Ходасевич Владислав Фелицианович (1886-1939)

Источник - Сайт: Биография.ру

День рождения: 28.05.1886 года
Место рождения: Москва,
Дата смерти: 14.06.1939 года
Место смерти: Париж, Франция
Гражданство: Франция

Очень рано почувствовал свое призвание, выбрав литературу главным занятием жизни. Уже в шесть лет сочинил свои первые стихи.

Родился 16 мая (28 н.с.) в Москве в семье художника.
Отец - выходец из польской дворянской семьи, мать - дочь перешедшего из иудаизма в православие еврея - воспитывалась в польской семье ревностной католичкой; католиком крещён и Xодасевич. В детстве увлекался балетом, занятия которым вынужден был оставить из-за слабого здоровья. С 1903 жил в доме брата, известного адвоката М. Ф. Ходасевича, отца художницы Валентины Ходасевич
В 1904 поступил на юридич. факультет Московского университета, в 1905 перешёл на филологич. факультет, но курса не окончил. Тогда же посещает московский литературно-художеств. кружок, где выступают с чтением стихов и докладов В. Я. Брюсов, А. Белый, К. Д. Бальмонт, Вяч. Иванов, - живая встреча с символистами, литературными кумирами поколения Xодасевича. Влиянием символизма, его словаря, общепоэтических клише отмечена первая книга "Молодость" (1908). В иной тональности написан "Счастливый домик" (1914; переиздан в 1922 и 1923), получивший доброжелательную критику; посвящён второй жене Xодасевича с 1913 Анне Ивановне, урожд. Чулковой, сестре Г. И. Чулкова - героине стихов сборника (содержит также цикл, связанный с увлечением поэта Е. В. Муратовой, "царевной", бывшей женой П. П. Муратова, приятеля Xодасевича; с ней он совершил поездку в Италию в 1911). В "Счастливом домике" Xодасевич открывает мир "простых" и "малых" ценностей, "радости любви простой", домашней безмятежности, "медленной" жизни - того, что позволит ему "спокойно жить и мудро умереть". В этом сборнике, не включённом, как и "Молодость", в Собр. стих. 1927, Xодасевич впервые, порывая с выспренностью символизма, обращается к поэтике пушкинского стиха ("Элегия", "К музе").
В 1910-е он выступает и как критик, к мнению которого прислушиваются: помимо откликов на новые издания мэтров символизма, он рецензирует сборники литературной молодёжи, осторожно приветствует первые книги А. Ахматовой, О. Э. Мандельштама; выделяет, независимо от литературной ориентации, поэтические сборники 1912-13 Н. А. Клюева, М. А. Кузмина, Игоря Северянина - "за чувство современности", впрочем, вскоре в нём разочаровывается ("Русская поэзия", 1914; "Игорь Северянин и футуризм", 1914; "Обманутые надежды", 1915; "О новых стихах", 1916). Xодасевич выступает против программных заявлений акмеистов (отмечая при этом "зоркость" и "собственный облик" "Чужого неба" Н. С. Гумилева, подлинность дарования Ахматовой) и, особенно, футуристов. В полемике с ними формировались основные моменты историко-литературной концепции Xодасевича, рассредоточенной по разным работам: традиция, преемственность есть способ самого бытия культуры, механизм передачи культурных ценностей; именно литературный консерватизм обеспечивает возможность бунта против отжившего, за обновление литературных средств, не разрушая при этом культурную среду.
В середине 1910-х гг. изменяется отношение к Брюсову: в рецензии 1916 на его книгу "Семь цветов радуги" Xодасевич назовёт его "самым умышленным человеком", насильственно подчинившим "идеальному образу" свою настоящую природу. Длительные (с 1904) отношения связывают Xодасевича с Андреем Белым, он видел в нём человека, "отмеченного... несомненной гениальностью", в 1915 через поэта Б. А. Садовского сближается с М. О. Гершензоном, своим "учителем и другом".
В 1916 кончает самоубийством его близкий друг Муни (С. В. Киссин), несостоявшийся поэт, раздавленный простой жизнью, увиденной без привычного символистского удвоения; об этом Xодасевич позднее напишет в очерке "Муни" ("Некрополь"). В 1915-17 наиболее интенсивно занимается переводами: польских (3. Красиньский, А. Мицкевич), еврейских (поэмы С. Черниховского, из древне-еврейской поэзии), а также армянских и финских поэтов. С переводами связаны его статьи 1934 "Бялик" (Xодасевич отмечал в нём слитность "чувства и культуры" и "чувства национального") и "Пан Тадеуш". В 1916 заболевает туберкулезом позвоночника, лето 1916 и 1917 проводит в Коктебеле, живёт в доме М. А. Волошина.
Творчески воспитавшийся в атмосфере символизма, но вошедший в литературу на его излете, Xодасевич вместе с М. И. Цветаевой, как он писал в автобиографич. очерке "Младенчество" (1933), "выйдя из символизма, ни к чему и ни к кому не примкнули, остались навек одинокими, "дикими". Литературные классификаторы и составители антологий не знают, куда нас приткнуть". Вышедшая в 1920 книга "Путём Зерна" посвящена памяти С. Киссина), собранная в основном в 1918 (переиздана в 1922) - свидетельство литературной самостоятельности и литературной обособленности Xодасевича. Начиная с этого сборника, главной темой его поэзии станет преодоление дисгармонии, по существу неустранимой. Он вводит в поэзию прозу жизни - не снижающе-выразительные детали, а жизненный поток, настигающий и захлёстывающий поэта, рождающий в нём вместе с постоянными мыслями о смерти чувство "горького предсмертья". Призыв к преображению этого потока, в одних стихах заведомо утопичен ("Смоленский рынок"), в других "чудо преображения" удаётся поэту ("Полдень"), но оказывается кратким и временным выпадением из "этой жизни"; в "Эпизоде" оно достигается через почти мистическое отделение души от телесной оболочки. "Путём Зерна" включает стихи, написанные в революционные 1917-1918: революцию, февральскую и октябрьскую, Xодасевич воспринял как возможность обновления народной и творческой жизни, он верил в её гуманность и антимещанский пафос, именно этот подтекст определил эпичность тона (при внутренней напряжённости) описания картин разрухи в "страдающей, растерзанной и падшей" Москве ("2-го ноября", "Дом", "Старуха").
После революции Xодасевич пытается вписаться в новую жизнь, читает лекции о Пушкине в литературной студии при московском Пролеткульте (прозаический диалог "Безглавый Пушкин", 1917, - о важности просветительства), работает в театральном отделе Наркомпросса, в горьковском издательстве "Всемирная литература", "Книжной Палате". О голодной, почти без средств к существованию московской жизни послереволюционных лет, осложняющейся длительными болезнями (Xодасевич страдал фурункулёзом), но литературно насыщенной, он не без юмора расскажет в мемуарных очерках сер. 1920-30-х гг.: "Белый коридор", "Пролеткульт", "Книжная Палата" и др.
В конце 1920 года Xодасевич переезжает в Петербург, живёт в "Доме искусств" (очерк "Диск", 1937), пишет стихи для "Тяжёлой лиры". Выступает (вместе с А. А. Блоком) на чествовании Пушкина и И. Ф. Анненского с докладами: "Колеблемый треножник" (1921) и "Об Анненском" (1922), одном из лучших литературно-критических эссе Ходасевича, посвящённом всепоглощающей в поэзии Анненского теме смерти: он упрекает поэта в неспособности к религиозному перерождению. К этому времени Xодасевич уже написал о Пушкине статьи "Петербургские повести Пушкина" (1915) и "О "Гавриилиаде"" (1918); вместе с "Колеблемым треножником", эссеистскими статьями "Графиня Е. П. Ростопчина" (1908) и "Державин" (1916) они составят сб. "Статьи о рус. поэзии" (1922).
Пушкинский мир и биография поэта всегда будут притягивать Xодасевича: в кн. "Поэтическое хозяйство Пушкина" (Л., 1924; издана "в искажённом виде" "без участия автора"; переработанное издание: "О Пушкине", Берлин, 1937), обращаясь к самым разнородным сторонам его творчества - самоповторениям, излюбленным звукам, рифмам "кощунствам" - он старается уловить в них скрытый биографический подтекст, разгадать способ претворения в поэтический сюжет биографического сырья и самую тайну личности Пушкина, "чудотворного гения" России. Xодасевич находился в постоянном духовном общении с Пушкиным, творчески от него удалённом.
В июне 1922 Ходасевич вместе с Н. Н. Берберовой, ставшей его женой, покидает Россию, живёт в Берлине, сотрудничает в берлинских газетах и журналах; в 1923 происходит разрыв с А. Белым, в отместку давшим язвительный, в сущности пародический, портрет Xодасевича в своей кн. "Между двух революций" (1990); в 1923-25 помогает А. М. Горькому редактировать журнал "Беседа", живёт у него с Берберовой в Сорренто (октябрь 1924 - апрель 1925), позднее Xодасевич посвятит ему несколько очерков. В 1925 переезжает в Париж, где остается до конца жизни.
Ещё в 1922 вышла "Тяжёлая лира", исполненная нового трагизма. Как и в "Путём Зерна", преодоление, прорыв - главные ценностные императивы Xодасевича ("Перешагни, перескочи, / Перелети, пере- что хочешь"), но узаконивается их срыв, их возвращение в вещественную реальность: "Бог знает, что себе бормочешь, / Ища пенсне или ключи". Душа и биографическое я поэта расслаиваются, они принадлежат разным мирам и когда первая устремляется в иные миры, я остается по сию сторону - "кричать и биться в мире вашем" ("Из дневника"). Вечная коллизия противостояния поэта и мира у Xодасевича приобретает форму физической несовместимости; каждый звук действительности, "тихого ада" поэта, терзает, оглушает и уязвляет его.
Xодасевич становится одним из ведущих критиков эмиграции, откликается на все значимые публикации за рубежом и в Советской России, в т. ч. книги Г. В. Иванова, М. А. Алданова, И. А. Бунина, В. В. Набокова, З. Н. Гиппиус, М. М. Зощенко, М. А. Булгакова, ведёт полемику с Адамовичем, стремится привить молодым поэтам эмиграции уроки классического мастерства. В ст. "Кровавая пища" (1932) историю русской литературы рассматривает как "историю уничтожения русских писателей", приходя к парадоксальному выводу: писателей уничтожают в России, как побивают камнями пророков и таким образом воскрешают к грядущей жизни. В статье "Литература в изгнании" (1933) анализирует все драматические аспекты бытования эмигрантской литературы, констатирует кризис поэзии в одноименной статье (1934), связывая его с "отсутствием мировоззрения" и общим кризисом европейской культуры (см. также рецензию на кн. Вейдле "Умирание искусства", 1938).
Последний период творчества завершился выходом двух прозаических книг - яркой художественной биографии "Державин" (Париж, 1931), написанной языком пушкинской прозы, с использованием языкового колорита эпохи, и мемуарной прозы "Некрополь" (Брюссель, 1939), составленной из очерков 1925-37, публикуемых, как и главы "Державина", в периодике. И Державин (от прозаизмов которого, как и от "страшных стихов" Е. А. Баратынского и Ф. И. Тютчева вёл свою генеалогию Xодасевич), показанный через грубый быт своего времени, и герои "Некрополя", от А. Белого и А. А. Блока до Горького, увидены не помимо, но сквозь малые житейские правды, в "полноте понимания". Xодасевич обратился к мировоззренческим истокам символизма, выводящим его за пределы литературной школы и направления. Внеэстетический, по существу, замах символизма безгранично расширить творчество, жить по критериям искусства, сплавить жизнь и творчество - определил "правду" символизма (прежде всего неотделимость творчества от судьбы) и его пороки: этически не ограниченный культ личности, искусственная напряжённость, погоня за переживаниями (материалом творчества), экзотическими эмоциями, разрушительными для неокрепших душ ("Конец Ренаты" - очерк о Н.Н. Петровской, "Муни"). Разрыв с классической традицией, по Ходасевичу, наступает в постсимволистскую, а не символистскую эпоху, отсюда пристрастные оценки акмеистов и Гумилева. Несмотря на верность многим заветам символизма, Ходасевич-поэт, с его "душевной раздетостью" и обновлением поэтики, принадлежит постсимволистскому периоду русской поэзии.