Воспоминания его сына
Евгения Борисовича
, также физика, сейчас академика, очень близкого к семье АП
человека.
Молодой отец.
Мой отец мало рассказывал о своей молодости. Он очень почитал своего
отца,
Петра Павловича. Это был выходец из
малообразованной среды, сын властного и склонного к запою купца, получивший
юридическое образование и дослужившийся до тайного советника и получивший,
тем самым, личное дворянство. Петр Павлович по рассказам отца был человеком
самых передовых взглядов, последователь апологета судебной реформы
Анатолия Фёдоровича Кони. Он женился
на
Элле-Марии, дочери выходца из Швеции
Эдуарда Классона и немки
Анны Вебер. Элла Эдуардовна родила
трёх детей с разницей в пять лет - дочь
Валерию, моего отца Бориса и моего
дядю
Анатолия. Последнего сына она пережила всего
года на три, так что мой отец уже лет в восемь остался без матери. О матери
он рассказывал мало. Говорил, что она была слаба здоровьем и часто падала в
обморок. В частности, когда отца принесли домой с разбитой головой -
какой-то мальчишка свалил его на землю и стал бить по голове кирпичом. Отец
говорил, что когда кровь стала заливать ему глаза, он рассвирепел, скинул с
себя противника, сорвал с него шапку и разорвал её. Отчего обидчик заревел
и убежал. А когда отца всего в крови доставили домой, мать, увидев эту
картину упала замертво. Из воспоминаний о матери я запомнил рассказ о
поразившей отца страшной картине - мать в гробу с пятаками на глазах.
Про Петра Павловича он говорил как об очень добром и справедливом
человеке. Он был судьей и был известен как защитник гонимых, в том числе,
евреев. Отец говорил, что в доме был серебряный самовар с надписью "Петру
Павловичу Александрову от благодарного еврейства Киевской губернии". Отец
рассказывал, что П.П. был небольшого роста, но очень широкий и очень
сильный человек. В качестве несколько странной иллюстрации его силы он
отмечал, что П.П. всегда просил дать ему мешочек, когда ему поручали
покупать яйца, потому что в руках он их постоянно раздавливал! (Видимо,
речь шла о временах разрухи - трудно думать, что в благополучные
предвоенные годы судья ходил на базар). П.П. был человеком левых убеждений.
Отец рассказывал, как он с готовностью отпустил кухарку на "маевку"
(вернувшись кухарка сказала: "Людэй нэма, самисинки жиды"). Во время
революции П.П. вступил в РСДРП (вероятно, под влиянием брата своей покойной
жены,
Роберта Классона, который был лично знаком с
Лениным). Однако, вскоре после революции П.П. вышел из партии, после того,
как его по партийной линии назначили председателем комиссии по реквизиции
ценностей церкви. П.П. не был набожным, но категорически возражал против
притеснения церкви.
Мой отец был молодым человеком с многими способностями - он
учился музыке, живописи, говорил по-немецки и по-французски, интересовался
естественными науками. Он получил хорошее образование и воспитание и был
светским человеком, тяготевшим к аристократическим знакомствам. Мне
кажется, что он был склонен преувеличивать благородство своего
происхождения по материнской линии. Он говорил, что его дед Эдуард Классон
был из остзейских баронов (барон Классон фон Массортен - так я запомнил со
слуха), как говорил отец, используя штамп российской патриотической
историографии - "потомок псов-рыцарей".
Борис Петрович Александров (1898- 1969) - доктор физико-математических
наук. Окончил химический факультет Киевского политехнического института
(1929). Работал в
Физико-техническом институте в 1932-1933 и
1941-1969 гг. Заведующий лабораторией в
Физико-агрономическом институте
(1933-1943), заведующий кафедрой физики в
Ленинградском сельскохозяйственном
институте (1939-1941). Специалист в области молекулярной физики,
изобретатель и конструктор. Кавалер двух орденов Трудового Красного
Знамени, награжден медалями, в том числе медалью "За доблестный труд в
Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.".
Борис Петрович Александров родился в городе
Тараща Киевской губернии в 1998 году
в семье
мирового судьи - специалиста по крестьянским
земельным делам. По сословному происхождению отец Бориса - личный дворянин
из мещан, после революции работал учителем. Окончил Киевское реальное
училище и стал студентом
Киевского политехнического института.
Однако диплома он не получил, так как в 1919 заболел
сыпным тифом, а в 1921 году вынужден
был оставить институт по причине тяжелого
туберкулеза легких. Лечение
потребовала переезда в деревню, где он работал учителем естествознания. Из
сельских учителей был выдвинут на административную работу по линии
Наробраза. В 1930 году Б.П. Александров был приглашен ассистентом кафедры
физики в
Киевский горный
и Киевский рентгеновский институты. В 1932
году переехал в Ленинград и был принят ассистентом кафедры физики в
Политехнический институт, а также младшим
инженером в
ЛФТИ по приглашению
А.Ф. Иоффе. Через год был откомандирован в
Филиал института -
Физико-аграномический институт на
должность заведующего лабораторией энергетики почвы. В 1936 году был
утвержден Квалификационной комиссией Всесоюзной академии
сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина в ученой степени кандидата
сельскохозяйственных наук без защиты диссертации.
В начале Великой Отечественной войны Б.П. Александров был откомандирован в
ЛФТИ на должность старшего научного сотрудника для проведения спецработ и
эвакуирован с институтом в
Казань. В апреле 1943 года Б.П. Александров
подал в Ученый совет ЛФТИ заявление с просьбой допустить его к защите
докторской диссертации на тему "Калорическое излучение дисперсных тел и
систем в области комнатных температур". Первые же опыты применения новой
методики определения констант лучеиспускания, разработанной Б.П.
Александровым, опровергли утверждение о малом лучеиспускании растений,
установили существование явления радиационного заморозка и привели к
обоснованию необходимости новой агротехники картофеля в северных районах.
Положительные отзывы на диссертацию дали
А.Ф. Иоффе и Л.А.
Арцимович. Тем не менее, диссертация не была утверждена ВАКом "по
причине недостаточного количества экспериментального материала", который он
не мог получить в условиях эвакуации. Скорее всего, этот отказ был связан с
тем, что данные Б.П. Александрова противоречили принятой в те годы
официальной концепции.
К тому времени результаты исследований Б.П. Александрова уже имели ряд
применений: в Советском Союзе были широко распространены
высокочувствительные батареи термобатареи, производство которых (более 1000
штук) было налажено в Физико-аграрном институте; цельнометаллические
анитикоррозийные термометры; антинометры с фильтрами "селен-каменная соль"
и др. Директор ФТИ
Б.П. Константинов в Приказе по
институту в мае 1958 г. к 60-летию Б.П. Александрова писал следующее: "Б.П.
Александров известен как искуснейший экспериментатор, автор тонких
исследований в длинноволновой инфракрасной области спектра. Борис Петрович
разработал большое количество измерительных методов в разных областях
физики, является замечательным воспитателем молодежи и лектором". В 1965
году Борисом Петровичем в Физтехе была защищена докторская диссертация по
закрытой тематике и через год ему была присвоена степень доктора
физико-математических наук.
Путь Бориса Петровича в науке был сложным: он защитил первую докторскую
диссертацию в 45 лет, однако стал доктором наук только через 22 года после
написания второй диссертации. На всех этапах жизненного пути его отличали
жизненная сила и увлеченность делом.
Я очень мало знаю о работе отца в Казани. В своей краткой автобиографии в
1965 году он писал: "В начале войны я был откомандирован из ФАИ
(Физико-агрономический институт) в ЛФТИ для участия в оборонных работах,
предпринятых акад. А.Ф. Иоффе. Мною была изобретена, сконструирована и
испытана магнитная противотанковая мина. В эвакуации, в г. Казани, были
осуществлены еще два варианта магнитных мин, также прошедших полевые
испытания.
Принимал активное участие в исследовании эффекта направленного взрыва. За
оборонные работы был четырежды премирован Президиумом АН СССР.
В 1943 г. защитил в Учёном Совете ЛФТИ докторскую диссертацию на тему
"Излучение дисперсных тел при комнатных температурах". Диссертация была
отклонена ВАКом по формальным причинам".
Про мины я от отца во время войны ничего не слышал - видимо, он боялся,
что я где-нибудь сболтну. Но, думаю, что именно на полевые испытания мин он
часто и надолго уезжал от нас. Когда я его спрашивал, почему он не на
фронте, он говорил, что в самом начале войны его уже "забрили" в солдаты
вместе со многими другими сотрудниками ЛФТИ, но потом их отбил Абрам
Фёдорович, убедивший военкомат, что их работа для фронта будет полезней,
чем на передовой. За оборонные работы отец был награждён двумя орденами
Трудового Красного Знамени и двумя медалями, а кроме того, получил четыре
премии Президиума АН СССР. Когда мне было уже 7 лет, отец рассказывал мне
кое-что про свои исследования кумулятивного взрыва, которые объясняли тайну
немецкого
фауст-патрона, прожигавшего
насквозь самую толстую танковую броню. (Как я теперь понимаю, наша
магнитная противотанковая мина была страшным военным секретом, и он о нём
молчал, а раскрытая тайна фауст-патрона - это уже не секрет! Поэтому он
позволил себе об этом сказать). Тогда же он работал над оформлением своей
докторской диссертации - я помню его, рисующего на рисовой бумаге тушью
иллюстрации: отец был искусным художником-графиком. Как я узнал много
позже, диссертация была итогом его предвоенных измерений радиационного
вклада в тепловой баланс почв и явилась одним из первых исследований по
спектроскопии отражательной способности тел в области длин волн порядка
десятка микрон. Отец говорил мне, что ВАК имел указание выбраковки 10%
диссертаций, защищённых в эвакуации, и его диссертация попала под эту
"децимацию". Но я думаю, что дело было в другом - диссертация была
незаурядной, и едва ли была отклонена "по формальным причинам". По
рассказам отца перед войной работа вызвала гнев всесильного
Т.Д. Лысенко, который инспектировал
ФАИ. Лысенко не мог поверить, что посевы можно уберечь от радиационного
заморозка с помощью одеяла из алюминиевой фольги, как рекомендовал отец в
качестве проверенной практической меры.
(См1 в конце). Я думаю, что ВАК, скорее всего, получил указание президента
ВАСХНИЛ. Так или иначе, после войны отец уже не возвращался к этой тематике
и свою вторую докторскую диссертацию о флотационном анализе изотопов лития
защитил только через 20 лет после окончания войны.
Я не знаю, с кем отец сотрудничал в Казани. Из постоянно называвшихся в
разговорах и встречавшихся людей я помню
В.М. Тучкевича,
С.Е. Бреслера,
Н.Н. Голубева,
Ю.П. Маслаковца,
Б.М. Гохберга,
В.Л. Куприенко,
Т.А. Конторову,
Е.Н. Харкевич. Последняя приютила в 1945
г. наше осиротевшее семейство в своей роскошной квартире на Васильевском
Острове в Ленинграде, пока мы не восстановили свои права на довоенную
коммунальную квартиру в доме №37 на Лесном проспекте. (Впрочем, вскоре мы
оказались вместе со многими другими физтеховцами в доме №12 на Ольгинской
улице - этот вечный физтеховский ковчег принимает бездомных до сих
пор!)
Помимо основных оборонных работ, сотрудники Физтеха прилежно занимались
сельским хозяйством (выращивали картошку, брюкву, табак-самосад), а также
заготовкой дров, кустарным производством спичек, свечей, коптилок, печек
-"буржуек" - всего, без чего невозможна была казанская жизнь. Мне смутно
помнится, что промышляли они и рыбалкой, не гнушаясь глушением рыбы в
Волге, благо тол был всегда в избытке!
1 А.Ф. Иоффе привёл
Лысенко к отцу в лабораторию, и отец
рассказал про обнаруженное им аномально высокое отражение алюминием
теплового излучения. Это делало перспективным защиту посевов от ночных
радиационных заморозков, поскольку защитная алюминиевая фольга возвращала
излучение почвы обратно. Лысенко выслушал, прищурился и саркастически
сказал: "Так! Значит, если я на морозе зализную (железную) перчатку одену,
мне тепло будет? Спасибо, спасибо, профэссор!". Любопытно, что отец,
рассказывая мне эту историю, восхищался смекалкой Лысенко - как он ловко
сообразил, что его морочат. Лысенко по опыту знал, что в мороз железо
обжигает холодом, алюминий для него был всего лишь "самым лёгким железом",
а о радиационном балансе он просто ничего не слышал (Прим. автора).