Яковлева Татьяна (?-1991)

К моменту знакомства с Маяковским Татьяне Яковлевой было двадцать два года; по словам Эльзы , "в ней была молодая удаль" и "бьющая через край жизнеутвержденность, разговаривала она захлебываясь, плавала, играла в теннис, вела счет поклонникам". Она родилась в 1906 году в Петербурге, но в 1913-м переехала в Пензу , где ее отцу, архитектору Алексею Яковлеву, поручили проектирование нового городского театра. В семье была еще одна дочь, на два года моложе Татьяны, - Людмила , или Лила. В 1915 году родители разошлись, и отец уехал в США. Вскоре после этого мать вышла замуж за богатого антрепренера, который потерял все свое состояние в годы революции. В 1921 году, во время голода на юге России , муж умер от истощения и туберкулеза, после чего мать вышла замуж в третий раз.

В 1922 году Татьяна тоже заболела туберкулезом, вероятно заразившись от отчима, и ее дядя, Александр Яковлев, проживавший в Париже, при содействии промышленника Андре Ситроена устроил ей возможность приехать во Францию. Летом 1925 года, когда Татьяне едва исполнилось девятнадцать, она прибыла в Париж, где уже несколько лет жили ее бабушка и тетушка Сандра, оперная певица, часто выступавшая вместе с Шаляпиным.

Первые годы Татьяна заботилась о своем здоровье и в свет не выходила, но появившись наконец в высших кругах Парижа, сразу произвела фурор.

Высокая, ростом около ста восьмидесяти сантиметров, с длинными ногами, она отличалась необыкновенной привлекательностью и была постоянно окружена вниманием мужчин, среди которых был нефтяной магнат Манташев .

Благодаря своей внешности она вскоре начала работать статисткой в кино и манекенщицей у Шанель, кроме того, рекламировала чулки на афишах, которые висели по всему Парижу. Она также зарабатывала, изготавливая шляпки, что впоследствии станет ее профессией. Ее дядя Александр был известным путешественником и успешным художником, и он познакомил Татьяну с людьми искусства - писателем Жаном Кокто и композитором Сергеем Прокофьевым (с которым накануне первой встречи с Маяковским она играла в четыре руки Брамса).

Татьяна Яковлева, приблизительно 1928 г.

Осенью 1930 года Татьяна родила дочь Франсин , но через несколько лет развелась с дю Плесси и вышла замуж за художника мод Алекса Либермана , который тоже был выходцем из России. В 1941 году семья сбежала в Нью- Йорк, где Татьяна быстро сделала себе имя как шляпница в знаменитом универмаге "Закс" на Пятой авеню, Алекс работал художественным редактором в журнале "Вог". После смерти Сталина Татьяна передала стихотворение "Письмо к Татьяне Яковлевой" и письма Маяковского к ней Роману Якобсону , а он опубликовал их в 1956 году в русском эмигрантском сборнике в Америке. В шестидесятые и семидесятые годы Татьяна держала в своем доме на 73-й улице на Манхэттене салон, напоминавший салон Лили в Москве; среди русских посетителей были писатель Геннадий Шмаков , Михаил Барышников и Иосиф Бродский , чьи стихи она обожала. Татьяна умерла в 1991 году

Из Носика

Саша и к семье своей - к матушке (она в молодости была из первых русских девушек, закончивших в университете факультет математики), а также к прелестной сестре-певице Сандре (к которой неравнодушен был месье Либерман, обожавший также поющих женщин, а не только Ленина или Красина) - был добр. Вдобавок Саша оказался образцовым дядей.

Его брат-архитектор Алексей перебрался в годы мировой войны в Америку, оставив жену и двух дочерей в Пензе , где он собирался строить театр. Жена Алексея успешно вышла замуж вторично (может, еще и не дождавшись начала военных действий), но за войной в России, как известно, последовали революция, Октябрь, голод и разруха. Разорившийся отчим Алексеевых дочек , Татьяны и Людмилы , помер от болезней и голода, семья бедствовала, а у Татьяны началась легочная болезнь... Вот тогда-то парижский дядя и пришел к ней на помощь. Через своего друга и покровителя Ситроена он добился для девушки разрешения выехать из большевистского ада во Францию на лечение. В 1925 году яковлевское семейство встречало 19-летнюю пензенскую внучку и племянницу на парижском вокзале, и описание этой встречи (на основе семейных преданий) дала много десятилетий спустя Франсин дю Плесси Грей , дочь Татьяны, ставшая американской писательницей:

"Неукротимая девица, вышедшая на перрон из вагона - великолепная и немытая, одетая в какое-то тряпье, малограмотная и невоспитанная, как положено тогдашнему коммунистическому подростку, - с ходу начала визгливо заявлять о своих самых заветных пожеланиях, обо всем, чего она ждет от Парижа. Где тут продаются самые дешевые меховые изделия? А на что похожи брильянты? И где тут проходят лучшие вечеринки, на которых можно познакомиться с самыми роскошными французами из высшего общества?"

Когда все три женщины садились в такси, чтоб ехать домой, бабушка шепнула... Сандре: "Вся эта коммунистическая белиберда, как мы и ждали, а вдобавок она еще хочет стать графиней". Отметьте, как ласково-беспощадно дочь Франсин пишет о маме Татьяне: ведь и сама Франсин небось пережила бурный подростковый бунт и у нее явно остался счет к красавице матушке. Я только что прочел нашумевшую статью Франсин дю Плесси Грей в "высоколобом" американском журнале и убедился, что ей хотелось бы 60 лет спустя переиграть пасьянс судьбы и получить в отчимы нашего Маяковского , потому что для либеральной американки он-то и есть самый "родной", родная душа... Отчего именно Маяковского, а не Пушкина, спросите вы. Да оттого, что речь у нас идет именно о той самой Татьяне Яковлевой, музе Маяковского, чей романтический образ, подсвеченный огнями Монмартра, вдруг всплыл в советской (увы, для начала в черносотенной) прессе лишь через тридцать с лишним лет после загадочного самоубийства "агитатора-горлана-главаря ".

Но не будем забегать вперед. Татьяна объявилась в 25-м году в Париже, где стали лечить ее легкие. Вдобавок любящий дядя привел ее к Генриете и попросил "приодеть дикарку". Сама Татьяна, впрочем, утверждала, что дядя повел ее прямым путем к возлюбленной великого князя Коко Шанель, которая переодела ее в самое что ни на есть самое. После трехмесячного отдыха на пляжах близ испанской границы ("лежала на берегу моря и усиленно питалась") Танечка избавилась от "затемнения в легких" и от "процесса в верхушках легких", но от "коммунистической белиберды" и от мечтаний о знатном титуле (которые еще на вокзале подметила умница бабушка), похоже, не избавилась даже и на девятом десятке лет, а она жила долго (кстати сказать, так же бредила знатными титлами и Татьянина сестра, которую даже прозвали за это "герцогиней")... Татьяну, впрочем, никто и не прочил в интеллектуалки, зато, поправившись и славно подзагорев, она оказалась ослепительной, длинноногой, полнометражной блондинкой- манекенщицей. Она и сама честно отмечала в старости главные свои человеческие качества: "Ноги у меня были исключительные... влюблялись все мужчины, кроме педерастов". Кстати, это не мешало ей дружить и с мужчинами-педерастами (были, к примеру, среди ее друзей знаменитый Жан Кокто и вся дягилевская компания)... Учиться Татьяне в России пришлось совсем мало, в школу ходила лишь год, какая там школа - сперва война и в семье разлад, потом в стране полный разлад и погибель. Но научена все же была бренчать на фоно (помнилось, что "играла с Прокофьевым"), говорить по-французски и читать по-русски: успела даже полюбить русские стихи и знала их множество. В Париже поучилась немножко шить, обнаружила вкус, шила шляпки (пригодилось и во Франции, и в США), демонстрировала модели одежды и ювелирные изделия, имела настоящий, искренний интерес к модам, к одежде.

О "поэте революции" и через полвека вспоминала прежде всего, что у него был "колоссальный вкус и большой шик". К 1928 году, когда Татьяна познакомилась с Маяковским и стала его "второй музой", у нее уже была куча парижских знакомых - и из "высшего общества", и среди французской и русской богемы. Композитор Сергей Прокофьев (тоже ведь нормальный мужчина) сажал ее рядышком за фортепьяно - играть "в четыре руки" (когда у девушки такие руки, Бог с ней, с музыкой...). Сам великий Федор Иваныч Шаляпин был девицею увлечен. Был еще талантливый и робкий пианист Зизи де Свирски . Был записной поклонник Бертран дю Плесси (считай, уже из высшего общества, из старой вандейской знати), молодой дипломат, знаток славянских языков. Был и почти официальный жених - Илья (не то Меншиков, не то Мечников - американские источники всегда путаются в соплях), который возил "дикарку" в Амстердам показать музей.

Вернувшись, она поражала всех открытием - есть такой художник, о котором никто в мире не слышал: Вермеер Дельфтский. (Легко себе представить, как умиленно переглядывались собеседники - Сандра, бабушка, Кокто, Прокофьев, Зизи... Как умиленный взгляд кавалеров скользил от головки к ногам...) Были и очень богатые кавалеры вроде кабацкой ярыжки и лошадника Леона Манташева , удачно продавшего Детердингу уже не принадлежавшие ему в ту пору бакинские нефтепромыслы (это Леона и его брата Маяковский окрестил в стихе "нефтяниками"). Позднее, в пору замужества, появились среди поклонников Татьяны и миллионеры с яхтами, но уже и в первые годы парижской жизни могла Танюша похвастать знакомством с принцем Бурбоном Пармским, с принцессой Люсенж (о них вспоминала даже и через полвека). Однако большинство ее знакомых были все же гении из среды русских и из художественной богемы, приобретенные в салоне Генриеты, в салоне Зизи де Свирски, в гостиной Нюты Симон, русской супруги врача, когда-то лечившего Танечку.

Понятно, что любящий дядя Саша не мог не похвастать спасенной им супермодной красавицей племяшкой на сборище в воскресном Ла Фезандри .

А 25 октября 1928 года Татьяну познакомили с Маяковским. Но об этом событии, столь значительном (пожалуй, что и роковом) в жизни и смерти поэта, в жизни советской литературы, в жизни литературно-политического салона Ла Фезандри, в жизни длинноногой русской девушки-манекенщицы, в жизни французской поэзии и, наконец, как выясняется ныне, также и в жизни американской журналистики - об этом особо. Об этом и о том, почему невинная, казалось бы, тусовка международной элиты на даче у добродушного издателя парижских журналов моды провалилась в черную дыру забвения...

Ссылки: