Полонская Елизавета Григорьевна (ур. Мовшесон) (1890-1969)

Она проживёт долгую жизнь, и спустя много лет Евгений Шварц запишет в дневнике: "Полонская жила тихо, сохраняя встревоженное и вопросительное выражение лица. Мне нравилась её робкая, глубоко спрятанная ласковость обиженной и одинокой женщины. Но ласковость эта проявлялась далеко не всегда. Большинство видело некрасивую, несчастливую, немолодую, сердитую, молчаливую женщину и сторонилось от неё. И писала она, как жила. Не всегда, далеко не всегда складно. Она жила на Загородном в большой квартире с матерью, братом и сынишкой, отец которого был нам неизвестен. Иной раз собирались у неё. Помню, как Шкловский нападал у неё в кабинете с книжными полками до потолка на "Конец хазы" Каверина, а Каверин сердито отругивался. Елизавета Полонская, единственная сестра среди серапионовых братьев , Елисавет Воробей , жила в сторонке. И отошла совсем в сторону от них уже много лет назад. Стихов не печатала. Больше переводила и занималась медицинской практикой, служила где-то в поликлинике. Ведь она была ещё и врачом, а не только писателем". А в 1922-м ей было 32 года, и реальность вокруг неё начала закрываться. Однако пока воздух был свободен, движения не скованы, и она написала балладу "Побег". Но что-то иное было уже в воздухе, и поэтому "Побег" выдавался сначала за стихотворение, посвящённое анархисту Кропоткину . Позже, уже в 1960-е годы, посвящение поменяло адресата и побег стал побегом Якова Свердлова из ссылки, но мы видали и не такие трансформации в посвящениях.

У власти тысяча рук

и два лица.

У власти - тысячи верных слуг

и доносчикам 99ф нет конца.

Железный засов на дверях тюрьмы.

Тайное слово знаем мы.

Тот, кто должен бежать, - бежит.

Любой засов для него открыт.

У власти тысяча рук и два лица.

У власти - тысячи верных слуг.

Больше друзей у беглеца.

Ветер за ним закрывает дверь,