Бироновщина в нашей историографии

Бироновщина в нашей историографии оценивалась обычно достаточно однозначно. Но в конце прошлого и начале нашего столетия появились работы Е. Карновича и В. Строева , в которых сделана попытка пересмотреть сложившийся взгляд на это явление. Обе работы, особенно вторая, тенденциозны, но не лишены заслуживающих внимания оценок и аргументов. Так, Е. Карнович признает, что "Бирон, несмотря на все его честолюбие, был личностью довольно ничтожною". Но он не без оснований говорит и о том, что русское дворянское общество этой поры лучшего и не стоило. После вспышки гражданских чувств 1730 года неизбежно должен был последовать отлив, тем более что восторжествовала, в сущности, идея оправдания раболепия, прикрываемая приверженностью к монархии.

Внук знаменитого фаворита Софьи В. В. Голицына - Андрей Голицын и потомок князей Волконских исполняли при дворе Анны роли шутов. И маркиз де Шетарди имел основания сказать про русских вельмож, что они "знатны только по имени, в действительности же они были рабы и так свыклись с рабством, что большая часть не чувствовала своего положения". М. М. Щербатов, историк XVIII века, приводит характерный эпизод из этой эпохи:

Бирон, у которого по пути в Митаву повредилась карета, созвал сенаторов и, осыпая их бранью, угрожал, что он "их вместо мостовин велит для исправления мостов положить". Шербатов обижался за сенаторов, с которыми так обращались. Е. Карпович справедливо заметил, что они того и стоили, если позволяли так с собой обращаться. В. Строев увидел в этом факте заботу о путях сообщения России. Е. Карпович не без оснований возражает против попыток переложить всю вину на Бирона, как бы очистив саму императрицу и пресмыкавшихся перед ними обоими русских вельмож. Он цитирует Кантемира, который "видел в поступках ее мудрость многу, и сколь ей к истине расчищена дорога". Просвещенный Феофан Прокоповпч рассыпался приторными виршами вроде: "Ты наш ясный свет, ты красный цвет, ты доброта, ты веселие, велие". А. М. Черкасский по случаю мира с Турцией произнес на восемь страниц панегирик (от имени российского народа). Но от тех, кто явно (как Кантемир или Проконович) или тайно (как Черкасский) ратовал за сохранение неограниченного самодержавия, ничего иного ожидать было и невозможно. А борьба велась на протяжении всего десятилетия бироновщины.

Ключевский обращает внимание на то, что свыше двадцати тысяч человек было сослано в Сибирь , еще больше снималось со своих мест и бежало куда глаза глядят. Брожение неизменно захватывало и верхи русского дворянства, хотя проявлялось оно по-разному.

Еще один аргумент Е. Карновича заслуживает внимания. Он считает, что от иностранца в России нельзя требовать, чтобы он служил России так же, как это требуется, скажем, от русского дворянина: само собой разумеется, что иностранец бескорыстно служить не будет. Бирон этого никогда и не пытался скрывать. Он демонстративно отказывался учить русский язык и подчеркивал свое "невмешательство" в ход дел внутри страны. Можно только добавить к этому, что и сама Анна, и ее кабинет министров придерживались почти такой же точки зрения. По замечанию известного историка прошлого столетия А. Градовского , "кабинет не любил заглядывать внутрь страны".

"Вершина русской администрации, - поясняет он, - живет самою внешнею политическою жизнью. Россия для нее только средство для добывания сумм, нужных для того, чтобы участвовать в общем хоре западных держав". Это хорошо видели иностранные резиденты. По их наблюдениям, "цель двора достигнута, если в Европе говорят, что Россия богата". Иностранцев поражало и то, что Россия, обладавшая колоссальными подспудными возможностями и проявившая несокрушимую мощь в Северной войне, как бы не знала, куда деть свои силы, и искала того, кто бы их как- то направил.

Не без иронии в адрес и русских и немцев об этом говорит маркиз де Шетарди :

"Немцы (если можно назвать так сборище датчан и пруссаков, вестфальцев, голштинцев, ливонцев и курляндцев) были этими первыми встречными; они и воспользовались руками и ногами этого народа и управляют его движениями".

Другой иностранец замечает, что "Россия вела всегда войны со времени Петра, но не война истощила государство, оно истощено роскошью, дурным управлением министров, переводом за границу сумм, наконец, бесплодная распущенность, тщеславие и суетность разоряют государство".

Ценности, когда-то награбленные Меншнковым , в конечном счете вернулись в казну. С любимцами Анны Ивановны дело обстояло хуже. В указе об аресте Бирона нисколько не иреувеличхтвалось, когда временщику ставилось в вину, "что он несказанное число казенных днег и прочих дорогих вещей, к невозвратному государственному ущербу, похищал, и, к корыстным своим намерениям, по большей части вне государства себе в пользу употреблял".

В. Строев особенно настаивал на том, что и при Петре двор тратил не меньше Анны. Он воспроизводит известные данные о расходах на 1734 год, где из почти восьми миллионов на двор приходится лишь 260 тысяч и на конюшню 100 тысяч рублей. Но ведь в эти суммы не входят "внеплановые" расходы вроде указания А. Маслову 15 февраля 1734 года уплатить из доимочных денег за взятые "в комнату Нашу у Исака Либмана алмазных вещей на 18 733 руб. 75 коп.". Очевидно, не из своего "скромного" дворцового капитала Анна жаловала своему фавориту единовременно полмиллиона.

Самые разные ведомства участвовали и в печально знаменитом "представлении" под занавес бироновщины: свадьбе шутов ( "Ледяной дом" ). Эта "свадьба" явилась позором пе только роду Голицыных, чей отпрыск исполнял главную роль. Это было позором России, куда более постыдным, чем Нарва или Аустерлиц,

Со Строевым можно согласиться лишь в том, что в 30-е годы не было как таковых немецкой и русской партий. Во всяком случае, их не было при дворе, поскольку весь двор был слишком далек от действительных нужд России. Остерман , Бирон и Миних интриговали друг против друга (что, впрочем, не мешало им довольно солидарно грабить казну и вымогать взятки у иностранных дипломатов). Пожалуй, лишь Левенвольде проявлял "принципиальность", последовательно добиваясь привилегий для ливонского дворянства. Воюя по мелочам между собой, иноземцы, естественно, стремились опереться на местную знать, по возможности использовать ее в этой борьбе. И противостояла им также неоформленная "русская идея", сознание того, что от иностранцев России блага не дождаться.

Преображенский приказ был завален работой, искореняя проявления "русского" духа. Время от времени русское самосознание пробуждалось и у отдельных вельмож. Но А. Градовский опять-таки был прав, заметив, что "не центральным учреждениям было отразить иноземное влияние: возрождение России ждало свободного народа".

Расправа над многими видными вельможами осуществлялась Анной либо из- за мести, либо на всякий случай, дабы уничтожить возможных руководителей оппозиции. Поводом для расправы с Д. Голицыным послужило дело, возбужденное против Константина Кантемира его мачехой. Голицына обвинили в содействии зятю. Из мелкой семейной дрязги создали в 1737 году крупный политический процесс. Князя приговорили к смертной казни, замененной заключением в Шлиссельбургскую крепость , где он скоро и скончался.

Через два года расправились и со всеми Долгорукими, причем четверым из них (в том числе Василию Лукичу ) отрубили головы. Опала коснулась и многих других фамилий. При всех жестокостях эпохи в России крайне редко проливали кровь представителей древних родов. Преступление должно было выглядеть чрезмерным. И в иностранной колонии дипломатов не поверили официальным обвинениям. Говорили о большом заговоре Долгоруких, Голицыных и других аристократических фамилий с целью низвержения Бирона с его неизменным наставником банкиром Липманом .

С. М. Соловьев воспроизвел сообщение из немецких Байретских ведомостей от 7 января 1740 года, в котором говорилось о заговоре русских аристократов "с целью низвергнуть ненавистное иноземное правительство Бирона, придворного банкира иудея Липмана, без которого фаворит ничего не делает, и возвести на престол цесаревну Елизавету".

Немецкий автор Э. А. Герман уверял, что Бирон "следует только тем советам, которые одобрит иудей, по имени Липман , достаточно хитрый, чтобы разгадывать и вести интриги. Он один только посвящается в тайны герцога, своего господина, и всегда присутствует на его совещаниях с кем бы то ни было. Можно сказать, что этот иудей управляет Россиею".

Шетарди также полагал, что не Бирон, а Липман "управлял Русской империей". Исходя из этих данных, Покровский, в целом правильно оценивавший бироновщину как движение вспять по сравнению с правлением верховников, увидел в антибироновском выступлении "националистическую реакцию" и "резкие проявления антисемитизма". Эти проявления он находил в документе, где сообщалось, будто "еврей Либерман , придворный банкир и фаворит герцога курляндского, должен был быть предан в руки разъяренной черни". Покровский допускал модернизацию, перенося понятие конца XIX века в первую половину XVIII. Вопреки его уверениям антисемитизм не распространялся на крещеных евреев, и, следовательно, речь может идти лишь об антииудаизме (юдофобип). Никто и никогда, например, не припоминал Шафирову его еврейского происхождения, хотя, казалось бы, антисемитам выгодно было это сделать при каждой очередной махинации этого "министра". Такой враг иноземцев, как Д. Голицын, даже пострадал в свое время, защищая Шафирова от угрозы справедливого, в общем-то, наказания. Но об антииудаизме, видимо, говорить было можно.

После ареста Бирона "заплечных дел мастер" Ушаков ставил в вину Бирону жестокости своего собственного ведомства, а также то, что он "никакого закона не имел и не содержал". Очевидно, кое-кто и самого Бирона подозревал в тайной принадлежности к иудаизму. Ответ Бирона, будто ему негде было держать пастора, удовлетворить, конечно, не мог. В свою очередь, В. Строев отмечал в качестве примера гуманности Бирона, что "у себя в Курляндии Бирон очень протежировал евреям и вообще показывал широкую веротерпимость, как человек, затронутый современными ему философскими идеями". Правда, автор обошел другой факт: когда дочь Бирона перешла в православие, ей пришлось бежать из дому и просить защиты у самой Елизаветы - такова была ярость отца. Веротерпимость Бирона, следовательно, была довольно избирательной. Сообщение о намерении отдать на растерзание "черни" Липмана вряд ли имеет под собой какое-либо основание. О нем знали лишь на самом верху, а также там, куда перекачивались награбленные в России деньги.

Самое появление Липмана при дворе Строев объясняет финансовыми услугами, которые он оказал Анне в Митавё, и банкиру не было особой необходимости искать популярности за пределами двора. Бироновщина означала прежде всего централизованную систему грабежа страны.

Ссылки: