У Классона И.Р. завязалась переписка С.Н. Мотовиловой 1959

В начале 1959-го у И.Р. Классона завязалась переписка с дальней киевской родственницей, уже известной нам С.Н. Мотовиловой . Вот как она, достаточно безапелляционно, описывала историю о том, как потомки Классона и Мотовиловых "заново познакомились" в письме сестре Вере в Лозанну:

"Неизвестно почему [моя сестра] Зина теперь совершенно не интересуется ни нашими родственниками, ни бывшими знакомыми. Как я ни прошу ее, когда она бывает в Москве, позвонить <...> Классонятам - она не хочет. Классон умер в 1926-м году, и мне хотелось знать, что случилось со всеми тети Сониными детьми. Зина уперлась и им не звонила и не писала. <...>

Ну, так я, наконец, от тети Анютиной внучки 14-24 , которая живет под Москвой, получила адрес Кати Классон , это их младшая дочь - художница. Но эта свинья Катя четыре месяца мне не отвечала. Пишет ей семидесятивосьмилетняя старуха, а она даже ответить не может! К ней пошла тети Анютина внучка, а она, [оказывается,] передала мое письмо своему брату - Ване Классону , старшему сыну тети Сони. Он сейчас же ответил. Рассказал мне все о своей семье. Из пяти детей тети Сони в живых осталось только двое - Катя и Ваня , последнему уже шестьдесят лет! Он, как и его отец, инженер-электрик. И так досадно, что Зина не хотела узнавать о них, в 1926-м году он был в командировке в Киеве и, знай, что мы здесь, побывал бы у нас" (здесь и ниже подобные письма - из ф. 786 отдела рукописей РГБ).

Отметим здесь, что в 1926 году И.Р. Классон учился в Высшей технической школе в Берлине, а мог быть в Киеве в 1946-м или 1947-м, когда он в должности начальника Бюро пуско-наладочных работ Гидроэнергопроекта участвовал в восстановлении и пуске Днепровской ГЭС , поврежденной сначала своими, а затем взорванной и немцами. Зато в воспоминаниях обстоятельного Ивана Робертовича история о том, как потомки Р.Э. Классона и Мотовиловых "заново познакомились" при посредстве Елены Игнатович , методично собиравшей подаяние со своих "богатых родственников", звучит действительно трогательно:

После смерти в 1912 г. нашей матери отец получил от Веры Николаевны Пятницкой письмо, в котором она обвиняла его в этой смерти. Постепенно наша семья теряла из виду маминых родственников. Но в начале 1920-х мамина младшая сестра Вера Ивановна Мотовилова с дочерью Ниной приехала из освобожденного от оккупации Врангелем Крыма в Киев к Алине Антоновне Мотовиловой и написала нашему отцу просьбу о помощи.

Наша сестра Таня послала Вере Ивановне посылку со старыми носильными вещами. Это им немного помогло. В 1923 г. Алина Антоновна была в Москве, и наш отец вместе с ней навестил больную Веру Николаевну Пятницкую . Когда наша сестра Соня была за границей - в 1920-21 г. в Финляндии , а в 1922-24 гг. в Швеции - и потом с 1924 г. до конца 1920-х в Ленинграде, наша семья не виделась и с жившими в Москве детьми Ивана Андреевича Мотовилова . Наши связи с родными нашей матери (а позже - и отца!) начали восстанавливаться почти через сорок лет неожиданным путем.

Летом 1958 г. в Москву откуда-то с периферии (по-прежнему, "из провинции"!) приехала с малым сыном наша (моя и Кати) двоюродная племянница - внучка маминой сестры Анны Ивановны, по мужу Гельшерт - Елена Александровна Игнатович , очень энергичная в личных делах молодая женщина. Она стала разыскивать родственников, имея в памяти только две фамилии - Мотовиловы и Классон, которые могла слышать от своей бабушки или в семье Алины Антоновны , где она жила в начале войны в Киеве . Сначала - через справочный киоск или по телефону 09 или в телефонной книге - нашла мой адрес, поехала по нему. Но я с семьей был в Алабушеве, кто-то из моих соседей по дому в Москве объяснил ей дорогу. Она поехала в Алабушево , но, по-видимому, не нашла территории нашего садового кооператива, не говоря уже о нашем участке и доме, и вернулась в Москву.

И поехала по второму адресу на фамилию Классон - нашей мачехи Евгении Николаевны , умершей еще в 1952 г.

Там она застала Георгия Александровича Ландау (писателя-юмориста, автора пьес для детского театра) - последнего (неофициального) мужа Евгении Николаевны, бывшего на восемь лет ее моложе. Он сказал, что кроме меня в Москве живет и моя сестра, но он не знает ее адреса. Его должен знать Александр Васильевич Винтер (после смерти нашего отца в 1926 г. Винтер, строитель Шатурской электростанции , предоставил моей сестре Кате комнату в доме Шатурстроя в Кривоколенном переулке, он сам тоже получил квартиру в этом доме, но в 1930-х переехал в дом Днепростроя в Большом Девятинском переулке). Адрес Винтера быстро установили, Игнатович поехала к нему, но оказалось, что Винтер постоянно живет не в московской квартире, а на кооперативной даче в Усове. Она поехала туда, но пришла настолько поздно, что дворник дачи Винтера ее к нему не пустил, а оставил ночевать у себя в сторожке. Утром он доложил Винтеру и его приемной дочери Анне Германовне Красиной о посетительнице.

Ей дали Катин адрес, несколько пар аристократически заштопанных Анной Германовной чулок и 300 руб. старыми деньгами (которые ни Катя, ни я Винтеру не вернули). Лена с сыном появилась у Кати и недели две у нее жила. Катя вскоре уезжала в отпуск и не могла оставлять Лену без себя в коммунальной квартире. Но к этому времени инициативная Лена уже узнала адрес нашего троюродного брата, скульптора Георгия Ивановича Мотовилова , нашла его и жила в его студии, пока его жена не выставила ее окончательно.

Вскоре она написала в Киев своей двоюродной тетке, нашей двоюродной сестре Софье Николаевне Мотовиловой о своем пребывании в Москве и сообщила ей Катин адрес. Катя , получив письмо от Софьи Николаевны, но, не разобравшись в родстве, отложила письмо до меня. Я был в ту зиму в отпуске в Ессентуках, а, вернувшись в Москву, увиделся с Катей не скоро - лишь на "мальчишнике" у себя, на другой день, после того как в марте 1959 г. на моей работе отмечали мое шестидесятилетие. Катя привезла мне письмо Софьи Николаевны. Я, вместо Кати и месяца через четыре после письма Софьи Николаевны, ответил ей, и мы переписывались семь лет - до ее смерти в феврале 1966 г . Когда ее сестра Зинаида Николаевна бывала в Москве, Софья Николаевна просила меня с ней повидаться - так началось возобновление моих связей с родными нашей матери. В 1963 г. мой сын Андрей был призван на военную службу на флоте и учился в специальной школе в Киеве. Я его там навестил в июне 1964 г. и впервые встретился с Софьей Николаевной в ее комнате в коммунальной квартире, куда меня привела Зинаида Николаевна. На меня очень тяжелое впечатление произвели условия, в которых жила Софья Николаевна, созданные в значительной степени ею самой. Она почти не выходила из комнаты и не встречалась с соседями, готовила себе в комнате на электрической плитке. Я немного помог ей, починив две электроплитки и заплатив по счету за электроэнергию. Я ночевал у Некрасовых , но видел их только первые сутки, так как на другой день они уехали в дом отдыха под Ленинградом, [в Комарово ].

Софья Николаевна иногда пересылала мне - при условии возврата - письма наших двоюродных сестер: Марии Михайловны Володиной, урожд. Гельшерт (Тамбов) и Нины Соломоновны Мотовиловой (Ленинград), а также мужа другой сестры Софьи Николаевны, Веры - Николая Алексеевича Ульянова , замечательного человека и ученого, профессора геологии Лозаннского университета (Швейцария).

После смерти Софьи Николаевны у меня возникла переписка с обеими двоюродными сестрами и с Ульяновым . Последнему я регулярно посылал "Огонек?, что раньше делала в течение многих лет Софья Николаевна. Ульянов скончался в июне 1977 г . в возрасте девяноста шести лет. Я получил обратно с пометкой на трех языках Швейцарии "умер" свою последнюю бандероль ему, но еще раньше получил письмо о его смерти от его давней ученицы [ Валентины Андрусовой ] из русской семьи, жившей в Чехословакии, но каждое лето навещавшей свою сестру в Лозанне. Теперь я пытаюсь организовать пересылку из Лозанны в отдел рукописей Государственной библиотеки им. Ленина писем Софьи Николаевны сестре и зятю в Лозанну за несколько десятилетий, ее рукописей и документов семьи Мотовиловых, оставшихся после смерти Ульянова.

Ученица Ульянова написала мне, что среди этих писем были и письма от Игнатович , что подтверждает ее энергию. Кстати, Софья Николаевна считала, что Лена тем больше ненавидела (и особенно дурно отзывалась о них) тех из своих родственников, которые больше всего ее благодетельствовали, и что Катя была исключением, о ней Игнатович написала очень положительно. В Москве я познакомился со старшей сестрой Софьи Николаевны - Зинаидой Николаевной и ее сыном Виктором (и уже потом заезжал к ним в Киеве). По инициативе Зинаиды Николаевны познакомился со старшим сыном старого товарища Роберта Эдуардовича академика АН УССР Леонида Николаевича Яснопольского - Сергеем Леонидовичем Яснопольским и его женой, бывшей моей сослуживицей по Гидроэнергопроекту. От Софьи Николаевны я узнал, что в Москве живет младший сын (в детстве - Толя) младшей сестры моего отца. У Яснопольского, знавшего его еще по Киеву, узнал его адрес и побывал у Анатолия Петровича Александрова весной 1964 г. (заодно передал ему книжку Каменецкого "Роберт Эдуардович Классон" ). И увидел, впервые после 1913 г., его сестру Валерию Петровну , которую знал еще по Карлсбаду, когда она приезжала к нам с бабушкой Анной Карловной .

Относительно судьбы архива лозаннских Ульяновых можно отметить, что он, похоже, был разделен по жизни на две части. В своей эмигрантской повести "По обе стороны Стены" (1978-79 гг.) В.П. Некрасов упоминал:

"Через год после дядиной смерти неизвестный молодой человек привез мне в Париж довольно солидную картонку <...>. В ней оказались письма. С швейцарскими и русскими марками - Вильгельм Телль на первых, и скучные, с двуглавым орлом вторые - романовской серии с императорами тогда еще не было. Внутри конвертов изящные, несегодняшние почерка. Содержание тоже в общем не совсем сегодняшнее. До сих пор я к этим письмам не прикасался. Только рассортировал. Как-то боязно окунаться в чужую жизнь, хотя и родительскую". Каким образом и кем архив В.Н. и Н.А. Ульяновых был разделен на две части, можно только догадываться. По крайней мере, через полгода после смерти Н.А. Ульянова И.Р. Классон в декабре 1977-го предложил "принять часть архива" отделу рукописей "Ленинки" . Выходит, он был в курсе того, что другая часть архива Ульяновых уже предназначалась В.П. Некрасову? Отметим также, что весьма энергичная Е.А. Игнатович одолжила и у И.Р. Классона довольно крупную сумму и затем несколько лет отдавала этот долг небольшими порциями. Может быть, до конца и не вернула его. Но не это важно. Важно, что предприимчивая Елена Александровна, выполняя свою цель - "занять бабок и пожить на халяву у богатых московских родственников", случайно связала их с другими Мотовиловыми, разбросанными по Советскому Союзу и даже, косвенно, с В.Н. Мотовиловой и Н.А. Ульяновым, оказавшимися в Швейцарии.

В самом начале 1990-х Е.А. Игнатович с семьей, уже как "беженка из Ферганы" (в 1989-м там произошли погромы), получила визу в США и улетела туда с дочерью и кошкой (на последнюю надо было получить особое, ветеринарное разрешение). Автор этих строк с братом Андреем провожали их со съемной московской квартиры в аэропорт Шереметьево-2. А ее сын улетел в Америку, по-видимому, позже, уже после того как ликвидировал свой бизнес в Москве. Е.А. Игнатович прислала А.И. Классону, кажется, единственное письмо о том, как устраивалась - должна была получить гражданство США и оформить пенсию. После чего ее следы затерялись на американских просторах.

Ссылки: