 |
Бажанов и Владимир Маяковский
Из Бажанова
Маяковского первого периода, дореволюционного и футуристского, я, конечно, не знал. Энциклопедии согласно утверждают, что он стал большевиком с 1908 года. В это время ему было четырнадцать лет. Судя по его стихотворениям этого, дореволюционного периода, он во всяком случае был на правильном пути, чтобы стать профессиональным революционером и настоящим большевиком. Он писал, что его очень занимал вопрос:
"...как без труда и хитрости
Карманы ближнему вывернуть и вытрясти".
Точно так же у него уже сформулировано было нормальное для профессионального революционера отношение к труду:
А когда мне говорят о труде, и еще, и еще.
Словно хрен натирают на заржавленной терке,
Я отвечаю, ласково взяв за плечо:
А вы прикупаете к пятерке?
Я узнал поэта лишь во второй период, послереволюционный, когда он, с партбилетом в кармане, бодро и одушевленно направлял поэзию по коммунистическому руслу. В 1921 году прошла чистка партии, и Маяковский "объявил чистку современной поэзии". Это было пропагандное, не лишенное остроумия издевательство над поэтами, не осененными благодатью коммунизма. Я в то время был студентом МВТУ (Высшего Технического). "Чистка" происходила в аудитории Политехнического Музея. Публика была почти поголовно студенческая. Проводя "чистку" в алфавитном порядке и разделавшись по дороге с Ахматовой , которая будто бы в революции увидела только, что "все разграблено, продано, предано", Маяковский дошел до Блока , который незадолго до этого умер. "Маяковский, - пищит какая-то курсистка, - о мертвых либо хорошо, либо ничего". "Да, да, - говорит Маяковский, - так я и сделаю: скажу о покойнике то, что почти ничего собой не представляет и в то же время очень хорошо его характеризует.
Жил я в то время, о котором идет рассказ, на Гороховой, недалеко от Блока. Собрались мы печь блины. Заниматься кухней мне не хотелось, и я пошел на пари, что пока блины будут готовы, я успею сбегать к Блоку и взять у него книгу его стихов с посвящением. Побежал. Прихожу к Блоку.
Так и так, уважаемый Александр Александрович; высоко ценя ваш изумительный талант (вы уж знаете, я, если захочу, могу такого залить) и т. д. и т. д., вы бы мне, конечно, книжечку Ваших стихов с посвящением.
- Хорошо, хорошо, -говорит Блок; берет книжку своих стихов, выходит в соседнюю комнату, садится и думает. Десять минут, двенадцать минут... А у меня пари и блины. Я просовываю в дверь голову и говорю: "Александр Александрович, мне бы что-нибудь..." Наконец написал. Я схватил книжку и бегом помчался домой. Пари я выиграл. Смотрю, что Блок написал: "Владимиру Маяковскому, о котором я много думаю". И над этим надо было семнадцать минут думать!
То ли дело я: попросил у меня присутствующий здесь поэт Кусиков мою книгу с посвящением. Пожалуйста. Тотчас я взял "Все, сочиненное Владимиром Маяковским" и надписал:
Много есть на свете больших вкусов и маленьких вкусиков;
Кому нравлюсь я, а кому Кусиков.
Владимир Маяковский."
С поэтом я познакомился позже. Был он бесспорно талантлив. Был хамоват и циничен. Во время НЭПа сочинял для советских торговых органов за мзду рекламные лозунги:
"Нигде кроме, как в Моссельпроме",
"Прежде чем пойти к невесте,
побывай в Резинотресте".
Но, увлеченный жанром, сочинял в этом же роде для друзей и знакомых:
Нечаянный сон - причина пожаров.
Не читайте на ночь Уткина и Жарова.
Уткина вообще не выносил. В доме поэтов Уткин читал свое последнее, чрезвычайно благонамеренное стихотворение:
Застлало пряжею туманной
Весь левый склон, береговой.
По склону поступью чеканной
Советский ходит часовой.
Советского часового на берегу Днестра убивает стрелок-белогвардеец с румынского берега. Уткин топит белогвардейца в советском патриотическом негодовании.
Уткин кончил. Сейчас будет пора похлопать. Вдруг раздается нарочито густой бас Маяковского:
"Старайся, старайся, Уткин, Гусевым будешь" (член ЦК Гусев заведовал в это время Отделом Печати ЦК ).
В последний раз я встретился с поэтом в ВОКСе , куда зашел по какому-то делу к Ольге Давыдовне Каменевой . За границу на очередную подкормку поэта выпускали, но экономя валюту, снабжали его, по его мнению, недостаточно, и поэт высказывал свое неудовольствие в терминах не весьма литературных.
Из Бажанова
Маяковского первого периода, дореволюционного и футуристского, я, конечно, не знал. Энциклопедии согласно утверждают, что он стал большевиком с 1908 года. В это время ему было четырнадцать лет. Судя по его стихотворениям этого, дореволюционного периода, он во всяком случае был на правильном пути, чтобы стать профессиональным революционером и настоящим большевиком. Он писал, что его очень занимал вопрос:
"...как без труда и хитрости
Карманы ближнему вывернуть и вытрясти".
Точно так же у него уже сформулировано было нормальное для профессионального революционера отношение к труду:
А когда мне говорят о труде, и еще, и еще.
Словно хрен натирают на заржавленной терке,
Я отвечаю, ласково взяв за плечо:
А вы прикупаете к пятерке?
Я узнал поэта лишь во второй период, послереволюционный, когда он, с партбилетом в кармане, бодро и одушевленно направлял поэзию по коммунистическому руслу. В 1921 году прошла чистка партии, и Маяковский "объявил чистку современной поэзии". Это было пропагандное, не лишенное остроумия издевательство над поэтами, не осененными благодатью коммунизма. Я в то время был студентом МВТУ (Высшего Технического). "Чистка" происходила в аудитории Политехнического Музея. Публика была почти поголовно студенческая. Проводя "чистку" в алфавитном порядке и разделавшись по дороге с Ахматовой , которая будто бы в революции увидела только, что "все разграблено, продано, предано", Маяковский дошел до Блока , который незадолго до этого умер. "Маяковский, - пищит какая-то курсистка, - о мертвых либо хорошо, либо ничего". "Да, да, - говорит Маяковский, - так я и сделаю: скажу о покойнике то, что почти ничего собой не представляет и в то же время очень хорошо его характеризует.
Жил я в то время, о котором идет рассказ, на Гороховой, недалеко от Блока. Собрались мы печь блины. Заниматься кухней мне не хотелось, и я пошел на пари, что пока блины будут готовы, я успею сбегать к Блоку и взять у него книгу его стихов с посвящением. Побежал. Прихожу к Блоку.
Так и так, уважаемый Александр Александрович; высоко ценя ваш изумительный талант (вы уж знаете, я, если захочу, могу такого залить) и т. д. и т. д., вы бы мне, конечно, книжечку Ваших стихов с посвящением.
- Хорошо, хорошо, -говорит Блок; берет книжку своих стихов, выходит в соседнюю комнату, садится и думает. Десять минут, двенадцать минут... А у меня пари и блины. Я просовываю в дверь голову и говорю: "Александр Александрович, мне бы что-нибудь..." Наконец написал. Я схватил книжку и бегом помчался домой. Пари я выиграл. Смотрю, что Блок написал: "Владимиру Маяковскому, о котором я много думаю". И над этим надо было семнадцать минут думать!
То ли дело я: попросил у меня присутствующий здесь поэт Кусиков мою книгу с посвящением. Пожалуйста. Тотчас я взял "Все, сочиненное Владимиром Маяковским" и надписал:
Много есть на свете больших вкусов и маленьких вкусиков;
Кому нравлюсь я, а кому Кусиков.
Владимир Маяковский."
С поэтом я познакомился позже. Был он бесспорно талантлив. Был хамоват и циничен. Во время НЭПа сочинял для советских торговых органов за мзду рекламные лозунги:
"Нигде кроме, как в Моссельпроме",
"Прежде чем пойти к невесте,
побывай в Резинотресте".
Но, увлеченный жанром, сочинял в этом же роде для друзей и знакомых:
Нечаянный сон - причина пожаров.
Не читайте на ночь Уткина и Жарова.
Уткина вообще не выносил. В доме поэтов Уткин читал свое последнее, чрезвычайно благонамеренное стихотворение:
Застлало пряжею туманной
Весь левый склон, береговой.
По склону поступью чеканной
Советский ходит часовой.
Советского часового на берегу Днестра убивает стрелок-белогвардеец с румынского берега. Уткин топит белогвардейца в советском патриотическом негодовании.
Уткин кончил. Сейчас будет пора похлопать. Вдруг раздается нарочито густой бас Маяковского:
"Старайся, старайся, Уткин, Гусевым будешь" (член ЦК Гусев заведовал в это время Отделом Печати ЦК ).
В последний раз я встретился с поэтом в ВОКСе , куда зашел по какому-то делу к Ольге Давыдовне Каменевой . За границу на очередную подкормку поэта выпускали, но экономя валюту, снабжали его, по его мнению, недостаточно, и поэт высказывал свое неудовольствие в терминах не весьма литературных.
Из Бажанова
Маяковского первого периода, дореволюционного и футуристского, я, конечно, не знал. Энциклопедии согласно утверждают, что он стал большевиком с 1908 года. В это время ему было четырнадцать лет. Судя по его стихотворениям этого, дореволюционного периода, он во всяком случае был на правильном пути, чтобы стать профессиональным революционером и настоящим большевиком. Он писал, что его очень занимал вопрос:
"...как без труда и хитрости
Карманы ближнему вывернуть и вытрясти".
Точно так же у него уже сформулировано было нормальное для профессионального революционера отношение к труду:
А когда мне говорят о труде, и еще, и еще.
Словно хрен натирают на заржавленной терке,
Я отвечаю, ласково взяв за плечо:
А вы прикупаете к пятерке?
Я узнал поэта лишь во второй период, послереволюционный, когда он, с партбилетом в кармане, бодро и одушевленно направлял поэзию по коммунистическому руслу. В 1921 году прошла чистка партии, и Маяковский "объявил чистку современной поэзии". Это было пропагандное, не лишенное остроумия издевательство над поэтами, не осененными благодатью коммунизма. Я в то время был студентом МВТУ (Высшего Технического). "Чистка" происходила в аудитории Политехнического Музея. Публика была почти поголовно студенческая. Проводя "чистку" в алфавитном порядке и разделавшись по дороге с Ахматовой , которая будто бы в революции увидела только, что "все разграблено, продано, предано", Маяковский дошел до Блока , который незадолго до этого умер. "Маяковский, - пищит какая-то курсистка, - о мертвых либо хорошо, либо ничего". "Да, да, - говорит Маяковский, - так я и сделаю: скажу о покойнике то, что почти ничего собой не представляет и в то же время очень хорошо его характеризует.
Жил я в то время, о котором идет рассказ, на Гороховой, недалеко от Блока. Собрались мы печь блины. Заниматься кухней мне не хотелось, и я пошел на пари, что пока блины будут готовы, я успею сбегать к Блоку и взять у него книгу его стихов с посвящением. Побежал. Прихожу к Блоку.
Так и так, уважаемый Александр Александрович; высоко ценя ваш изумительный талант (вы уж знаете, я, если захочу, могу такого залить) и т. д. и т. д., вы бы мне, конечно, книжечку Ваших стихов с посвящением.
- Хорошо, хорошо, -говорит Блок; берет книжку своих стихов, выходит в соседнюю комнату, садится и думает. Десять минут, двенадцать минут... А у меня пари и блины. Я просовываю в дверь голову и говорю: "Александр Александрович, мне бы что-нибудь..." Наконец написал. Я схватил книжку и бегом помчался домой. Пари я выиграл. Смотрю, что Блок написал: "Владимиру Маяковскому, о котором я много думаю". И над этим надо было семнадцать минут думать!
То ли дело я: попросил у меня присутствующий здесь поэт Кусиков мою книгу с посвящением. Пожалуйста. Тотчас я взял "Все, сочиненное Владимиром Маяковским" и надписал:
Много есть на свете больших вкусов и маленьких вкусиков;
Кому нравлюсь я, а кому Кусиков.
Владимир Маяковский."
С поэтом я познакомился позже. Был он бесспорно талантлив. Был хамоват и циничен. Во время НЭПа сочинял для советских торговых органов за мзду рекламные лозунги:
"Нигде кроме, как в Моссельпроме",
"Прежде чем пойти к невесте,
побывай в Резинотресте".
Но, увлеченный жанром, сочинял в этом же роде для друзей и знакомых:
Нечаянный сон - причина пожаров.
Не читайте на ночь Уткина и Жарова.
Уткина вообще не выносил. В доме поэтов Уткин читал свое последнее, чрезвычайно благонамеренное стихотворение:
Застлало пряжею туманной
Весь левый склон, береговой.
По склону поступью чеканной
Советский ходит часовой.
Советского часового на берегу Днестра убивает стрелок-белогвардеец с румынского берега. Уткин топит белогвардейца в советском патриотическом негодовании.
Уткин кончил. Сейчас будет пора похлопать. Вдруг раздается нарочито густой бас Маяковского:
"Старайся, старайся, Уткин, Гусевым будешь" (член ЦК Гусев заведовал в это время Отделом Печати ЦК ).
В последний раз я встретился с поэтом в ВОКСе , куда зашел по какому-то делу к Ольге Давыдовне Каменевой . За границу на очередную подкормку поэта выпускали, но экономя валюту, снабжали его, по его мнению, недостаточно, и поэт высказывал свое неудовольствие в терминах не весьма литературных.
Ссылки: