Бирон, Эрнст Иоганн (нем. Ernst Johann von Biron; 23 ноября 1690 — 28
декабря 1772) — фаворит русской императрицы
Анны Иоанновны, регент Российской
империи в октябре-ноябре 1740 года, граф Священной Римской империи (с
1730), герцог Курляндии и Семигалии с 1737. В 1740-61 гг. в ссылке.
Из мелкопоместных остзейских дворян (см. Бироны). Семейную фамилию Бирен
или Бюрен нем. Bühren поменял на офранцуженную фамилию Бирон (von
Biron) по созвучию с фамилией семейства французских герцогов.
С 1718 служил при дворе герцогини Анны в Курляндии, в 1730 в качестве
обер-камергера её двора приехал в Россию. Имел огромное влияние на
императрицу. В 1737 при содействии Анны Иоанновны был избран
герцогом Курляндии, которой управлял
из Петербурга. По завещанию Анны Иоанновны Бирон после её смерти (17
октября 1740) стал регентом при несовершеннолетнем императоре
Иване VI Антоновиче, что вызвало
недовольство русского дворянства. В результате борьбы за власть, вылившейся
в дворцовый переворот, 9 ноября 1740 Бирон был арестован. Правительницей
стала мать Ивана VI —
Анна Леопольдовна. Бирон по обвинению
в «захвате регентства» и стремлении завладеть престолом был приговорён к
смертной казни, заменённой ссылкой в Пелым, с 1742 — в Ярославль.
Пётр III вернул Бирона в Петербург;
Екатериной II он был восстановлен на
курляндском герцогском престоле.
Второй сын Карла фон Бирена (Бюрена) и Гедвиги-Катарины, урожд. фон дер
Рааб, родился 23 ноября (13 ноября ст. стиля) 1690 г. на родовой мызе
Кальнцем, Курляндия (ныне пос. Калнциемс, Латвия). Сведения о его жизни до
1718 г. фрагментарны и плохо поддаются проверке. Сообщается, что Эрнст
Иоганн был послан учиться в Кёнигсбергский университет, однако его имя в
списках студентов пока не обнаружено. К. Манштейн утверждает, что молодой
Бирон пытался получить место камер-юнкера при супруге наследника
российского престола Алексея Петровича, но ему было отказано по причине
низкого происхождения. Княгиня Наталия Долгорукова пишет в своих
воспоминаниях, что Бирон занимался сапожным ремеслом и даже шил сапоги её
дяде, что также не находит подтверждения в других источниках.
Согласно воспоминаниям самого Бирона, к 1740 г. он находился на службе Анны
Иоанновны уже 22 года, что позволяет отнести к 1718 г. его появление при
курляндском дворе, куда он был принят по протекции канцлера Курляндии
Германа фон Кейзерлинга, либо, по другим сведениям, обер-гофмейстера
герцогини Курляндской Петра Бестужева-Рюмина. Бирон занимал при дворе
должности: секретаря герцогини, с 1720 г. управляющего её имением Вюрцау
(Вирцава), в 1722 г. назначен камер-юнкером, обер-камер-юнкером (к 1726
г.), затем после 1727 г. камергером. 25 февраля 1723 г. женился на фрейлине
герцогини Анны, Бенигне Готтлиб фон Тротта-Трейден (1703—1782), которая, по
официальной версии, родила ему троих детей. Около 1722 г., находясь в
Кёнигсберге, участвовал в уличной драке с городской стражей, в результате
которой один стражник был убит. Несколько месяцев провел в тюрьме, откуда
был выпущен с обязательством уплатить 700 рейхсталеров штрафа, о чём
сохранилось его письмо в архиве П. Я. Дашкова. Исполняя поручения герцогини
Анны, а также сопровождая её в поездках, несколько раз был в России, где
получил известность при императорском дворе, в том числе как знаток
лошадей.
Когда Анна была избрана на русский престол, она взяла его с собой в Россию.
По случаю своей коронации она назначила Бирона [28 апреля 1730]
обер-камергером (тогда это была придворная должность, а не звание), «с
рангом действительного генерала».
В том же году Бирон получил диплом на титул графа Священной Римской
империи. В 1737 избран при содействии России курляндским дворянством на
место последнего герцога из рода фон Кеттлеров — Фердинанда и с этого
времени стал именоваться «божией милостью Эрнст-Иоганн герцог Курляндский».
Король польский Август III, обязанный своим престолом России, согласился
признать эту кандидатуру. России было выгодно иметь во главе Курляндии
человека, который вполне от неё зависел бы. К этому стремился ещё Петр
Великий.
В царствование Анны Иоанновны Бирон управлял своим государством из
Петербурга. Как герцог Курляндский, он был всегда верен интересам России и
не позволял себя увлечь подарками ни прусскому королю, ни императору
Священной Римской империи.
Лица, писавшие о царствовании Анны Иоанновны во второй половине XVIII века,
рисуют Бирона злым гением России со дня его появления здесь (княгиня Н.
Долгорукова, Миних, его адъютант Манштейн и др.). По изображению этих
авторов, Бирон был человеком в высшей степени грубым, необразованным,
корыстолюбивым и кровожадным. На нём тяготело обвинение в господстве
иностранцев, в жестокостях и казнях, совершавшихся будто бы по приказанию
иностранца-временщика, в казнокрадстве и в разорении русского народа.
Государством действительно управляли иностранные министры (Миних и
Остерман), но они были выдвинуты Петром Великим, усвоили его традиции и
действовали в интересах России; к тому же их разделяла с Бироном
непримиримая вражда. Бирон не вывез с собою в Петербург массы курляндцев, и
они не составили собою ничего сплочённого, подобного тому, как впоследствии
голштинцы при Петре III. Президенты большинства коллегий, как и большинство
сенаторов, были русские. Много было иностранцев в армии и среди дипломатов,
но их много было там и при Петре Великом. Бирон был очень невысокого мнения
о русских и не скрывал этого; но наряду с этим такая осведомлённая
свидетельница, как леди Рондо, отмечает у него желание не раздражать
русских неуважением к их обрядам. Этим подтверждаются известия других
иностранцев, что он искал популярности. Наконец, в нём находили поддержку
многие русские государственные люди, например, передовой человек в
крестьянском вопросе Анисим Маслов. Бирон поддерживал на Украине князя
Шаховского против Миниха и ввёл в кабинет министров Бестужева-Рюмина против
Остермана. Политических преследований в царствование Анны было очень много,
но Бирон не был в них заинтересован. В них были заинтересованы лично
императрица и лица, которым она была обязана неограниченной властью (С. А.
Салтыков, Феофан Прокопович, граф Г. И. Головкин, особенно Остерман; среди
доносчиков были такие люди, как Татищев и Миних).
Имевшая мало прав на престол, императрица очень ревниво относилась к тому,
что говорили в народе о её правах. Правда, в делах об оскорблении
величества постоянно фигурирует имя Бирона и его отношения к императрице,
но в этих случаях оскорблённой является сама императрица, а не Бирон. И
позже, при императрице Елизавете, секли кнутом и резали языки тем, кто
говорил об отношениях Бирона к её предшественнице. В деле Волынского
фигурировала жалоба Бирона, но она была очень незначительным фактом среди
массы других обвинений. Некоторые лица при Анне были, несомненно, обязаны
своим избавлением от опалы Бирону (например, Куракин). Рассказы о страшном
корыстолюбии Бирона основаны главным образом на голословном уверении
историка Болтина, что Бирон забрал себе недоимки на многие миллионы рублей,
а государство вконец разорил. Точно так же не доказано и выставленное
Татищевым обвинение, что Бирон при
помощи своего клиента Шемберга эксплуатировал в свою пользу лучшие русские
горные заводы и другие промыслы. Но имеются несомненные доказательства
того, что он неоднократно отклонял от себя крупные денежные подарки, очень
обычные для того времени. Из подарков государыни самым крупным были 500
тыс. рублей, пожалованные ему по случаю заключения мира с Турцией, из
которых, однако, он получил не все, а только 100 тыс. рублей.
Вообще деятельность Бирона при Анне Иоанновне и степень его влияния очень
мало поддаются точному определению. Во всяком случае, мысль о его
регентстве была выдвинута не немцами, а русскими вельможами
(кабинет-министр князь А. М. Черкасский, генерал-прокурор князь Н. Ю.
Трубецкой, князь Куракин, граф Головин, граф М. Головкин и в особенности
Бестужев-Рюмин).
Сделавшись регентом после смерти императрицы Анны в силу её завещания (в
октябре 1740), Бирон искал популярности среди русского общества и стал
добросовестно заниматься делами. Не любивший его французский посланник
Шетарди пишет: «Он непрерывно занят тем, что может его сделать угодным
народу; последний много терпел от затруднений и медлительности, которыми
отличалось ведение здешних дел; для того чтобы сократить срок
делопроизводства, Бирон отправился третьего дня в сенат, оставался там по
крайней мере четыре часа и будет туда являться отныне каждый четверг». И
действительно, первые меры регента отличались, как отмечает и С. М.
Соловьёв, гуманностью.
Однако с самого начала его правления между ним и родителями императора
Иоанна Антоновича начались недоразумения. Был открыт заговор, имевший целью
устранить регента и поставить на его место принца Брауншвейгского или его
супругу. Не подлежало сомнению, что принц имел связи с заговорщиками. Бирон
апеллировал к собранию кабинета, сената и генералитета, которое единогласно
стало на его сторону. Отцу императора пришлось публично выслушать крайне
резкое замечание от начальника Тайной канцелярии А. И. Ушакова. Между тем
матери императора, Анне Леопольдовне, предложил свои услуги старый
фельдмаршал граф
Христофор Миних, который арестовал в
ночь на 9 (20) ноября 1740 года герцога Курляндского вместе с его
женой.
Миних вошёл в покои и подошёл к кровати посередине — на кровати лежали
супруги Бироны. Они так крепко спали, что не слышали шагов фельдмаршала. Он
подошёл к ним и крикнул «Проснитесь!» Бирон проснулся и сердито сказал
«Что? Что тебе нужно? Как ты смеешь?» Но увидев входивших в комнату солдат,
понял всё, закричал от страха и полез под кровать. Его вытащили, сунули в
рот платок, посадили в стоявшие у порога дворца сани и увезли на
гауптвахту.
Бирон был предан суду, и ему было поставлено в вину, по меткому выражению
того же Шетарди, даже и то, что он принимал награды и подарки от
императрицы.
Главные обвинения против Бирона были выставлены следующие: «захват»
регентства, «небрежение» о здоровье покойной государыни, желание удалить
царскую фамилию из России с целью завладеть престолом и притеснения
русских. 18 (29) апреля 1741 года был обнародован манифест «о винах бывшего
герцога Курляндского». Он был приговорён к смертной казни четвертованием,
но манифестом был помилован, и казнь была заменена ему вечной ссылкой в
Пелым, за три тысячи верст от
Петербурга. Он впал в мрачное настроение духа и стал готовиться к
смерти.
Когда на престол вступила Елизавета, которой он в прошлом оказывал
некоторые услуги, она вспомнила изгнанника и перевела его на житьё в
Ярославль, но не решилась предоставить
полную свободу. Павший временщик написал для государыни записку, в которой
оправдывался в возведённых на него обвинениях, в том числе и в захвате
регентства. Впоследствии Екатерина II находила эту записку заслуживающей
доверия.
Пётр III вызвал Бирона в Петербург, возвратил ему ордена и знаки
отличия, но не вернул Курляндского герцогства, которое прочил своему дяде,
герцогу Георгу Голштинскому. Екатерина II восстановила бывшего временщика
на курляндском герцогском троне, причём Бирон обязался пропускать через
Курляндию русские войска, не вступать ни в какие сношения с врагами России,
оказывать веротерпимость православным и разрешить постройку православного
храма. Эти условия вызвали величайшее неудовольствие Курляндского
дворянства. Он отказался от власти в пользу сына своего Петра. Вскоре Бирон
умер, 82 лет от роду, в Митаве, где и был погребён в герцогском склепе.
Гроб его впоследствии был открыт, и тело оказалось удивительно
сохранившимся. Вполне сохранилась даже андреевская мантия, в которой он
завещал себя похоронить.
Слово «бироновщина» — не народное; народных песен или преданий о времени
Бирона не сохранилось. В делах, где фигурировали отношения Бирона к
государыне, были замешаны почти исключительно гвардейские солдаты, дворяне
и чиновники, недовольные строгостью к ним императрицы Анны. Александр
Пушкин высказал по этому поводу такое замечание: «Он (Бирон) имел несчастие
быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в
духе его времени и в нравах народа».
Семья и потомки
Среди историков XIX века (например, П. В. Долгоруков) бытовало мнение, что
на самом деле Бенигна Готтлиб была бездетной, а свадьба была устроена с
таким расчетом, чтобы избежать кривотолков в отношении герцогини Анны,
которая была вдовой после смерти мужа герцога Курляндского почти сразу
после свадьбы. Дети же у семьи Биронов родились от герцогини Анны, а
Бенигна ближе к появлению ребёнка носила под платьем подушки, изображая
беременность. Вместе с тем, современные исследователи (например, И.
Курукин), основываясь, на переписке Бирона с женой и тщательном изучении
фактологических данных, утверждают, что, по крайней мере, двое старших
детей были рождены именно Бенигной Бирон. Так, например, старший сын Пётр
родился 15 февраля 1724 года в Митаве, в то время как Бирон с герцогиней
Анной находились в Москве на коронации Екатерины Алексеевны. Также до сих
пор не найдено прямых доказательств того, что матерью младшего сына Карла
Эрнста была Анна.
Пётр Бирон — сын
Гедвига Елизавета Бирон, в замужестве Екатерина Ивановна Черкасова
— дочь
Карл Эрнст Бирон — сын
Катарина-Фридерика-Вильгельмина Бирон — внучка
Доротея Бирон — внучка
Потомки рода Бирона существуют и поныне. Так, в 1990 году в Рундальском
дворце на торжества по поводу 300-летия Бирона собралось 12 его потомков из
разных стран мира.
С устранением русских фельдмаршалов в фельдмаршалы был произведен
Миних
. В обер-камергеры производился "Яган Эрнест фон Бирон",
"особливо нам любезно верный... через многие годы будучи в нашей
службе при комнате нашей", - откровенно поясняла императрица. Анна
преувеличивала в указе о назначении Бирона, "удревняя" историю
своих особых с ним отношений. Всего за два года до воцарения она слезно
молила верховни- ков, дабы они отпустили к ней задержанного в столице
курляндского резидента
П. М. Бестужева
, связь с которым продолжалась у нее почти два десятилетия. Но верховники
отпустили Бестужева именно тогда, когда им стало известно о появлении у
Анны нового фаворита.
Бирон
не имел длинной родословной. Правда, он попытался поднять документы о
курляидских дворянах Биронах, известных с конца XVI века, по курляндское
рыцарство сочло, что Бироны не представили действительных доказательств
своего благородного происхождения. Позднее Иоганн Эрнест Бирон стремился
привязаться к роду французских герцогов Биронов. В этом ему изо всех сил
помогал
Антиох Кантемир
, находившийся в Париже в качестве русского посланника.
Иоганн Эрнест родился в 1690 году. Он учился в
Кенигсбергском университете
, но был изгнан оттуда за какую-то скандальную историю. В 1722 году ему
пришлось длительное время отсидеть в Кенигсберге за драку, и его отпустили
при условии уплаты 700 талеров штрафу. Сумма эта висела на нем в течение
нескольких лет.
В штате Анны он появился в 1718 году не без помощи
П. М. Бестужева
. Но в первый раз он пробыл там недолго: за попытку оклеветать Бестужева и
его сыновей перед Анной он был изгнан. Вторично он попадает ко двору Анны в
1724 году. Теперь он проявляет больше выдержки и умело использует
длительное отсутствие прежнего фаворита. Вернувшись в 1728 году в
Митаву
, Бестужев быстро убедился в том, что оставленные им подопечные вполне
столковались между собой, и ему оставалось жаловаться дочери (княгине
Аграфене Волконской
) о своей печали: "Чрез злых людей друг мой сердечный от меня
отменился, а ваш друг более в кредите остался".
Очевидно, с дочерью Бестужева у Бирона тоже были особые отношения. Если
принять во внимание еще и то, что Бестужев пристраивал Бирона ради его
сестры, то клубок и вообще не распутать. Тем не менее Бестужев, видимо,
искренне плакался дочери: "Знаешь ты, как я того человека люблю,
который теперь от меня отменился".
Анна же, утешившись с Бироном и Левенвольде, потом не гнушалась и
преследованиями своего прежнего долголетнего "голанта".
Еще
Екатерина I
, видимо от
камергера Левенвольде
, слышала, что Бирон "знал силу в
лошадях
и охотник к тому был". Это его качество отметил и австрийский
резидент Остейн. Он заметил, что когда Бирон говорил о лошадях или с
лошадьми, то он говорил как человек, а когда говорил о людях или с людьми,
то говорил как лошадь. Но такой эрудиции вполне было достаточно для
удовлетворения ближайших запросов не только императрицы или ее фрейлин, а и
разного рода русских и иностранных деятелей. Кроме лошадей, у него была и
страсть к
карточным играм
.
Все это позволяло ему выглядеть вполне светским человеком. У Биропа было и
еще одно качество, делавшее его "легким" в обращении: он, как
никто, умел брать, не стесняясь сам и не заставляя стесняться дающего.
В России 30-х годов часто вставал вопрос о том, как плохо брать
взятки
. Но само собой разумелось, что Бирону надо давать во всех случаях, и при
этом дающий считал себя облагодетельствованным. Наспех составленное в 1741
году "судное дело" успело зафиксировать сотни тысяч рублей,
выжатых им из своих жертв. Но во много раз больше не попало в эту цифру.
Бирона осыпают подарками вельможи, их супруги и дочери.
Жена Черкасского нижайше благодарит его за "милости", оказанные
супругу. Униженно заискивает перед ним цесаревна Елизавета, пресмыкаются
родственники Анны, в том числе, казалось бы, всесильный
С. А. Салтыков
.
Страстный обличитель людских пороков
Антиох Кантемир
участвует в бесчестной подделке, "устраивая" Бирону во Франции
герцогский титул. Отовсюду к Бирону стекаются в качестве подарков лошади и
драгоценности. Эту дань вынужден платить и Татищев. К Бирону присылают
жалобы с солидным материальным приложением, и его благодарят за то, чего он
никогда не делал. Неподкупный Маслов, боевой генерал Румянцев, возвращенный
из ссылки, "птенец гнезда Петрова" Кириллов подписываются в
письмах к Бирону "нижайший раб".
Презирающие его иностранные резиденты наперебой предлагают весьма солидные
суммы либо за продажу того или иного интереса, либо (даже чаще) за то,
чтобы он не продал его кому другому. Уже в июне 1730 года австрийский
посланник "пожаловал" Бирону диплом графа Римской империи,
портрет императора, украшенный бриллиантами, и двести тысяч талеров, чтобы
предотвратить возможность
русско-французского союза
. Два года спустя Карл-Густав Левенвольде получил гарантии, что Бирону
будут выплачены двести тысяч талеров за подписание нужного
Пруссии
соглашения о Курляндии
(обязательство избрать на курляндский стол в будущем сына прусского
короля). Около того же времени
Миних
убеждал секретаря французского посольства Маньяна о необходимости
"подарить" Бирону сто тысяч экю за поддержку идеи
союза России с Францией
.
"Подарками" подстегивалось и значительное снижение пошлин на
иностранные товары, проведенное по инициативе Остермана и не без участия
Бирона.
Расплачивались и непосредственно кровыо русских солдат. В России подбирали
для прусского короля рослых гвардейцев. Русские полки посылались в помощь
иностранным дворам без какой-либо выгоды для государства. Бесславные
поражения понес Миних в войне за польское наследство. Практически
безрезультатно закончилась четырехлетняя
война с Турцией
, унеся до сотни тысяч жизней и многие миллионы денег. А императрица на
радостях по случаю заключения мирного договора презентовала Бирону,
никакого отношения ни к победам, ни к поражениям в данном случае не
имевшему, золотой сосуд, осыпанный бриллиантами и пятьсот тысяч рублей
(естественно, не вся сумма могла уместиться в сосуде). И это в условиях,
когда нечем было платить даже боевым офицерам.
Уже с началом правления Анны иностранные резиденты удивлялись тому, что
"при неслыханной роскоши двора в казне нет ни гроша, а потому никому
ничего не платят".