 |
Бибиков Дмитрий Гаврилович - киевский генерал-губернатор
Дмитрий Гаврилович Бибиков в 1837-м был назначен генерал- губернатором юго-западных губерний, проводил политику русификации Украины.
Не думая быть биографом Бибикова, я не собирал сведений об его родословной, но вот что я знаю о нем. Отец Бибикова, кажется, был полковник гвардии. Я знал мать Бибикова, в 1833-м году она была старуш- кою в Москве, была матерью пяти генералов и в большом почтении. Она была небольшого роста, но, должно быть, была редкою красавицею: огромные блестящие и умные глаза, брюнетка с румянцем во всю щеку и в старости очень стройная. Это была старинных русских бар благодетельная барыня, делать добро - было для нее долгом, и она делала много и разумно. Она была строгая мать - тоже по старине. Бибиков был уже генералом, когда, приехав в Москву к матери, поцеловал руку и сел без позволения. По старинке, это считалось оскорблением родителей, и мать не затруднилась сказать:
- Дмитрий, кто тебе позволил сесть? а как я прикажу тебе дать 100 розог!?
Дмитрий вскочил, просил прощения и сказал:
- Маменька, я буду смирно лежать, только вы высеките своими ручками, а я впредь не буду.
Бибиков считался родней графу Бенкендорф у и вот какой: старший брат Бибикова, Николай , умер бездетен, на вдове его женился граф Бенкендорф, и тоже скоро овдовел, не имея детей. Кажется, нет родства, но считались родными.
Бибиковых было пять братьев, я знал только трех, Илья , Гаврила и Дмитрий . Илья был любимец Михаила Павловича и числился в артиллерии. Гаврило, добряк, суетился по разным комитетам: тюремным и проч. Дмитрий - генерал-губернатором, генерал-адъютантом, членом Государственного Совета и генералом от инфантерии. Впоследствии он был министром внутренних дел и кончил отставкою без мундира и без пенсиона.
Три брата Бибиковы, воспитанные гувернерами и гувернантками для гостиной, все были одинакового воспитания, т.е. никакого. Илья был молчалив, старался казаться размышляющим и имел привычку пыхтеть, как бы надуваясь. Гаврило был страшный говорун и невероятный добряк. Стоило попросить его похлопотать у кого-нибудь из вельмож, как говорило говорилыч (так его звали), не дослушав и не узнав о чем просить - летел к вельможе. Страсть помогать бедным расстроила его состояние. В Питере характеризовали трех братьев так: один дуется, другой продулся, а третий всех надувает. Бибиков, у которого я служил, любил спрашивать, что о нем говорят? Я отвечал всегда правду, но на этот раз сказал: ничего. Я забавлял его рассказами, которых у меня без конца, но однажды сидел молча. Бибиков спросил:
- о чем вы думаете? Я отвечал: о полковнике Одинцове.
- О каком?
- Который служил при вас.
- Да, я любил его; так что же вы думали?
- Он однажды сидел с вами, как я, вы спросили его, что о вас говорят? Он отвечал, говорят, что есть три брата Бибиковых, один дуется, другой продулся, а третий всех надувает, и вы прогневались, уволив его от службы.
- Кто вам это сказал?
- Не скажу.
- Это неправда.
Бибиков, видимо, сердился. Он был одного со мною роста, умеренно полный мужчина, с татарским лицом хорошего типа, был брюнет, плешив, что очень шло к нему, глаза матери удивительно хороши, большие, полные жизни и огня, левой руки не было по плечо - оторвало под Бородиным , но он никогда не чувствовал боли перед дурною погодой, как обыкновенно бывает. Голос имел весьма приятный, повинующийся в интонациях.
Бибиков рано поступил в гусары, постоянно был адъютантом, не был пьяницей, не был картежником, но всю жизнь был поклонник хорошеньких женщин. Наук он не знал никаких, говорил по навыку по-французски и по- немецки, замечательно недурно говорил по-русски, но писать не умел ни на одном языке; по-русски до того плохо знал грамоту, что не умел и строки написать без руководства. Случалось иногда, что он просил взять перо и писать под его диктовку. Ходя по комнате, он диктовал, но что диктовал: "поелику", "так как, сей", "таковый же" - и проч. Разумеется, пишешь свое.
- Кончили?
- Кончил.
- Прочтите, поставьте, где следует "ять", - потрудитесь расставить запятые и прочие знаки.
- Поставил.
- Да поставьте хорошенько!
- Да я ставил, когда писал.
- Ну, вот еще рассказывайте, ни один литератор не ставит знаков, когда пишет, а расставляет после, для чего же вы уверяете меня.
Написанная мною под диктовку записка служит оригиналом, и Бибиков после списывает и посылает, как свое сочинение. Однажды я сошкольничал и под его диктовку писал две записки: одну, что должно писать, а другую, от слова до слова, что диктовал Бибиков, последняя преуморительная.
Арифметики Бибиков совершенно не знал, насилу я приучил его переводить целые хотя числа с ассигнаций на серебро, например, 10 руб., 100 руб., а промежуточные так и не выучился [переводить]. Когда мне случалось в уме складывать дроби, Бибиков никогда не мог не улыбнуться, а когда мне приходилось сказать итог двух дробей разных знаменателей, то он серьезно смеялся. Я готов держать пари хотя на правую мою руку, что он до смерти не верил, что можно сложить 1/2 с 1/3 . Истории, географии - совершенно не знал. Я пробовал в разговоре сводить Карла V с Людовиком XIV, а Карла I с Франциском II, лишь бы был занимателен анекдот, все сойдет. В географии надобно быть осторожным о тех местах, где он бывал, а остальное: венгерские реки можешь переносить в Америку, а испанские в Южную Америку - все сходило гладко. В музыке он ценил только технику играющего, но ее не понимал. Живопись богомазов всего более нравилась Бибикову. Швейцар его заказал портрет своего генерала богомазу Киевщинскому в Киеве, и тот нарисовал его яркими красками и золотом, а главное, усы и бакенбарды отделал по волоску, как пишут часто на образах. Случайно Бибиков увидал этот портрет, долго смотрел на него и не мог оторваться, а потом уверял меня, что лучшей работы он не видывал.
Бибиков знал свое слабое понятие в искусствах и при посторонних никогда не пускался в рассуждения, разве вычитает какое мнение или подслушает у того, кому доверяет. Тогда толкует, но всегда коротко и неохотно. Будучи обязан как генерал-губернатор принимать всех, он говорил охотно, но затверженные фразы, что для представляющихся было незаметно, но мне было известно, что вариаций в этом отношении не было. Как я говорил, Бибиков имел замечательную, представительную наружность, весьма внушительный взгляд, а лишение руки - давало ему очень воинственный вид.
Приемных дней было два в неделю. К приему должны были являться все чиновники особых поручений (их было 13) в мундирах. Бибиков выходил по- домашнему, в сюртуке без эполет. Обыкновенно прием начинался в 10 часов. Прием происходил очень чинно, сам Бибиков не читал ни одного прошения, но заставлял читать и потом говорил по-заученному, а если забывал, то следовала известная фраза:
- Эразм Иванович, доложите со справкою. Но этого никогда не исполнялось, ни одно прошение не докладывалось, а разрешалось в канцелярии. В приемные дни собирались нищие, салопницы, отставные солдаты. Бибиков всегда великодушно при публике приказывал: "дайте помощь бедным" и при этом отдавал мне ключ от стола с деньгами. Зная болезненную скупость Бибикова, я раздавал по 3 копейки и вообще соблюдал, чтобы не выйти из бюджета 2-х рублей. Раз мне не было времени, он поручил Позняку , майору, раздать помощь бедным и дал ему ключ. Позняк раздал до 10 руб. Бибиков сильно поморщился и долго вспоминал со мною, как Позняк глупо распорядился, и более уже не поручал ему оказывать помощь. Бибиков был хорош тем, что не лениво подписывал бумаги, [но] никогда их не читал, у себя в кабинете не держал, ни одной резолюции не делал, и всеми бумагами распоряжалась канцелярия.
В канцелярии было три секретаря: полицейский, судный и хозяйственный, они и были докладчики. Порядок был такой: получалось 500, 600 и более конвертов на одной почте. В получении расписывался дежурный чиновник, приносил ко мне, при мне распечатывал другой чиновник и поверял ** конвертов с бумагами, я помечал день получения и на серьезных делал резолюции. Бумаги поступали к регистратору, который, записав * и со- держание, раздавал секретарям. Они составляли ответы, а Бибиков подписывал их не читая. Вот и все занятия генерал-губернатора. Спрашивается, что же он делал, сидя один в кабинете?
Постоянно читал. Книгопродавец Исаков обязан был высылать все романы, выходящие на французском языке. Газеты Бибиков получал очень многие французские без цензуры, которые читал сам, польские - просматривал Андреевский и, сделав кой-чему перевод, докладывал. Русские журналы и газеты получались все, но Бибиков не читал ни одного, читал я и, найдя скоромное или ругательное - особенно Сенковского , я прочитывал Бибикову.
Вставал Бибиков в 7, 8 часов, пил чай с куском домашнего хлеба, в 11- ть часов был завтрак, какое-нибудь холодное блюдо. Обедал он в 2-3 часа; обед был недорогой, четыре блюда, но хороший и здоровый. Часов в 8 был вечерний чай, ужина не было, и в 11 часов Бибиков ложился спать. Так всякий день и много лет. Кроме балов он ходил по вечерам к тем, за кем волочился. На бал я должен был ехать с ним. Бибиков не выходил из дома, не начернивши усы и бакены, случалось, и подбелится, духов всегда много и лучшие.
Бибиков был холодный эгоист, привязанности, дружбы, благодарности он никогда и ни кому не имел. Был дружен только с теми, в ком видел пользу для своего положения; был ласков только к тем, кто приносил пользу ему. Бибиков охотно говорил о своей любви к России, о своем патриотизме и о преданности своей к государю. России он не мог любить, потому что совершенно не понимал, в чем состоит польза России. Государю он выказывал преданность только потому, что от государя истекали милости. Кроме своего положения по службе Бибиков уважал богатство в других, бедных - нашего брата он глубоко презирал, в нем крепко было убеждение, что бедный создан на службу богатому и что достоинства и способности пригодны только для возвышения богатого. Я раз спросил Бибикова, правда ли, что когда он управлял таможнями , то один господин разругал его, и тогда дали ему место.
- Правда, - отвечал он, - это было так: в приемный день, в Питере является ко мне от-ставной майор, представляет документы и просит места. По [наведенной] справке оказалось, что он пьяница, в следующий приемный день он явился, я отдал ему документы и сказал: нет ваканции. Он просил, я отказал. В следующий день приходит маиор и просит места, я отказал. В следующий - опять приходит маиор, меня рассердило, я постращал его, что пошлю за полициею, и окончательно запретил приходить. Маиор помолчал и громко сказал: будь ты проклят, безрукий урод, чтобы не было тебе ни на сем, ни на том свете ни дна, ни покрышки, и хладнокровно пошел.
Я приказал заготовить определение его к должности и в первый приемный день приказал призвать его. Увидав его, я подал ему определение и сказал при всех: "Господин маиор, вот вам место, вы пьяница, но если вы будете пить, то безрукий урод, которому нет ни дна, ни покрышки, остальною рукою вас задушит, прощайте". Он и теперь хорошо служит, полковником, и перестал пить.
- Отчего же вы дали ему должность, когда он разругал вас?
- Когда человек решается ругаться, то это доказывает крайнюю степень отчаяния. Много характерных анекдотов я мог бы рассказать о Бибикове, но для очерка довольно и этих. Теперь спрашивается, как же этот человек, малограмотный, так долго управлял краем и оставил память дельного управления после себя?
Из рассказа моего видно, что Бибиков не виноват в управлении краем, но он был полезный начальник для управления, он не мешал, не мудрил, не тормозил хода дел, а в этом немало заслуги в начальнике. Долго до Бибикова был правителем канцелярии генерал-губернатора статский советник Карцов ; у этого труженика была голова мудрого министра, он был холост, был совершенно честен и работал как вол, но имел большой недостаток для правителя, он был бесконечно добр, тих, деликатен; чуть сложное дело, секретари подкладывали Карцову, и тот писал до устали. Но один не может много сделать, бумаги накоплялись, дела запускались, канцелярия ленилась и брала взятки. Я не переставал удивляться, как мог Бибиков не оценить такого человека, такой мудрой головы, такого громадно опытного человека и бесконечно трудолюбивого. Бибиков любил наушничество, это была слабейшая черта его характера.
Дрянь, недостойная мизинца ноги Карцева, наговорила Бибикову, что Карцев малоспособен и запустил дела. Бибиков обошелся с Карцевым холодно. В первую поездку Бибикова в Питер Карцев поехал с ним.
Меня очень полюбил этот достойный и серьезный человек за живость характера и веселонравие. Уезжая, он сказал мне, что не вернется, и предсказал, что меня обойдут чарочкою - оправдалось.
Бибиков возвратился, а Карцев остался по своим делам. Вдруг вопрос от министра юстиции , нет ли препятствия для увольнения Карцева от должности? Бибиков был поражен, в особенности, когда я сказал, что знал о том, что Карцев не вернется.
- Отчего? - спросил он.
- Вы не оценили его.
- Так что же я должен был - целовать его ручки?
- Нет, тон делает музыку.
- Чорт с ним, напишите министру, что препятствий нет. Карцев в тот же год был [сделан] действительным тайным советником. Так скоро и достойно оценил Дашков Карцева. Правителя канцелярии [уже] не было у Бибикова, и он просил меня принять должность управляющего канцеляриею генерал-губернатора . В службе отказываться нельзя.
- Я не готовился к такой сложной обязанности, - отвечал я, - ни воспитанием, ни практикою, я употреблю все силы и маленькое знание, но только на краткое время.
- Хорошо, посмотрим после, - отвечал Бибиков. Нашел я много крайне запущенных дел, но я не Карцев, работать за всех не буду и не способен. Канцелярия, как фабрика, должна иметь успех от разделения труда, надобно уметь заставить каждого трудиться по своей части. Разделить труд было немудрено, работа сама собою делилась на полицейскую, судную и хозяйственную, а чтобы трудились, я должен был быть сам примером.
Ссылки: