательно всматривался в порядок производимых работ, всегда старался понять до конца суть дела, особенно каждого устройства, его надежность. Причем свой интерес он проявлял не во время работы, а только после ее завершения, перед подписанием акта о готовности. Получалось, что его дотошные вопросы, не мешали работе и в то же время заставляли людей осмыслить все проделанное и не раз думать о том, все ли сделано, так ли, как надо, не стоит ли чего-нибудь улучшить. Завенягин являлся представителем ведомства Берии, но был прямой противоположностью генералу Мешику ( П.Я. Мешик , начальник режимной службы по полигону). Исключительно доброжелательный, очень уравновешенный человек, с первых же слов разговора он сразу располагал людей к себе и создавал непринужденную обстановку. Никогда не повышал голоса, а если собеседника нужно было "укоротить немедля", то лишь изрекал короткую фразу: "На этом все. Будь здоров!" - означавшую "умолкни и уходи!". Пока готовились к испытаниям, А.П. чуть было не травмировался. Для спускающейся клети (речь идет о башне, на которой устанавливали "изделие") сделали яму порядка метра глубиной с четырьмя металлическими штырями- опорами для клети. Возле ямы, заложив руки за спину, долго прогуливался А.П. Ну и оступился. Повезло еще: лишь слегка оцарапался. Сразу же поставили шлагбаум, чтобы такое не повторилось.

Щелкин Феликс

Здесь остается добавить один факт, которого нет в отчете. О нем рассказал отец много лет спустя. Башня на высоте 30 метров, где находились люди и изделие, раскачивалась под воздействием порывов ветра с амплитудой 1 метр. Капсюли-детонаторы содержали ВВ и могли сработать от удара, находясь вне изделия или специальной тары. Никогда их установка - а были проведены три генеральных репетиции - не проводилась в условиях такой "качки". Природа сопротивлялась как могла, или напоминала: осторожнее, ребята!!! Интересно, что этой ответственной и опасной операцией в присутствии трех генералов руководил гвардии рядовой Щелкин. Воистину неисповедимы пути Господни. Я и сейчас испытываю гордость за отца, потому что сразу после взрыва он "откололся" от руководства и остался с "ребятами" праздновать победу. С "ребятами", с которыми он два года и пять месяцев, днем и ночью, плечо к плечу, с чувством величайшего духа причастности к наиважнейшему для защиты Родины делу бился за эту победу. Как на фронте, одну на всех. Опять цитирую В. И. Жучихина, на этот раз "репортаж" из-за праздничного стола в гостинице для ИТР 29.08.1949 года: "Впервые мы услышали из уст Кирилла Ивановича о том, каким образом формировался коллектив нашего института. По личному поручению Сталина высокопоставленные чиновники ЦК партии отобрали для института именитых ученых, партийных руководителей и руководителей крупных производств - тех, кто зарекомендовал себя как талантливый организатор и высококвалифицированный специалист. Однако почти все они оказались отвергнутыми Щелкиным , которому Сталин предоставил право окончательно отбирать специалистов по своему усмотрению. По предположению Кирилла Ивановича, если под одну крышу собрать заслуженных деятелей науки и техники, то они скорее заведут междоусобную полемику, нежели объединят свои усилия и начнут всерьез заниматься совершенно новой для всех, не имеющей аналогов проблемой. Для поиска подходов к новой и очень сложной атомной проблеме, доведения ее решения до конца нужны были молодые люди, еще не испорченные именитым положением. Лишь молодым присущи задор и смелость, желание рискнуть, а без этих качеств в данном случае нельзя было обойтись". Отец был счастлив, что не ошибся в этих действительно задорных и смелых, рисковых молодых ребятах. Еще одно очень важное свидетельство Виктора Ивановича. После взрыва Берия обратился к Курчатову с предложением дать название заряду. Игорь Васильевич ответил, что название уже есть и крестный отец - Щелкин. "Россия делает сама". Дело в том, что в документах заряды давно обозначались аббревиатурой "ракетный двигатель" - РДС-1, 2 и т. д. Ю. Б. Харитон слышал, что это наименование расшифровывал секретарь Спецкомитета Махнев как "реактивный двигатель Сталина". Очень может быть. Однако очень важно, что, пожалуй, в самый важный день их жизни и Курчатов, и Щелкин поддержали расшифровку "Россия делает сама". Это очень символично. Оба наверняка знали расшифровку Махнева. И тем не менее, "Россия делает сама". И Берия поддержал. Два из трех самых информированных о роли разведки в атомном проекте человека - Берия и Курчатов - согласились со Щелкиным, одним из двух самых информированных в стране людей о том, как делали нашу первую атомную! Это принципиальнейший факт для истории Российской науки!

Официальный отчет об испытании, адресованный Берии и написанный по поручению Спецкомитета от КБ-11, подписал один Щелкин . Почему? Не знаю. Первого сентября в эпицентр атомного взрыва на открытой легковой автомашине отправились Зернов, Щелкин, два фотографа и дозиметрист. Что двигало этими людьми? Не знали, что это опасно? Знали. Они знали также, что дело, которому они служат, крайне необходимо их Родине. Ответственность за порученное каждому дело, человеческая смелость, бескорыстная любовь к Родине - вот "двигатель" этой пятерки. Отец просто не мог подписать отчет, не увидев всего своими глазами. Вот что он рассказал об этом эпизоде. После душа все сели за обильно уставленный едой стол. Перед каждым стояла бутылка водки. Задача одна - выпить как можно больше. Врач следил за теми, кто мало пил, и подливал. Водкой пытались снизить самую большую опасность пребывания людей на зараженной местности. Дело в том, что самые узкие кровеносные сосуды находятся вблизи спинного мозга человека. Радиоактивные осколки, испускающие альфа-частицы, застревают именно в этих сосудах. И хотя путь пробега альфа-частицы в организме всего около 4 мм, этого достаточно, чтобы уничтожить красные кровяные тельца. Заболевание белокровием - раком крови - может наступить и через несколько месяцев, и через 20 лет, в зависимости от количества застрявших в сосудах у позвоночника радиоактивных осколков. Алкоголь расширяет сосуды, и радиоактивный осколок проскакивает узкое место и попадает туда, где он не опасен.

См. Завенягин после испытания первой атомной бомбы

Ссылки: