Корнилов Лавр Георгиевич (1870-1918)

См в Википедии Корнилов, Лавр Георгиевич

Источник - Википедия 

Лавр Георгиевич Корнилов 
Генеральнаго штаба генералъ отъ инфантеріи 

Лавръ Георгіевичъ Корниловъ 
Дата рождения 18 (30) августа 1870 
Место рождения Каркаралинск, Каркаралинского уезда, Российская империя 
Дата смерти 31 марта (13 апреля) 1918 (47 лет) 
Место смерти близ г. Екатеринодара (Кубанская область) 
Принадлежность Российская империя Российская республика 
Белое движение 
Род войск пехота 
Годы службы 1889—1918 
Звание генерал от инфантерии (1917) 

Командовал Петроградским В. О.; Юго-Западным фронтом; Верховный главнокомандующий Русской Армии; 
Главнокомандующий Добровольческой армией 
Сражения/войны 
Русско-японская война: Сражение при Сандепу Мукденское сражение Первая мировая война: Галицийская битва Луцкий прорыв Гражданская война: «Ледяной поход» 

Лавр Георгиевич Корнилов (18 (30) августа 1870, станица Каркаралинск, Каркаралинский уезд, Семипалатинская губерния, Российская империя — 31 марта (13 апреля) 1918, Екатеринодар, Кубанская область, Россия) — российский военачальник, генерал от инфантерии. Военный разведчик, дипломат и путешественник-исследователь. Герой русско-японской и Первой мировой войн. Верховный Главнокомандующий Русской армии (август 1917 года). Участник Гражданской войны, один из организаторов и Главнокомандующий Добровольческой армии, вождь Белого движения на Юге России, первопоходник. Кавалер орденов Святого Георгия 3-й и 4-й степеней, ордена Святой Анны 2-й степени, ордена Святого Станислава 3-й степени, Знака 1-го Кубанского (Ледяного) похода (посмертно), обладатель Георгиевского оружия. 

    Детство 
Лавр Георгиевич Корнилов родился 18 августа 1870 года в Каркаралинске, в семье бывшего хорунжего 7-го Сибирского казачьего полка Егора (Георгия) Николаевича Корнилова (ум. 1906), за 8 лет до рождения сына вышедшего из казачьего сословия и перешедшего в чин коллежского регистратора. Считается, что отцовские предки Корнилова пришли в Сибирь с дружиной Ермака. В 1869 году Георгий Корнилов получил должность письмоводителя при городской полиции в Усть-Каменогорске, хорошее жалование и приобрел небольшой домик на берегу Иртыша, где и родился будущий генерал. По словам сестры: Лавр родился в сорочке… может быть поэтому на него с детства смотрели как на особенного ребёнка, возлагали на него большие надежды… с первых шагов учения он был гордостью семьи… Мать Л. Г. Корнилова — Мария Ивановна, мать Марьям — казашка из рода аргын — каракесек. Она училась в церковно-приходской школе, в четырнадцать лет приняла православие и стала называться Марья Ивановна. В семнадцать лет Марьям познакомилась с казаком Георгием Корниловым и вышла за него замуж. Судя по всему, она была женщиной умной, волевой и являлась верным тылом и опорой своему мужу. Уже через два года после женитьбы Георгий Корнилов выбивается в офицеры, а в 1878 году становится чиновником. О родителях Корнилова сохранилось очень мало сведений, но, по-видимому, они друг друга очень любили, поскольку у них было тринадцать детей. Она целиком посвятила себя воспитанию детей; отличалась пытливым умом, высокой жаждой знаний, великолепной памятью и громадной энергией. 
    В кадетском корпусе 
Летом 1883 года юный Корнилов был зачислен в Сибирский кадетский корпус в городе Омске. Поначалу он был принят лишь «приходящим»: им были сданы успешно экзамены по всем предметам, кроме французского, так как в казахской степи не было соответствующих репетиторов. Однако новый воспитанник после года обучения своей настойчивостью и отличными аттестациями (средний балл 11 из 12) добился перевода на «казённый кошт». В тот же корпус зачислили и его брата Якова. Трудолюбивый и способный Корнилов очень скоро стал одним из лучших учеников корпуса. Сдав на отлично выпускные экзамены, Лавр получает право выбора военного училища для дальнейшего обучения. Любовь к математике и особые успехи в этом предмете определяют выбор Корнилова в пользу престижного (сюда традиционно стекались наиболее способные кадеты) Михайловского артиллерийского училища в Петербурге, куда он и поступает 29 августа 1889 года. 

    Артиллерийское училище 
Переезд из Омска в Петербург становится началом самостоятельной жизни 19-летнего юнкера. Отец уже не мог помогать Лавру деньгами, и Корнилов должен был сам зарабатывать себе на жизнь. Он даёт уроки математики и пишет статьи по зоогеографии, что приносит некоторый доход, из которого он умудряется даже помогать своим престарелым родителям. В Михайловском артиллерийском училище, как и в кадетском корпусе, учёба шла на «отлично». Уже в марте 1890 года Корнилов стал училищным унтер-офицером. Однако за поведение Лавр Георгиевич получал сравнительно низкие баллы, вследствие неприятной истории, произошедшей между ним и одним из офицеров училища, который позволил себе обидную бестактность в адрес Корнилова и неожиданно получил от гордого юнкера отпор. «Офицер был взбешён и уже сделал резкое движение, но невозмутимый юноша, сохраняя внешне ледяное спокойствие, опустил руку на эфес шпаги, давая понять, что за свою честь намерен стоять до конца. Увидевший это начальник училища генерал Чернявский немедленно отозвал офицера». Учитывая таланты и всеобщее уважение, которым пользовался Корнилов, этот проступок был ему прощён. В ноябре 1891 года на последнем курсе училища Корнилов получил звание портупей-юнкера. 4 августа 1892 года Корнилов закончил дополнительный курс училища, что дало приоритет при распределении на службу, и надел погоны подпоручика. Перед ним открылась перспектива службы в гвардии или в столичном военном округе, однако молодой офицер выбрал Туркестанский военный округ и получил назначение в 5-ю батарею Туркестанской артиллерийской бригады. Это было не только возвращением на его малую родину, но и передовое стратегическое направление при намечавшихся тогда конфликтах с Персией, Афганистаном и Великобританией. В Туркестане помимо рутинной службы Лавр Георгиевич занимался самообразованием, просвещением солдат, изучал восточные языки. Однако неуёмная энергия и настойчивый характер Корнилова не позволили ему оставаться в поручиках, и через два года он подал рапорт на поступление в Академию Генерального штаба. 

    Академия Генерального штаба 
В 1895 году, блестяще сдав вступительные экзамены , зачислен в слушатели Николаевской академии Генерального штаба. Во время обучения в Академии в 1896 году Лавр Георгиевич женился на дочери титулярного советника Таисии Владимировне Марковиной, а через год у них родилась дочь Наталья. В 1897-м, окончив Академию с малой серебряной медалью и «с занесением фамилии на мраморную доску с именами выдающихся выпускников Николаевской академии в конференц-зале Академии», досрочно получивший чин капитана (с формулировкой «за успешное окончание дополнительного курса») Корнилов вновь отказался от места в Петербурге и выбрал службу в Туркестанском военном округе. 

    Географические экспедиции 
С 1898 по 1904 год служил в Туркестане помощником старшего адъютанта штаба округа, а затем — штаб-офицером для поручений при штабе. С риском для жизни, переодевшись туркменом, провёл рекогносцировку британской крепости Дейдади в Афганистане. Совершил ряд длительных исследовательских и разведывательных экспедиций в Восточном Туркестане (Кашгарии), Афганистане и Персии — изучал этот загадочный край, встречается с китайскими (Кашгария входила состав Китая) чиновниками и предпринимателями, налаживал агентурную сеть. Итогом этой командировки стала подготовленная Лавром Георгиевичем книга «Кашгария или Восточный Туркестан», ставшая весомым вкладом в географию, этнографию, военную и геополитическую науку и принёсшая автору заслуженный успех. Этот труд был замечен и британскими специалистами. Служба капитана Корнилова в Туркестане не осталась неоценённой — за эти экспедиции он был награждён орденом Святого Станислава 3-й степени и вскоре направлен с новым заданием в малоизученные районы Восточной Персии. «Степь отчаяния», по которой проходил беспримерный поход русских разведчиков под командованием капитана Л. Г. Корнилова — первых европейцев, прошедших этим путём — на современных описываемым событиям картах Ирана обозначалась белым пятном с отметкой «неисследованные земли»: «сотни вёрст бесконечных песков, ветра, обжигающих солнечных лучей, пустыня, где почти невозможно было найти воду, а единственной пищей были мучные лепёшки — все путешественники, пытавшиеся прежде изучить этот опасный район, погибали от нестерпимой жары, голода и жажды, поэтому британские исследователи обходили „Степь отчаяния“ стороной». Результатом похода капитана Корнилова стал богатейший географический, этнографический и военный материал, которые позднее Лавр Георгиевич стал широко использовать в своих очерках, публиковавшихся в Ташкенте и Петербурге. От Индии Россию отныне стало отделять 150 верст афганских гор… В 90-х годах нами был предпринят ряд рекогносцировок и небольших походов в Памир (наиболее значительный — полковника Ионова). В этих экспедициях впервые проявили себя капитаны Корнилов и Юденич. — Керсновский А.А. История русской армии. — М.: Эксмо, 2006. — Т. 2. — ISBN 5-699-18397-3, глава XI . Кроме обязательных для выпускника Генерального штаба немецкого и французского языков, хорошо овладел английским, персидским, казахским и урду. С ноября 1903 по июнь 1904 года находился в Индии с целью «изучения языков и нравов народов Белуджистана», а фактически — для анализа состояния британских колониальных войск. За время этой экспедиции Корнилов посетил Бомбей, Дели, Пешавар, Агру (военный центр англичан) и другие районы, наблюдал за британскими военнослужащими, анализировал состояние колониальных войск, контактировал с британскими офицерами, которым уже было знакомо его имя. В 1905 году его секретный «Отчёт о поездке в Индию» был опубликован Генеральным штабом. Именно в Туркестане раскрылись главные таланты Лавра Георгиевича — разведчика и исследователя, как и у его предшественника Чокана Валиханова. 

Русско-японская война 
В июне 1904 года подполковник Корнилов был назначен столоначальником Главного штаба в Петербурге, однако вскоре он добился перевода в действующую армию. С сентября 1904 по декабрь 1905 занимал должность штаб-офицера, затем — начальника штаба 1-й стрелковой бригады. Боевое крещение Лавра Георгиевича произошло во время Сражения при Сандепу. В феврале 1905 году проявил себя грамотным и отважным военачальником во время отступления от Мукдена, прикрывая отход армии и находясь с бригадой в арьергарде. Окруженный японцами в деревне Вазые, Корнилов штыковой атакой прорвал окружение и вывел свою уже считавшуюся уничтоженной бригаду с приданными ей частями, с ранеными и знамёнами, сохраняя полный боевой порядок, на соединение с армией. Действия Лавра Георгиевича были отмечены многими орденами, в том числе орденом Святого Георгия 4-й степени («За личную храбрость и правильные действия» во время действий под Мукденом), Георгиевским оружием и произведен в «чин полковника за боевые отличия». 

Военный агент в Китае 
В 1907—1911 годах, имея репутацию специалиста-востоковеда, Корнилов служил военным агентом в Китае. Он изучал китайский язык, путешествовал, изучал быт, историю, традиции и обычаи китайцев. Намереваясь написать большую книгу о жизни современного Китая, Лавр Георгиевич записывал все свои наблюдения и регулярно отправлял подробные отчёты в Генеральный штаб и МИД. Среди них большой интерес представляют, в частности, очерки «О полиции Китая», «Телеграф Китая», «Описание маневров китайских войск в Маньчжурии», «Охрана императорского города и проект формирования императорской гвардии». В Китае Корнилов помогал прибывающим в командировку русским офицерам (в частности, полковнику Маннергейму), завёл связи с коллегами из разных стран, встречался с будущим президентом Китая — в то время молодым офицером — Чан Кайши.  На новой должности Корнилов много внимания уделял перспективам взаимодействия России и Китая на Дальнем Востоке. Объездив почти все крупные провинции страны, Корнилов прекрасно понимал, что её военно-экономический потенциал ещё далеко не использован, а людские резервы слишком велики, чтобы с ними не считаться: «…будучи ещё слишком молодой и находясь в периоде своего формирования, армия Китая обнаруживает ещё много недостатков, но… наличное число полевых войск Китая представляет уже серьёзную боевую силу, с существованием которой приходится считаться как с вероятным противником…» В качестве наиболее показательных результатов процесса модернизации Корнилов отмечал рост железнодорожной сети и перевооружение армии, а также изменение отношения к военной службе со стороны китайского общества. Быть военным становилось престижно, для службы в армии требовали даже особые рекомендации. В 1910-м году полковник Корнилов был отозван из Пекина, однако в Петербург возвратился лишь через пять месяцев, в течение которых совершил путешествие по Западной Монголии и Кашгарии с целью ознакомления с вооружёнными силами Китая на границах с Россией. Деятельность Корнилова-дипломата этого периода была высоко оценена не только на Родине, где он получил Орден Святой Анны 2-й степени и другие награды, но и у дипломатов Британии, Франции, Японии и Германии, награды которых также не обошли русского разведчика. Со 2 февраля 1911 года — командир 8-го пехотного Эстляндского полка, с 3 июня — начальник отряда в Заамурском округе отдельного корпуса пограничной стражи (2 пех. и 3 конных полка). После скандала, завершившегося отставкой начальника Заамурского округа ОКПС Е. И. Мартынова, назначен командиром бригады 9-й Сибирской стрелковой дивизии, расквартированной во Владивостоке. 

    Первая мировая война 
19 августа 1914 Корнилов был назначен начальником 48-й пехотной дивизии (будущей «Стальной»), которая под его командованием сражалась в Галиции и в Карпатах в составе 8-й армии Юго-Западного фронта генерала Брусилова. Брусилов, не любивший Корнилова, позднее всё же отдаст ему должное в своих воспоминаниях: Он всегда был впереди и этим привлекал к себе сердца солдат, которые его любили. Они не отдавали себе отчёта в его действиях, но видели его всегда в огне и ценили его храбрость. Солдаты же Корнилова буквально боготворили: командир относился с большим вниманием к их быту, требовал отеческого отношения к нижним чинам, однако и требовал от них инициативности, четкого исполнения приказов. Генерал, чьи части во время наступления Брусилова наступали «рука-об-руку» с частями генерала Корнилова, так впоследствии характеризовал своего будущего сподвижника и единомышленника: С Корниловым я встретился первый раз на полях Галиции, возле Галича, в конце августа 1914, когда он принял 48 пех. дивизию, а я — 4 стрелковую (железную) бригаду. С тех пор, в течение 4 месяцев непрерывных, славных и тяжких боев, наши части шли рядом в составе XXIV корпуса, разбивая врага, перейдя Карпаты, вторгаясь в Венгрию. В силу крайне растянутых фронтов, мы редко виделись, но это не препятствовало хорошо знать друг друга. Тогда уже совершенно ясно определились для меня главные черты Корнилова — военачальника: большое умение воспитывать войска: из второсортной части Каэанского округа он в несколько недель сделал отличнейшую боевую дивизию; решимость и крайнее упорство в ведении самой тяжелой, казалось, обреченной операции; необычайная личная храбрость, которая страшно импонировала войскам и создавала ему среди них большую популярность; наконец, — высокое соблюдение военной этики, в отношении соседних частей и соратников, — свойство, против которого часто грешили и начальники, и войсковые части. Во многих операциях армии Брусилова отличилась именно дивизия Корнилова. «Корнилов — не человек, стихия», — говорил взятый корниловцами в плен немецкий генерал Рафт. В ночном бою при Такошанах группа добровольцев под командованием Лавра Георгиевича прорвала позиции неприятеля и, несмотря на свою малочисленность, захватила 1200 пленных, включая самого Рафта, потрясённого этой дерзкой вылазкой. Вскоре после этого в ходе Лимановского сражения «Стальная» дивизия, перебрасываемая на самые тяжёлые участки фронта, разбила неприятеля в боях под Гоголевым и Варжише и дошла до Карпат, где заняла Крепну. В январе 1915-го года 48-я дивизия заняла главный карпатский гребень на линии Альзопагон — Фельзадор, а в феврале Корнилов был производён в генерал-лейтенанты, его имя получило широкую известность в армейской среде. 

Взятие Зборо, австрийский плен и побег из плена 
Взятие Зборо — расположенного на «высоте 650» — защищённого проволочными заграждениями и линиями окопов с укреплёнными огневыми точками — стало одной из самых блестящих операций, проведённых Корниловым. Накануне генерал тщательно готовил план операции, изучал план неприятельских укреплений и присутствовал на допросах пленных австрийцев. В результате штурм прошёл в точности по плану Лавра Георгиевича: внезапно обрушившийся на высоту шквальный огонь русской артиллерии и фронтальная атака пехоты позволила главным ударным силам Корнилова незамеченными обойти противника и обратить его в бегство. Взятие высоты 650 Корниловым открывало русским армиям дорогу на Венгрию. В апреле 1915 года, прикрывая отступление Брусилова из-за Карпат, силами одной своей «Стальной» дивизии генерал Корнилов, взявший на себя в момент гибели дивизии личное командование одним из батальонов, был дважды ранен в руку и ногу и в числе всего лишь 7 уцелевших бойцов батальона, в течение четырёх суток до конца пытавшихся прорваться к своим, в итоге (после упорного штыкового боя) попал в австрийский плен. Бои, данные превосходящим силам противника 48-й «Стальной» дивизией генерала Корнилова, позволили 3-й армии, в которую она была включена в составе корпуса генерала Цурикова, избежать полного разгрома. Командир корпуса генерал Цуриков считал Корнилова ответственным за гибель 48-й дивизии и требовал суда над ним, однако командующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов высоко оценил подвиг 48-й дивизии и направил Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу ходатайство «о примерном награждении остатков доблестно пробившихся частей 48-й дивизии и, особенно её героя, начальника дивизии генерала Корнилова». Уже 28 апреля 1915 года император Николай II подписал Указ о награждении генерала Корнилова за эти бои орденом Святого Георгия 3-й степени. Петроград. 1916 г. После взятия в плен генерал Корнилов был помещён в лагерь для высших офицеров неподалеку от Вены. Залечив раны, он пытался бежать, но две первые попытки побега закончились неудачей. Корнилов смог бежать из плена в июле 1916 года с помощью чеха Франтишека Мрняка, служившего в лагере помощником аптекаря. В Ставке генерала принимает император и вручает ему орден Святого Георгия, газеты и журналы публикуют портреты героя, статьи о нём и интервью с ним, Омский епископ шлёт телеграмму, в Петрограде чествуют юнкера родного Михайловского училища, земляки из станицы Каркаралинской присылают нательные крест и образок… О пленении Корнилова весной 1915 г. военный министр Временного правительства, позже перешедший на сторону большевиков, но расстрелянный ими в 1938 году, А. И. Верховский в своих мемуарах написал: «Сам Корнилов с группой штабных офицеров бежал в горы, но через несколько дней, изголодавшись, спустился вниз и был захвачен в плен австрийским разъездом. Генерал Иванов пытался найти хоть что-нибудь, что было бы похоже на подвиг и могло бы поддержать дух войск. Сознательно искажая правду, он прославил Корнилова и его дивизию за их мужественное поведение в бою. Из Корнилова сделали героя на смех и удивление тем, кто знал, в чём заключался этот „подвиг“ (А. И. Верховский. На трудном перевале, М., Воениздат, 1959, стр. 65). В сентябре 1916 Л. Г. Корнилов, восстановив силы после пережитых событий, снова отбыл на фронт и назначен командиром XXV армейского корпуса Особой армии генерала В. И. Гурко (Юго-Западный фронт). 

Командование Петроградским военным округом, 1917 год 
Весна 1917 г.Вопрос о назначении генерала Корнилова на должность командующего войсками Петроградского военного округа был решён ещё императором Николаем II — кандидатура генерала была выдвинута начальником Главного штаба генералом Михневичем и начальником Особого отдела по назначению чинов армии генералом Архангельским в связи с необходимостью иметь в Петрограде во главе войск популярного боевого генерала, совершившего к тому же легендарный побег из австрийского плена — такая фигура могла умерить пыл противников императора. Телеграмма с ходатайством о назначении была отправлена в Ставку генералу Алексееву, поддержана им и удостоилась резолюции Николая II — „Исполнить“. 2 марта 1917 года, на первом заседании самопровозглашённого Временного правительства Корнилов был назначен на ключевой пост Главнокомандующего войсками Петроградского военного округа, взамен арестованного генерала С. С. Хабалова. 5 марта Корнилов прибыл в Петроград. По приказу Временного правительства и военного министра Гучкова Корнилов, как командующий Петроградским военным округом, объявил об аресте императрице и её семье в Царском Селе. Он пошёл на это с тем, чтобы попытаться в дальнейшем облегчить участь арестованных. И на самом деле, свидетели говорят о том, что: Генерал установил строгий порядок смены караулов, определил режим содержания во дворце, добился того, что караульная служба осуществлялась только под контролем штаба округа, а не местных самочинных комитетов и советов. Переводя режим охраны в ведение штаба Петроградского военного округа, Корнилов, по существу, спасал Царскую Семью и от бессудных действий и самочинных решений взбунтовавшегося местного гарнизона и от „самодеятельности“ петроградского Совета, считавшего себя всероссийской властью. Нужно было любой ценой добиться защиты Царской Семьи и, с другой стороны, продемонстрировать представителям «новой власти» революционное поведение. Вероятно, что ради этого и была разыграна «сцена» формального «ареста» царской семьи. После этого была произведена смена дворцового караула: была сменена охранная стража из состава Сводно-Гвардейского полка стражей „арестной“, после чего охрана была вновь уже во второй раз проинспектирована генералом Корниловым, о надёжности которой он рапортовал уже Великому Князю Павлу Александровичу. Генерал разрабатывал нереализованный проект создания Петроградского фронта, в состав которого должны были войти войска Финляндии, Кронштадта, побережья Ревельского укрепленного района и Петроградского гарнизона. Работая совместно с военным министром А. И. Гучковым, Лавр Георгиевич разрабатывает ряд мер к стабилизизации обстановки, стремясь оградить армию от разрушительного влияния Совета рабочих и солдатских депутатов, влияние которого на армию уже выразилось в печально знаменитом Приказе № 1. Вывести разложившиеся гарнизонные и запасные части, как и ввести в город новые полки, было невозможно в связи со всё тем же Приказом № 1. Гучкову и Корнилову оставалось лишь незаметно расставлять на важных постах своих людей. По свидетельству Гучкова, определённые успехи в этом были достигнуты: в военные училища и артиллерийские части назначались фронтовые офицеры, а сомнительные элементы удалялись со службы. В дальнейшем предполагалось создание Петроградского фронта, что дало бы возможность переукомплектовать существующие части и тем самым оздоровить их. 6 апреля 1917 г. Совет наградил Георгиевским крестом унтер-офицера лейб-гвардии Волынского полка Т. И. Кирпичникова, первым начавшего бунт в своем полку в начале Февральской революции и убившего капитана Лашкевича. Гучков свидетельствует, что генерал Корнилов до последнего надеялся договориться с представителями Совета. Но это ему не удалось, как не удалось и найти общий язык с солдатами Петроградского гарнизона. Деникин писал по этому поводу: „Его хмурая фигура, сухая, изредка лишь согретая искренним чувством речь, а главное, её содержание — такое далёкое от головокружительных лозунгов, выброшенных революцией, такое простое в исповедовании солдатских катехизисов, — не могли ни зажечь, ни воодушевить петроградских солдат“. 

Командование 8-й армией 
В конце апреля 1917 г. генерал Корнилов отказывается от должности главнокомандующего войсками петроградского округа „не считая возможным для себя быть невольным свидетелем и участником разрушения армии… Советом рабочих и солдатских депутатов“ и, в связи с подготовкой летнего наступления на фронте, его переводят на Юго-Западный фронт командующим 8-й армией — ударной армии фронта, которая под его начальством добилась впечатляющих успехов в ходе июньского наступления войск Юго-Западного фронта. В конце апреля 1917 г. — перед уходом в отставку военный министр А. И. Гучков хотел провести генерала Корнилова на должность главнокомандующего Северным фронтом— самого распущенного и распропагандированного из всех русских фронтов, где существовали трудности в управлении и могла пригодиться „твёрдая рука“ Генерального штаба генерала от инфантерии Л. Г. Корнилова. К тому же должность главнокомандующего фронтом оставалась вакантной после ухода с неё генерала Рузского. Против этого категорически возражал ставший после отречения Царя Верховным Главнокомандующим генерал от инфантерии М. В. Алексеев, ссылаясь на недостаточный командный стаж генерала Корнилова и тот факт, что многие генералы, старше Лавра Георгиевича по производству и заслугам, ждут своей очереди. На следующий день Гучков прислал официальную телеграмму по вопросу назначения Корнилова, Алексеев пригрозил, что в случае, если назначение состоится, он сам уйдёт в отставку. Военный министр не решился рисковать отставкой Верховного Главнокомандующего, о чём впоследствии, по некоторым данным, жалел. Описанный эпизод впоследствии зародил довольно сильную неприязнь между двумя генералами — он, как и ситуация с арестом в недалёком будущем Алексеевым корниловцев в Ставке после неудачи Корниловского выступления — даёт ключ к разгадке сложившихся весьма непростых взаимоотношений двух генералов. 

    Снова на фронте
Ознакомившись с положением на фронте, генерал Корнилов первым поднял вопрос об уничтожении солдатских комитетов и запрещении политической агитации в армии, учитывая, что армия в момент принятия её генералом Корниловым, находилась в состоянии полного разложения. 19 мая 1917 года Корнилов приказом по 8-ой армии разрешает, по предложению Генерального штаба капитана М. О. Неженцева, сформировать Первый Ударный отряд из добровольцев (первая добровольческая часть в Русской армии). За короткий срок трехтысячный отряд был сформирован и 10-го июня генерал Корнилов произвел ему смотр. Капитан Неженцев блестяще провёл боевое крещение своего отряда 26 июня 1917 г., прорвав австрийские позиции под деревней Ямшицы, благодаря чему был взят Калущ. 11 августа приказом Корнилова отряд был переформирован в Корниловский ударный полк. Форма полка включала в себя букву „К“ на погонах, и нарукавный знак с надписью „Корниловцы“. Личной охраной Корнилова стал конный Текинский полк. В период командования Корниловым 8-й армией большую роль приобретает комиссар этой армии эсер М. М. Филоненко, служивший посредником между Корниловым и Временным правительством. Через 2 дня после начала разработки наступления в армии, возглавляемой генералом Корниловым, 25 июня 1917 г., его войска прорывают позиции 3-й австрийской армии Кирхбаха западнее Станиславова. Уже 26 июня разгромленные Корниловым войска Кирхбаха бежали, увлекая за собой и подоспевшую им на помощь немецкую дивизию. В ходе наступления армия генерала Корнилова прорвала австрийский фронт на протяжении 30 вёрст, взяла в плен 10 тыс. солдат противника и 150 офицеров, а также — около 100 орудий. Деникин в своих воспоминаниях позже напишет, что „Выход на Ломницу открывал Корнилову пути на Долину Стрый, и на сообщения армии графа Ботмера. Немецкая главная квартира, — считала положение главнокомандующего Восточным фронтом критическим.“ Однако последовавший прорыв германцев на фронте 11-й армии — бежавшей перед немцами, несмотря на огромное своё превосходство в численности и технике вследствие своего развращения и развала из-за разлагающей революционной агитации — нивелировал первоначальные успехи русских армий. После общей неудачи июньского наступления Русской армии и Тернопольского прорыва австро-германских войск генерал Корнилов, сумевший в сложнейшей ситуации удержать фронт, был произведён в генералы от инфантерии, а 7 июля назначен Керенским главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта вместо генерала А. Е. Гутора и вечером того же дня направил Временному правительству телеграмму с описанием положения на фронте („Армия обезумевших тёмных людей… бежит…“) и своими предложениями по исправлению положения (введение смертной казни и полевых судов на фронте). Генерал Брусилов противился этому назначению (но при этом 8 июля своей телеграммой подтвердил, что считает „безусловно необходимым немедленное проведение в жизнь мер, просимых генералом Корниловым“), однако Керенский настоял на назначении Корнилова: положение фронта было катастрофическим. 

 Верховный главнокомандующий Генерал Корнилов в Москве. Московское государственное совещание 
19 июля генерал от инфантерии Л. Г. Корнилов назначается Верховным Главнокомандующим, сменив на этом посту генерала Брусилова, шедшего на поводу у солдатских комитетов, что вело к разложению армии и потере контроля над войсками, которые при малейшем натиске противника, массами покидали позиции и уходили в тыл. Лавр Георгиевич не сразу принимает эту должность, но прежде в течение трех дней оговаривает условия, на которых готов согласиться принять её: невмешательство правительства в назначения на высшие командные должности, скорейшая реализация программы реорганизации армии, назначение генерала Деникина командующим Юго-Западным фронтом. После долгих переговоров сторонам удалось прийти к компромиссу, и Корнилов принял пост, делающий его вторым человеком в государстве, крупной политической фигурой, способной влиять на происходящие в стране события. Это назначение было встречено большой радостью в среде офицеров и консервативной публики. У этого лагеря появился лидер, в котором видели надежду на спасение армии и России. Для восстановления дисциплины в армии, по требованию генерала Корнилова Временное правительство вводит смертную казнь. Решительными и суровыми методами, с применением в исключительных случаях расстрелов дезертиров, генерал Корнилов возвращает Армии боеспособность и восстанавливает фронт. В этот момент генерал Корнилов в глазах многих становится народным героем, на него стали возлагаться большие надежды, и от него стали ждать спасения страны. Энергичная деятельность Корнилова на посту Верховного главнокомандующего даже за короткий срок позволила достичь некоторых результатов: утихла разнузданность солдатских масс, офицерам стало удаваться поддерживать дисциплину. Однако, несмотря на успех подобных мер в смысле обеспечения некоторого порядка, меры Верховного командования не могли повлиять на усиливающийся поток пораженческой пропаганды законспирированных большевистских агитаторов в армии и представителей Правительства, пытавшихся заигрывать с низами армии во время своих коротких поездок на фронт.

Воспользовавшись своим положением Верховного Главнокомандующего, генерал Корнилов предъявляет Временному правительству требования, известные как „Корниловская военная программа“. В Москве на Государственном Совещании 13-15 августа ген. Корнилов в своём обширном докладе указал на катастрофическое положение на фронте, на губительное действие на солдатские массы законодательных мер, предпринимаемых Временным Правительством, на продолжающуюся разрушительную пропаганду, сеющую в Армии и стране анархию. Бездействие власти в конечном счете парализовало все немногие благие начинания Корнилова. В армии и на флоте все оставалось неизменным, пока Временное правительство не сочло популярность в армии самого Корнилова слишком опасной для „революции“

Корниловское выступление 
 Приказ Верховного главнокомандующего генерала от инфантерии Л. Г. Корнилова с объяснением смысла происходящих событий („Корниловское выступление“). 29 августа 1917 г. 
    КОРНИЛОВ …Сын казака, казак… 
    Так начиналась—речь. 
    —Родина.
    —Враг.
    —Мрак. 
    Всем головами лечь. 
    Бейте, попы, в набат. 
    —Нечего есть.
    —Честь. 
    —Не терять ни дня! 
    Должен солдат 
    Чистить коня… 
    4 декабря 1917 г. NB! 
Я уже тогда поняла, что это: „Да, и солдат должен чистить своих лошадей!“ (Москва, лето 1917 г.—речь на Московском совещании)— куда дороже всего Керенского (как мы тогда говорили). Стихотворение Марины Цветаевой, относящееся к описываемым событиям. 
    28 августа 1917 генерал Корнилов, незадолго до этого выступивший на Московском совещании (несмотря на попытки Керенского лишить Верховного главнокомандующего на этом совещании слова) с требованием „ликвидации анархии в стране“, отказал Керенскому (накануне совершившему государственное преступление против России и провокацию против Верховного главнокомандующего с обвинением генерала Корнилова в измене с якобы имевшим место требованием о передаче „всей полноты гражданской и военной власти“) в остановке продвижения на Петроград 3-го кавалерийского корпуса под командованием генерала Крымова, которое проводилось по требованию Временного правительства и было санкционировано Керенским. Этот корпус был направлен в столицу Правительством с целью окончательно (после подавления июльского мятежа) покончить с большевиками и взять под контроль ситуацию в столице: 20 августа Керенский, по докладу Савинкова, соглашается на «объявление Петрограда и его окрестностей на военном положении и на прибытие в Петроград военного корпуса для реального осуществления этого положения, т. е. для борьбы с большевиками». А.Ф. Керенский, фактически сосредоточивший в своих руках правительственную власть, во время корниловского выступления очутился в трудном положении. Он понимал, что только суровые меры, предложенные Л.Г. Корниловым, могли ещё спасти экономику от развала, армию от анархии, Временное правительство освободить от советской зависимости и установить, в конце концов, внутренний порядок в стране. Но А.Ф. Керенский также понимал, что с установлением военной диктатуры он лишится всей полноты своей власти. Добровольно отдавать её даже ради блага России он не захотел. К этому присоединилась и личная антипатия между министром-председателем А.Ф. Керенским и главнокомандующим генералом Л.Г. Корниловым, они не стеснялись высказывать свое отношение друг к другу. В ходе продвижения казаков генерала Крымова на Петроград, Керенский получил от депутата Львова обсуждавшиеся им накануне с генералом Корниловым различные пожелания в смысле усиления власти. Однако Керенский совершает провокацию с целью очернить Верховного главнокомандующего в глазах общественности и устранить таким образом угрозу его личной (Керенского) власти: «Было необходимо — говорит Керенский — доказать немедленно формальную связь между Львовым и Корниловым настолько ясно, чтобы Временное правительство было в состоянии принять решительные меры в тот же вечер… заставив Львова повторить в присутствии третьего лица весь его разговор со мной». Для этой цели был приглашен помощник начальника милиции Булавинский, которого Керенский спрятал за занавеской в своем кабинете во время второго посещения его Львовым. Булавинский свидетельствует, что записка была прочтена Львову и последний подтвердил содержание её, а на вопрос, «каковы были причины и мотивы, которые заставили генерала Корнилова требовать, чтобы Керенский и Савинков приехали в Ставку», он не дал ответа. Львов категорически отрицает версию Керенского. Он говорит: «Никакого ультимативного требования Корнилов мне не предъявлял. У нас была простая беседа, во время которой обсуждались разные пожелания в смысле усиления власти. Эти пожелания я и высказал Керенскому. Никакого ультимативного требования (ему) я не предъявлял и не мог предъявить, а он потребовал, чтобы я изложил свои мысли на бумаге. Я это сделал, а он меня арестовал. Я не успел даже прочесть написанную мною бумагу, как он, Керенский, вырвал её у меня и положил в карман». После этого Керенский 27 августа объявляет генерала Корнилова мятежником. 27-го августа Керенский поведал стране о восстании Верховного главнокомандующего, причем сообщение министра-председателя начиналось следующей фразой: «26 августа генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной Думы В. Н. Львова с требованием передачи Временным правительством всей полноты военной и гражданской власти, с тем, что им по личному усмотрению будет составлено новое правительство для управления страной». В дальнейшем Керенский, триумвират Савинков, Авксентьев и Скобелев, петроградская дума с А. А. Исаевым и Шрейдером во главе и советы лихорадочно начали принимать меры к приостановке движения войск Крымова… Телеграммой без номера и за подписью «Керенский» Верховному главнокомандующему было предложено сдать должность генералу Лукомскому и немедленно выехать в столицу. Это распоряжение было незаконным и не подлежало обязательному исполнению — «Верховный главнокомандующий ни военному министру, ни министру-председателю, ни тем более товарищу Керенскому ни в какой мере подчинён не был». Керенский пытается назначить нового Верховного главнокомандующего, однако оба генерала-«кандидата» — Лукомский и Клембовский — отказываются, причем первый из них в ответ на предложение занять должность «Верховного» открыто бросает Керенскому обвинение в провокации. Генерал Корнилов приходит к заключению, что… правительство снова подпало под влияние безответственных организаций и, отказываясь от твердого проведения в жизнь (его) программы оздоровления армии, решило устранить (его), как главного инициатора указанных мер …и решает не подчиняться и должности Верховного главнокомандующего не сдавать. Глубоко оскорбленный ложью начавших поступать из Петрограда различных правительственных воззваний, а также их недостойной внешней формой, генерал Корнилов отвечает со своей стороны рядом горячих воззваний к армии, народу, казакам, в которых описывает ход событий и провокацию Председателя Правительства. 28 августа генерал Корнилов отказывает Керенскому в его требовании остановить движение на Петроград отправленного туда по решению Правительства и с согласия Керенского корпуса генерала Крымова и решает выступить открыто и, произведя давление на Временное правительство, заставить его: 
    1. исключить из своего состава тех министров, которые по имеющимся (у него) сведениям были явными предателями Родины; 
    2. перестроиться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твердая власть воспользовавшись для этого ранее уже отправленным на Петроград по требованию Керенского 3-м конным корпусом и даёт его командующему — генералу Крымову соответствующее указание. 29 августа Керенский отдаёт указ об отчислении от должностей и предании суду «за мятеж» генерала Корнилова и его старших сподвижников. Метод, примененный Керенским со «львовской миссией», был с успехом повторен и в отношении генерала Крымова, который застрелился непосредственно после личной его аудиенции с Керенским в Петрограде, куда он направился, оставив корпус в окрестностях Луги, по приглашению Керенского, которое было передано через приятеля генерала — полковника Самарина, занимавшего должность помощника начальника кабинета Керенского. Смыслом манипуляции послужила необходимость безболезненного изъятия командира из среды подчиненных ему войск — в отсутствие командира революционные агитаторы легко распропагандировали казаков и остановили продвижение 3-го кавалерийского корпуса на Петроград. 
    Арест
Генерал Корнилов отказывается от предложений покинуть Ставку и «бежать». Не желая кровопролития в ответ на уверения в верности от преданных ему частей — Скажите слово одно, и все корниловские офицеры отдадут за вас без колебания свою жизнь… генерал ответил: Передайте Корниловскому полку, что я приказываю ему соблюдать полное спокойствие, я не хочу, чтобы пролилась хоть одна капля братской крови. Генерального штаба генерал от инфантерии М. В. Алексеев, желая спасти корниловцев, соглашается «взять позор на свою седую голову» — стать Начальником штаба главнокомандующего при «Главковерхе»-Керенском — чтобы спасти корниловцев, производит арест генерала Корнилова и его сподвижников в Ставке 1 сентября 1917 года и отправляет арестованных в Быховскую тюрьму, где обеспечивает для заключённых безопасность. По свидетельству командира Корниловского ударного полка Генерального штаба капитана М. О. Неженцева «встретились они [Алексеев и Корнилов] чрезвычайно трогательно и по-дружески» Тотчас после этого (через неделю) генерал Алексеев уходит в отставку с поста Начальника штаба при Верховном главнокомандующем — Керенском Несмотря на очевидное желание генерала Алексеева помочь быховским узникам, этот эпизод оказался недопонятым генералом Корниловым, и впоследствии уже на Дону весьма негативно сказался на отношениях двух генералов-руководителей молодой Добровольческой Армии. Генерала Корнилова, без сомнения, также должна была ранее огорчать чрезвычайная осторожность генерала Алексеева в плане поддержки Выступления, сочувствовавшего желанию генерала Корнилова навести порядок в армии и стране, однако публично не соглашавшегося ни по одному пункту по причине отсутствия веры в успех рискованного мероприятия. Тотчас после этого (через неделю) генерал Алексеев уходит в отставку с поста Начальника штаба при Верховном главнокомандующем — Керенском; об этом кратком, всего несколько дней, периоде своей жизни генерал говорил впоследствии всегда с глубоким волнением и скорбью, на его место Керенский назначает генерала Духонина. Своё отношение к корниловцам Михаил Васильевич выразил в письме редактору «Нового времени» Б. А. Суворину таким образом: Россия не имеет права допустить готовящегося в скором времени преступления по отношению её лучших, доблестных сынов и искусных генералов. Корнилов не покушался на государственный строй; он стремился, при содействии некоторых членов правительства, изменить состав последнего, подобрать людей честных, деятельных и энергичных. Это не измена родине, не мятеж… Победа Керенского в этом противостоянии стала прелюдией большевизма, ибо она означала победу Советов, в среде которых большевики уже занимали преобладающее положение, и с которыми Правительство Керенского было способно вести лишь соглашательскую политику. 
     Группа арестованных генералов и офицеров во главе с Корниловым в период быховского заточения. По номерам: 1. Л. Г. Корнилов. 2. А. И. Деникин. 3. Г. М. Ванновский. 4. И. Г. Эрдели. 5. Е. Ф. Эльснер. 6. А. С. Лукомский. 7. В. Н. Кисляков. 8. И. П. Романовский. 9. С. Л. Марков. 10. М. И. Орлов. 11. Л. Н. Новосильцев. 12. В. М. Пронин. 13. И. Г. Соотс. 14. С. Н. Ряснянский. 15. В. Е. Роженко. 16. А. П. Брагин. 17. И. А. Родионов. 18. Г. Л. Чунихин. 19. В. В. Клецанда. 20. прапорщик С. Ф. Никитин. 

    Осень 1917 года 
После неудачи своего выступления Корнилов был арестован, и период с 1 сентября по ноябрь 1917 года генерал и его сподвижники провели под арестом в Могилёве и Быхове. Сначала арестованных поместили в гостинице «Метрополь» в Могилёве. Вместе с Корниловым в Могилёве были арестованы также его начальник штаба генерал Лукомский, генерал Романовский, полковник Плющевский-Плющик, Аладьин, несколько офицеров генерального штаба и весь исполком союза офицеров. Одновременно с арестом наиболее активной и государственно-мыслящей группы генералитета, были освобождены Временным правительством большевики, в том числе Троцкий, арестованные за попытку июльского переворота. Охрану арестованных нёс сформированный Корниловым Текинский полк, что обеспечивало безопасность арестованных. Для расследования произошедшего была назначена следственная комиссия (председатель — главный военный прокурор Шабловский, члены комиссии — военные следователи Украинцев, Раупах и Колосовский). Керенский и совет рабочих депутатов требовали военно-полевого суда над Корниловым и его сторонниками, однако члены следственной комиссии относились к арестованным вполне благожелательно. 9 сентября 1917 года подали в отставку в знак солидарности с генералом Корниловым министры-кадеты. Часть арестованных, не принимавших активного участия в корниловском выступлении (генерал Тихменев, Плющевский-Плющик) была освобождена следственной комиссией, остальные же переведены в Быхов, где они были помещены в здании старого католического монастыря. В Быхов были перевезены Корнилов, Лукомский, Романовский, генерал Кисляков, капитан Брагин, полковник Пронин, прапорщик Никитин, полковник Новосильцев, есаул Родионов, капитан Соетс, полковник Реснянский, подполковник Роженко, Аладьин, Никоноров. Другая группа арестованных сторонников Корнилова: генералы Деникин, Марков, Ванновский, Эрдели, Эльснер и Орлов, капитан Клецанда (чех), чиновник Будилович находились в заключении в Бердичеве. Председателю следственной комиссии Шабловскому удалось добиться их перевода в Быхов. После Октябрьского переворота стало ясно, что большевики вскоре отправят отряд против Ставки. Оставаться в Быхове не имело смысла. Новый председатель следственной комиссии полковник Р. Р.фон Раупах (после октябрьского переворота И. С. Шабловский был вынужден скрыться), основываясь на данных следствия к 18 ноября (1 декабря) освободил всех арестованных, кроме пятерых (Корнилова, Лукомского, Романовского, Деникина и Маркова). 19 ноября (2 декабря) оставшаяся пятёрка покинула Быхов. 

На Дон
Корнилов решил идти на Дон походным порядком со своим Текинским полком. Большевикам удалось выследить путь движения полка и он был обстрелян с бронепоезда. После переправы через реку Сейм полк попал в плохо замерзший болотистый район и потерял много лошадей. Наконец, Корнилов оставил текинцев, решив, что без него им будет идти безопасно, и переодевшись крестьянином, с подложным паспортом, отправился один по железной дороге. 6 (19) декабря 1917 года Корнилов прибыл в Новочеркасск. Разными путями и другие Быховские узники прибыли на Дон, где приступили к формированию Добровольческой армии для борьбы с большевиками. Во время заключения Верховного главнокомандующего в Быховской тюрьме Керенский как-то сказал следующую фразу, характеризующую как морально-этические аспекты ведения политики министра-председателя, так и его планы в отношении будущего генерала Корнилова: Корнилов должен быть казнён; но когда это случится, приду на могилу, принесу цветы и преклоню колена перед русским патриотом Генерал Романовский — один из генералов, арестованных вместе с генералом Корниловым — говорил впоследствии: «Могут расстрелять Корнилова, отправить на каторгу его соучастников, но „корниловщина“ в России не погибнет, так как „корниловщина“ — это любовь к Родине, желание спасти Россию, а эти высокие побуждения не забросать никакой грязью, не втоптать никаким ненавистникам России». 

    Белое дело 
 Корнилов стал соорганизатором Добровольческой армии на Дону. После переговоров с генералом Алексеевым и приехавшими на Дон представителями московского Национального центра было решено, что Алексеев примет на себя заведование финансовыми делами и вопросами внешней и внутренней политики, Корнилов — организацию и командование Добровольческой армией, а Каледин — формирование Донской армии и все дела касающиеся донских казаков. По просьбе Корнилова, Алексеевым был командирован в Сибирь генерал Флуг, с целью объединения антибольшевистских организаций в Сибири. Политическая программа, подписанная лично генералом Л. Г. Корниловым, которую тайно провёз в Сибирь В. Е. Флуг. 

    Первый Кубанский - «Ледяной поход»
9 (22) февраля 1918 г. Корнилов во главе Добровольческой армии выступил в Первый Кубанский поход. «Святейшее из званий», звание «человек», опозорено, как никогда. Опозорен и русский человек — и что бы это было бы, куда бы мы глаза девали, если бы не оказалось «ледяных походов»! Иван Бунин. Окаянные дни. Развитие событий на Дону (отсутствие поддержки со стороны казачества, победа советов, гибель командира единственной боеспособной части атамана генерала Каледина полковника Чернецова, а затем — и самоубийство самого атамана) вынудило Добровольческую армию двинуться в Кубанский край для создания на Кубани базы для дальнейшей борьбы с большевиками. Ген. Корнилов во время 1-го Кубанского похода «Ледяной поход», проходил в неимоверно тяжёлых погодных условиях и в беспрерывных стычках с красноармейскими отрядами. Несмотря на огромное превосходство красных войск, генерал Корнилов успешно вывел Добровольческую армию (около 4 тысяч человек) на соединение с отрядом Кубанского правительства только что произведённого Радой в генералы В. Л. Покровского. С собой в поход Корнилов взял члена партии социалистов-революционеров еврея-агитатора Баткина, что вызвало недовольство части офицеров. 
В советской историографии довольно часто приводятся слова генерала Корнилова, сказанные им в этот период его жизни — в начале Ледяного похода: «Я даю вам приказ, очень жестокий: пленных не брать! Ответственность за этот приказ перед Богом и русским народом я беру на себя!» Исследовавший этот вопрос современный историк и исследователь Белого движения В. Ж. Цветков обращает внимание в своей работе, что никакого оформленного «приказа» с подобным содержанием ни в одном из источников не обнаружено. При этом наличествуют свидетельства А. Суворина, единственного, кто успел издать свой труд «по горячим следам» — в Ростове в 1919 году: Первым боем армии, организованной и получившей своё нынешнее название [ Добровольческой ], было наступление на Гуков в половине января. Отпуская офицерский батальон из Новочеркасска, Корнилов напутствовал его словами, в которых выразился точный его взгляд на большевизм: по его мнению, это был не социализм, хотя бы самый крайний, а призыв людей без совести людям тоже без совести к погрому всего трудящегося и государственного в России [в оценке «большевизма» Корнилов повторял его типичную оценку многими тогдашними социал-демократами, например, Плехановым]. Он сказал: «Не берите мне этих негодяев в плен! Чем больше террора, тем больше будет с ними победы!» Впоследствии он к этой суровой инструкции прибавил: «С ранеными мы войны не ведём!»… В белых армиях смертные приговоры военно-полевых судов и приказы отдельных начальников приводились в исполнение комендантскими управлениями, что, однако, не исключало участия в расстрелах пленных красноармейцев добровольцев из числа строевых чинов. Во время «Ледяного похода», по свидетельству Н. Н. Богданова — участника этого похода: Взятые в плен, после получения сведений о действиях большевиков, расстреливались комендантским отрядом. Офицеры комендантского отряда в конце похода были совсем больными людьми, до того они изнервничались. У Корвин-Круковского появилась какая-то особая болезненная жестокость. На офицерах комендантского отряда лежала тяжелая обязанность расстреливать большевиков, но, к сожалению, я знал много случаев, когда под влиянием ненависти к большевикам, офицеры брали на себя обязанности добровольно расстреливать взятых в плен. Расстрелы были необходимы. При условиях, в которых двигалась Добровольческая армия, она не могла брать пленных, вести их было некому, а если бы пленные были отпущены, то на другой день сражались бы опять против отряда. Тем не менее подобные действия на белом Юге, как и на других территориях в первой половине 1918 г., не носили характера государственно-правовой репрессивной политики белых властей, они проводились военными в условиях «театра военных действий» и соответствовали повсеместно сложившейся практике «законов военного времени». Другой очевидец событий — ставший впоследствии известным корниловцем А. Р. Трушнович, так описывал эти обстоятельства: в отличие от большевиков, чьи вожди провозгласили грабёж и террор идейно оправданными действиями, на знамёнах армии Корнилова были начертаны лозунги законности и правопорядка, поэтому она стремилась избегать реквизиций и излишних кровопролитий. Однако обстоятельства вынудили добровольцев в определённый момент начать отвечать жестокостью на зверства большевиков: Под станицей Гниловской большевики убили раненых корниловских офицеров и сестру милосердия. Под Лежанкой был взят в плен и заживо закопан в землю разъезд. Там же большевики вспороли живот священнику и волокли его за кишки по станице. Их зверства всё умножались, и чуть ли не каждый корниловец имел среди своих близких замученных большевиками. В ответ на это корниловцы перестали брать пленных… Это подействовало. К сознанию непобедимости Белой армии присоединился страх смерти. По словам участника и очевидца событий генерала Деникина, большевиками с самого начала гражданской войны был задан её характер: истребление; белый генерал пишет, что причиной убийств и мучений, чинимых советской властью, были в основном отнюдь не ожесточение, появляющееся непосредственно во время боя; причина зверств находилась в контексте влияния возводившей террор в систему «руки сверху», которая видела в таких мерах «единственное средство сохранить свое существование и власть над страной». Уже в самые первые дни Белого движения на Юге России, когда Добровольческая Армия ещё лишь формировалась, стало очевидно, как пишет белый генерал, что «большевики убивают всех добровольцев, захваченных ими, предавая перед этим бесчеловечным мучениям». Террор у них не прятался стыдливо за «стихию», «народный гнев» и прочие безответственные элементы психологии масс — он шествовал нагло и беззастенчиво. Представитель красных войск Сиверса, наступавших на Ростов, Волынский, явившись на третий день после взятия города в совет рабочих депутатов, не оправдывался, когда из меньшевистского лагеря послышалось слово — «убийцы». Он сказал: — Каких бы жертв это ни стоило нам, мы совершим свое дело, и каждый, с оружием в руках восставший против советской власти, не будет оставлен в живых. Нас обвиняют в жестокости, и эти обвинения справедливы. Но обвиняющие забывают, что гражданская война — война особая. В битвах народов сражаются люди — братья, одураченные господствующими классами; в гражданской же войне идет бой между подлинными врагами. Вот почему эта война не знает пощады, и мы беспощадны Не раз на местах, переходивших из рук в руки, добровольцы находили изуродованные трупы своих соратников, слышали леденящую душу повесть свидетелей этих убийств, спасшихся чудом из рук большевиков. Помню, какою жутью повеяло на меня, когда первый раз привезли восемь замученных добровольцев из Батайска — изрубленных, исколотых, с обезображенными лицами, в которых подавленные горем близкие едва могли различить родные черты… Поздно вечером, где-то далеко на заднем дворе товарной станции, среди массы составов я нашел вагон с трупами, загнанный туда по распоряжению ростовских властей, «чтобы не вызвать эксцессов». И когда при тусклом мерцаний восковых свечек священник, робко озираясь, возглашал «вечную память убиенным», сердце сжималось от боли, и не было прощения мучителям… Помню свою поездку на «Таганрогский фронт» в середине января. На одной из станций возле Матвеева кургана, на платформе лежало тело, прикрытое рогожей. Это быль труп начальника станции, убитого большевиками, узнавшими, что его сыновья служат в Добровольческой армии. Отцу порубили руки и ноги, вскрыли брюшную полость и закопали ещё живым в землю. По искривленным членам и окровавленным израненным пальцам видно было, какие усилия употреблял несчастный, чтобы выбраться из могилы. Здесь же были два его сына — офицеры, приехавшие из резерва, чтобы взять тело отца и отвезти его в Ростов. Вагон с покойником прицепили к поезду, в котором я ехал. На какой то попутной станции один из сыновей, увидев вагон с захваченными в плен большевиками, пришел в исступление, ворвался в вагон и, пока караул опомнился, застрелил несколько человек… 9 (22) февраля 1918 года Добровольческая армия оставила Ростов-на-Дону и выступила в Первый Кубанский «Ледяной» поход. Питер Кенез, американский историк-исследователь Гражданской войны в России, приводит в своей работе сведения о терроре большевиков, обрушившемся на оставленный добровольцами Ростов. По приказу красного командующего Сиверса должны были быть казнены все имеющие отношение к Добровольческой армии, приказ распространялся и на детей четырнадцати и пятнадцати лет, записавшихся в армию генерала Корнилова, однако, возможно из-за запрета родителей, не ушедшие с ней в поход на Кубань. О жестокости со стороны рядовых добровольцев во время «Ледяного похода» вспоминал один из участников похода, когда писал о имевших порой место и бессудных расправах добровольцев над захваченными в плен: Все большевики, захваченные нами с оружием в руках, расстреливались на месте: в одиночку, десятками, сотнями. Это была война «на истребление». Как следствие взаимного ожесточения в боевой обстановке не было пощады и добровольцам, попадавшим в руки большевиков. По данным историка Федюка, Корниловым было составлено воззвание к жителям Ставрополья предупреждавшее о возможности применения к ним ответных жестких мер, в случае нападения на офицеров Добровольческой армии.См.Федюк В. П. Белые. Антибольшевистское движение на юге России 1917—1918 гг. — М.: АИРО-XX, 1996.ISBN 5-88735-029-6: На всякий случай предупреждаю, что всякое враждебное действие по отношению к добровольцам и действующим вместе с ними казачьим отрядам повлечет за собой самую крутую расправу, включая расстрел всех, у кого найдётся оружие, и сожжение селений. По мнению исследователя Белого движения на Юге России В. П. Федюка, эти заявления свидетельствуют, «что речь шла именно о терроре, то есть насилии, возведённом в систему, преследующем цель не наказания, но устрашения»: Имеется свидетельство участника событий Н. Н. Богданова, характеризующее отношение лично генерала Корнилова к пленным красноармейцам, выражавшееся зачастую буквально в спасении им лично обреченных на расстрел бывших красных солдат: В последующем Добровольческая армия взятых в плен рядовых зачисляла в свои отряды. Они, по отзывам военных, недурно сражались в рядах Добровольческой армии. Насколько я знаю, во время первого похода, был лишь один случай зачисления в армию взятых в плен. Корнилов, раз утром, в одной из станиц, встретил офицера комендантского отдела, ведшего двух молодых солдат взятых накануне в плен. Корнилову, очевидно, стало их жалко и он сухо приказал: «зачислить в Корниловский полк». Один из них бежал недели через две, а другой так и остался в рядах Добровольческой армии… См. ЛЕДЯНОЙ ПОХОД

Гибель 
31 марта (13 апреля) 1918 — убит при штурме Екатеринодара. «Неприятельская граната, — писал генерал А. И. Деникин, — попала в дом только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного. Мистический покров предвечной тайны покрыл пути и свершения неведомой воли». Гроб с телом Корнилова был тайно захоронен (причем могилу «сровняли с землей») при отступлении через немецкую колонию Гначбау.

    Судьба тела генерала Корнилова 
 На следующий день, 3 (16) апреля 1918 г., большевики, занявшие Гначбау, первым делом бросились искать якобы «зарытые кадетами кассы и драгоценности» и случайно отрыли могилу и отвезли тело генерала в Екатеринодар, где оно было сожжено. В документе Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков говорилось: Отдельные увещания из толпы не тревожить умершего человека, ставшего уже безвредным, не помогли; настроение большевистской толпы повышалось… С трупа была сорвана последняя рубашка, которая раздиралась на части и обрывки разбрасывались кругом… Несколько человек оказались уже на дереве и стали поднимать труп… Но тут же веревка оборвалась, и тело упало на мостовую. Толпа все прибывала, волновалась и шумела… После речи с балкона стали кричать, что труп надо разорвать на клочки… Наконец отдан был приказ увезти труп за город и сжечь его… Труп был уже неузнаваем: он представлял из себя безформенную массу, обезображенную ударами шашек, бросанием на землю… Наконец, тело было привезено на городские бойни, где его сняли с повозки и, обложив соломой, стали жечь в присутствии высших представителей большевистской власти… В один день не удалось окончить этой работы: на следующий день продолжали жечь жалкие останки; жгли и растаптывали ногами.  О том, что большевики вырыли тело генерала из могилы и затем, после длительного таскания по городу, его уничтожили, в Добровольческой армии известно не было. После взятия через 4 месяца армией генерала Деникина Екатеринодара в ходе Второго Кубанского похода, 6 августа 1918 г., было назначено торжественное перезахоронение генерала Корнилова в усыпальнице кафедрального собора.  Организованные раскопки обнаружили лишь гроб с телом полковника Неженцева. В разрытой же могиле Л. Г. Корнилова был ими обнаружен лишь кусок соснового гроба. Проведенное расследование обнаружило страшную правду. Семья Лавра Георгиевича была потрясена случившимся. Место, где скончался генерал Корнилов Таисия Владимировна — жена Лавра Георгиевича, приехавшая на похороны супруга и надеявшаяся увидеть его хотя бы мертвым, обвинила генералов Деникина и Алексеева в том, что тело погибшего Главнокомандующего Добровольческой армии не вывезли вместе с армией и отказалась присутствовать на панихиде — горе вдовы было очень тяжело. Она ненамного пережила мужа и вскоре скончалась 20 сентября 1918 г. — через шесть месяцев после мужа. Её похоронили рядом с фермой, где оборвалась жизнь Лавра Георгиевича. На месте гибели генерала Корнилова — ему и его жене — добровольцами были поставлены два скромных деревянных креста. 

    Память 
Экспозиция передвижной выставки, посвящённой Корнилову. Таганрог. Лето 1919 г. Здание в Таганроге в котором летом 1919 г. проходила выставка памяти Корнилова. 3 октября 1918 года командующий Добровольческой армией генерал Деникин учредил «Знак отличия Первого Кубанского похода». Было зарегистрировано 3689 его участников. Знак номер один по праву принадлежал генералу Лавру Георгиевичу Корнилову и был торжественно вручен его дочери. Как пишет современный историк В. Ж. Цветков, гибель генерала Корнилова не стала концом Белого движения на юге России: Добровольческая армия выстояла в тяжелейшие дни «Ледяного похода», и сделала имя генерала символом высокого патриотизма и самозабвенной любви к Родине. В Зарубежье его подвиги вдохновляли русскую молодежь, так в 1930 г., Организационное бюро по подготовке учредительного съезда Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП) отмечало: Нашим знаменем должен быть образ генерала Корнилова и мы должны помнить, что в борьбе с большевизмом под национальным флагом нет места ни партийности, ни классам. В 1919 г. на ферме, где погиб Главнокомандующий Добровольческой армии, был создан Музей генерала Корнилова, а вблизи — на берегу Кубани была устроена символическая могила Лавра Георгиевича. Рядом находилась могила Таисии Владимировны — супруги генерала. Кроме того, уже летом 1919 г. в Омске велась подготовка к установке памятника генералу Корнилову вблизи здания кадетского корпуса. Музей и могилы большевики уничтожили в 1920 г. Ферма сохранилась[13]. В 2004 г. городская администрация города Краснодара (в 1918 г. — Екатеринодар) приняла решение о воссоздании музейной экспозиции, посвященной генералу Корнилову и Белому движению.

Ссылки: