Источник
- Библиотека ВВМ
Дата рождения - 12 декабря - 1905. Дата смерти - 14 сентября - 1964.
Гросман Василий Семенович (наст. имя и отчество Иосиф Самуилович) [29
ноября (12 декабря) 1905, Бердичев, Украина - 14 сентября 1964, Москва],
русский писатель
родился в интеллигентной семье: отец инженер-химик, мать преподавательница
французского языка. В литературу Гроссман пришел из гущи жизни -
провинциальной, шахтерской, заводской. Он многое успел повидать в годы
своей юности и молодости. Помнил Гражданскую войну на Украине, эти
впечатления потом отозвались в ряде его произведений. В 1920-е годы семья
его материально жила очень нелегко, в школе и университете ему пришлось
постоянно подрабатывать себе на жизнь. Он был пильщиком дров, воспитателем
в трудовой коммуне беспризорных ребят, в летние месяцы отправлялся с
различными экспедициям в Среднюю Азию.
В 1929 Гроссман окончил химическое отделение
физико-математического факультета Московского университета и уехал в
Донбасс. Работал в Макеевке старшим лаборантом в Научно-исследовательском
институте по безопасности горных работ и заведующим газоаналитической
лабораторией шахты Смолянка-11, затем - в Сталино (ныне Донецк)
химиком-ассистентом в Донецком областном институте патологии и гигиены
труда и ассистентом кафедры общей химии в Сталинском медицинском институте.
В 1932 Гроссман заболел туберкулезом, врачи рекомендовали ему поменять
климат, он переехал в Москву, работал на карандашной фабрике имени Сакко и
Ванцетти старшим химиком, заведующим лабораторией и помощником главного
инженера. Впечатлениями тех лет навеяно многое в таких его произведениях,
как "Глюкауф" (1934), "Цейлонский графит" (1935), "Повесть о любви"
(1937).
Писать Гроссман начал в студенческие годы. Первая
публикация - напечатанный в апреле 1934 в "Литературной газете" рассказ "В
городе Бердичеве" (по мотивам этого рассказа кинорежиссер А. Аскольдов в
1967 снял фильм "Комиссар", вышедший на экран лишь через двадцать с лишним
лет). Рассказ Гроссмана заметили и высоко оценили такие строгие ценители
литературы, как
М. Горький,
И. Э. Бабель,
М. А. Булгаков.
Горький
пригласил Гроссмана для беседы и посоветовал ему - вопреки своему
отрицательному отношению к быстрой профессионализации начинающих писателей
- оставить работу инженера-химика и целиком посвятить себя литературе. "Эта
встреча с Алексеем Максимовичем, - вспоминал Гроссман, - в большой степени
повлияла на дальнейший мой жизненный путь". Но в своем творчестве он
ориентировался на толстовские традиции, а еще ближе ему был художественный
и нравственный, гуманистический опыт Чехова. Он писал: "Чехов осуществлял
самого себя в этих замечательных людях - милых, умных, неловких, изящных и
добрых, сохранивших свою душевную неизменность, свою чистоту и благородство
во тьме русской предреволюционной жизни. Он осуществлял в них свое духовное
существо, делал его зримым, весомым и мощным...".
Кроме рассказов и повестей, Гроссман в предвоенные годы создает
четыре части романа "Степан Кольчугин" (1937-1940), отражавшего важнейшие
события истории России начала 20 века, - приобретенный опыт работы над
крупноформатной прозой сказался потом в сталинградской дилогии "За правое
дело" и "Жизнь и судьба". "Степана Кольчугина" Гроссман не окончил -
началась
Великая Отечественная война.
Все четыре года войны Гроссман - фронтовой корреспондент
"Красной звезды". В написанной вскоре после победы статье он вспоминал:
"Мне пришлось видеть развалины Сталинграда, разбитый зловещей силой
немецкой артиллерии первенец пятилетки - Сталинградский тракторный завод. Я
видел развалины и пепел Гомеля, Чернигова, Минска и Воронежа, взорванные
копры донецких шахт, подорванные домны, разрушенный Крещатик, черный дым
над Одессой, обращенную в прах Варшаву и развалины харьковских улиц. Я
видел горящий Орел и разрушения Курска, видел взорванные памятники, музеи и
заповедные здания, видел разоренную Ясную Поляну и испепеленную Вязьму".
Здесь названо еще далеко не все - Гроссман видел и форсирование Днепра, и
чудовищный
нацистский лагерь уничтожения
Треблинку, и агонию Берлина. Первую в русской литературе повесть о
войне - "Народ бессмертен" (название точно выражает ее главную идею)
написал Гроссман, она печаталась в "Красной звезде" в июле-августе
1942.
Особая глава фронтовой биографии писателя -
Сталинградская эпопея; он был с первого
до последнего дня ее очевидцем. Сохранившиеся записные книжки
свидетельствуют, что Гроссман не раз бывал во многих вошедших в историю
предельно ожесточенными боями местах боев за Сталинград: на Мамаевом
кургане и на Тракторном, на "Баррикадах" и СталГРЭСе, на командном пункте
В. И. Чуйкова, в дивизиях А. И. Родимцева, Батюка, Гуртьева, встречался и
подолгу беседовал - и не после, когда все было кончено, а тогда же, в
разгар боев, - со многими участниками сражения и прославившимися
военачальниками, и оставшимися безвестными офицерами и солдатами, а нередко
видел их в деле. Его сталинградские очерки зачитывали до дыр (об этом
свидетельствовал также знаменитый сталинградец
В. П. Некрасов).
"За правое дело"
Популярность и официальный ранг Гроссмана были высоки, однако, лишь в годы
войны. Уже в 1946 официозная критика обрушилась на "вредную", "реакционную,
упадническую, антихудожественную" пьесу Гроссмана "Если верить
пифагорейцам". Это было началом травли писателя, продолжавшейся до самой
его смерти.
В 1943 по горячим следам событий Гроссман в редкие свободные от фронтовых
командировок и редакционных заданий часы начал писать роман о
Сталинградской битве. В августе 1949 рукопись романа "За правое дело" была
представлена в редакцию "Нового мира". Редактирование рукописи продолжалось
почти три года, за это время сменилась редколлегия журнала, появлялись все
новые и новые редакционно-цензорские требования. Существует девять
вариантов рукописи, которые хранятся в архиве. Роман был опубликован в
1952. В феврале 1953 появилась одобренная Сталиным разгромная, с
политическими обвинениями статья М. С. Бубеннова "О романе В.
Гроссмана "За правое дело", которая была началом кампании шельмования
романа и его автора, тотчас же подхваченной другими органами печати.
Отдельным изданием "За правое дело" вышло только после смерти Сталина, в
1954 в Воениздате (с новыми перестраховочными купюрами), в 1956 "Советский
писатель" выпустил книгу, в которой автор восстановил некоторые
пропуски.
Но Гроссман, несмотря ни на что, продолжал работать. Это была вторая книга
дилогии
"Жизнь и судьба", которая была
закончена в октябре 1960. Гроссман отдал рукопись в журнал "Знамя". Там на
заседании редколлегии, в котором участвовали и руководители Союза
писателей, роман отвергли "как вещь политически враждебную", о чем было
немедленно доложено в ЦК КПСС Автор был предупрежден, что должен "изъять из
обращения экземпляры рукописи своего романа и принять все меры к тому,
чтобы рукопись не попала во вражеские руки". После такой выволочки Гроссман
не исключал возможности самого худшего: ареста, лагеря и конфискации
архива. На всякий случай два экземпляра рукописи он отдал на сохранение
друзьям. 14 февраля 1961 к нему явились с ордером на обыск и забрали все
остальные экземпляры рукописи, черновики, даже подготовительные материалы -
все это затем бесследно исчезло, видимо, было уничтожено. Гроссман
обратился с гневным письмом к
Н. С. Хрущеву, требуя, чтобы ему
вернули рукопись: "Эта книга мне так же дорога, как отцу дороги его честные
дети. Отнять у меня книгу - это то же, что отнять у отца его детище... Нет
смысла, нет правды в нынешнем положении, - в моей физической свободе, когда
книга, которой я отдал жизнь, находится в тюрьме, - ведь я ее написал, ведь
я не отрекаюсь от нее". Через несколько месяцев его принял М. А. Суслов, он
подтвердил, что и речи не может быть о возвращении рукописи автору и
публикации романа.
Через несколько лет после смерти Гроссмана С. И. Липкин с помощью писателя
В. Н. Войновича и академика
А. Д. Сахарова переправил за рубеж
фотопленку хранившейся у него рукописи. "Жизнь и судьба" вышла в 1980 в
Лозанне (Швейцария). Лишь с наступлением перестройки в 1988 роман был
опубликован на родине писателя.
"...В Сталинграде войны была заключена душа. Его душой была свобода", - это
Гроссман почувствовал в Сталинграде еще тогда, когда там шли ожесточенные
уличные бои. В романе "За правое дело" сталинградские наблюдения сложились
в некий "закон" войны, таящий "разгадку победы и поражения, силы и бессилия
армий". Одним из проявлений открывшегося писателю "закона" было "чудо",
происшедшее в Сталинграде, где сражение шло в конечном счете за "присущую
людям меру морали, убежденности в человеческом праве на трудовое и
национальное равенство". В романе "Жизнь и судьба" писатель идет дальше в
постижении Сталинградской эпопеи - она рассматривается с точки зрения
универсальных, всеобъемлющих категорий человеческого бытия. В фашизме он
видит зло, угрожающее роду человеческому: "Фашизм и человек не могут
сосуществовать. Когда побеждает фашизм, перестает существовать человек,
остаются лишь внутренне преображенные, человекообразные существа". Эта
высокая гуманистическая позиция делает Гроссмана бесстрашным обличителем и
нашего собственного зла, советского тоталитарного строя, во всех его
проявлениях, он не делит зло на "свое" и "чужое". Кульминацией
Сталинградской битвы и высшим проявлением духа сражающегося народа стала в
романе оборона дома "шесть дробь один", это точка, в которой сошлись все
нити повествования. Не строгий приказ, не угроза жестокого наказания за его
невыполнение, а ощущаемая каждым ответственность за исход боя и судьбу
страны, дух свободы, которые обрели защитники дома, были источником этой
самоотверженности.
Однако великая победа в Сталинграде, рожденная неудержимым порывом народа к
свободной жизни, была у народа отобрана, использована для его подавления,
для укрепления тоталитарного, лагерного режима, для торжества сталинщины.
Сразу же после разгрома немцев в Сталинграде появляются первые признаки
возвращения к довоенным нравам и порядкам. Отечество было спасено, враг
повержен, а тем, кто, не щадя себя, остановил фашистское нашествие, кто
вынес на своих плечах главную тяжесть войны, самым свирепым образом дали
понять, что их заслуги, пролитая ими кровь ровным счетам ничего не значат,
что с фронтовым свободолюбием и независимостью будет покончено. Эта
историческая трагедия раскрыта Гроссманом с большой художественной силой.
"Жизни и судьбе" присущи размах эпической панорамы и масштаб мысли, которой
по плечу постижение сложного, скрытого хода истории. Генрих Белль в своей
рецензии на "Жизнь и судьбу" справедливо заметил: "Этот роман - грандиозный
труд, который едва ли назовешь просто книгой, в сущности, это несколько
романов в романе, произведение, у которого есть своя собственная история -
одна в прошлом, другая в будущем".
Поздние рассказы
Параллельно с работой над сталинградской дилогией Гроссман писал рассказы,
большая часть которых при его жизни не была и не могла быть опубликована. О
чем бы ни писал в поздних рассказах Гроссман - о мещанской алчности,
уродующей души людей, разрывающей даже родственные связи ("Обвал", 1963), о
маленькой девочке, которая, попав в окраинную больницу, сталкивается с
неприглядной реальностью несправедливо устроенной жизни простых людей и
начинает чувствовать фальшь благополучного существования того круга хорошо
устроенных, к которому принадлежат и ее родители ("В большом кольце",
1963), о судьбе женщины, полжизни проведшей в тюрьмах и лагерях,
встреченной полным равнодушием соседей, которым ни до чего, кроме своего
растительного существования, нет дела ("Жилица", 1960), о доброте и
сердечной отзывчивости, испытываемых на прочность бездушной рутиной нашего
времени ("Фосфор", 1958-1962), о кладбище, которое не защищено от
тщеславной суеты и неутоленных амбиций живых ("На вечном покое",
1957-1960), о людях, которые, нажав кнопку бомбосбрасывателя, превратили в
пепел десятки тысяч неведомых им людей ["Авель (Шестое августа)", 1953], о
Матери с Младенцем как самом прекрасном воплощении идеи бессмертия рода
человеческого ("Сикстинская Мадонна", 1955), - о чем бы ни писал Гроссман,
он ведет непримиримую войну с насилием, жестокостью, бессердечием, защищая
достоинство и свободу, на которые имеет неотъемлемое право каждый
человек.
Последние годы
Вскоре после расправы, учиненной властями над его романом, Гроссмана
настигла неизлечимая болезнь. Но он продолжал работать. "У меня бодрое,
рабочее настроение, и меня это очень удивляет - откуда оно берется? - писал
он осенью 1963 жене. - Кажется, давно уж должны были опуститься руки, а
они, глупые, все тянутся к работе". И Некрасов, вспоминая Гроссмана,
выделял как главную черту его личности отношение к писательству:
"...Покоряли прежде всего не только ум его и талант, не только умение
работать и по собственному желанию вызвать "хотение", но и невероятно
серьезное отношение к труду, к литературе. И добавлю - такое же серьезное
отношение к своему - ну как бы это сказать, - к своему, назовем, поведению
в литературе, к каждому сказанному им слову".
В последние, очень тяжелые для него годы Гроссман написал две необычайно
сильные, вершинные в его творчестве книги: армянские записки "Добро вам!
(Из путевых заметок)" (1962-1963) и повесть "Все течет..." (1955-63).
Полицейские меры начальства не запугали его, не заставили попятиться от
опасной, свирепо наказуемой правды. Оба эти последние его произведения
проникнуты духом неукротимого свободолюбия. В критике тоталитарного режима,
тоталитарной идеологии, тоталитарных исторических мифов Гроссман идет очень
далеко. Впервые в советской литературе проводится мысль о том, что основы
бесчеловечного, репрессивного режима были заложены Лениным. Гроссман первым
рассказал об унесшем миллионы людей
голодоморе 1933
на Украине, показав, что голод, как и кровавый тайфун, названный потом
тридцать седьмым годом, были целенаправленными мероприятиями людоедской
сталинской политики.
Из Войновича
В 1960 году с писателем Василием Гроссманом случилась беда - был арестован
один из важнейших его трудов - роман "Жизнь и судьба".
Текст оказался настолько острым, что главный редактор "Знамени"
Вадим Кожевников
решил передать его в
КГБ
.
После чего сотрудники этой организации явились одновременно в
"Знамя", в "Новый мир" и к самому писателю и изъяли не
только все экземпляры романа, но и черновики, и копировальную бумагу, и
даже ленты от пишущих машинок, на которых этот роман печатался.
Гроссман тяжело переживал это обстоятельство, обращался к высшим советским
властям с просьбой вернуть рукопись, но безрезультатно.
Тогдашний член Политбюро ЦК КПСС
Михаил Суслов
принял автора и сказал ему, что его антисоветский роман будет опубликован
не раньше, чем лет через 200-300.
Казалось, что роман пропал навсегда. Именно в связи с этим Гроссман и
сказал свою фразу: "Меня задушили в подворотне". На фоне
перенесенного потрясения он заболел раком и в 1964 году умер. А роман, как
все считали, сгинул навсегда. Но мне почему-то в это не верилось.