Рожанский Иван Дмитриевич (1913-1994)

В заключение мы хотели бы рассказать о том, какое влияние личность замечательного ученого и человека ( Д.А. Рожанского ) и традиции семьи, оказали на судьбу последующих ее поколений. Речь идет о сыне Дмитрия Аполлинариевича, Иване Дмитриевиче Рожанском (1913-1994), без огромной работы которого настоящая книга не могла быть написана. Поэтому эта книга - дань памяти не только Дмитрия Аполлинариевича, но и Ивана Дмитриевича .

Иван Дмитриевич Рожанский  (см.фото) родился 30 сентября 1913 г. в Харькове . В школе учился в Харькове, Нижнем Новгороде и Ленинграде. Иван Дмитриевич Рожанский, как и Наталья Владимировна, свои детские годы провел на территории Ленинградского политехнического института , профессором которого был его отец . Вместе с Натой он учился в одной школе, но из-за разницы в возрасте они не были друзьями. Иван Рожанский был заядлым книжником, увлекался философией, изучал "мертвые" языки, к двадцати годам стал признанным полиглотом. Он рано, согласно пожеланию отца - известного физика, стал кандидатом физико-математических наук, не питая глубокого интереса к точным наукам. Его знания иностранных языков и, в частности немецкого пригодились во время Великой Отечественной войны, которую он прослужил офицером-переводчиком. Он окончил знаменитый физико-механический факультет Политехнического института и аспирантуру, защитив диссертацию по теоретической физике у Я.И. Френкеля . Короткое время преподавал математику в Ленинградском университете , но в 1939 г. был мобилизован в армию, и его научная деятельность была надолго прервана. Иван Дмитриевич прошел Финскую и Отечественную войну , долгое время после войны работал на различных административных должностях, и лишь в 1960-х гг., начав работать в Институте истории естествознания и техники АН СССР , в котором он трудился до своей кончины, получил возможность полностью отдаться научному творчеству. Таким образом, на "чистую" научную деятельность, свободную от всех видов побочных занятий, ему было отпущено судьбой всего около 20 лет. Но и это была не теоретическая физика его юности, а история науки вообще и история античной науки главным образом. Так сложилось не случайно. В семье была очень сильна гуманитарная традиция, любовь к литературе, истории и языкам, интерес к философии. Иван Дмитриевич с детства владел тремя европейскими языками, в особенности - немецким. Любовь к немецкому языку и литературе привил ему отец. Отец же учил его латыни, которую сам знал превосходно. Греческий язык Иван Дмитриевич изучил уже, будучи взрослым. Вообще душа и интеллектуальный склад еще с детства влекли его к гуманитарным наукам, филологии и литературоведению, истории науки и философии. Но начал он с теоретической физики. Отчасти это можно объяснить влиянием Конкордии Федоровны , которая считала (и небезосновательно), что в те страшные годы трудно и опасно быть в России гуманитарием. Однако любовь к гуманитарным наукам прошла через всю жизнь Ивана Дмитриевича, преодолев все превратности судьбы. Это было его призванием. За 20 лет свободной творческой деятельности он написал несколько превосходных монографий по истории греческой науки классического и эллинистического периодов, серию глубоких исследований по отдельным фундаментальным ее проблемам, научных биографий, научно-популярных книг, статей и мемуаров. В 1970-1980-е гг. он организовал и возглавил знаменитый семинар по истории античной науки и философии , участники которого - его ученики - теперь крупные специалисты в этой области, - вспоминают о нем с благодарностью. Работа семинара определила целое направление в истории античной и не только античной науки. И вообще не только науки, но и философии, поэзии, музыки. Вот как говорит о нем один из его учеников, Виктор Павлович Визгин в своем "Слове памяти" [ Визгин, 1998 ]. " В Иване Дмитриевиче Рожанском свободно сочетались трудно соединимые качества - удивительная отзывчивость, мягкость и плавность в обращении и манерах со строгостью и внутренней дисциплиной подвижника науки с его решительным отвержением всего размазанно-субъективного и необязательного для сути дела. Типично московско-интеллигентный характер его общения в делах науки дополнялся духом высокой интеллектуальной взыскательности и ответственности. На первом плане его личной иерархии ценностней располагались высокие интересы служения истине. Благородный дух теоретической аскезы был родной стихией Ивана Дмитриевича, как и у Эйнштейна или Бора (последнего он знал лично). Интеллектуальный склад личности Ивана Дмитриевича задавался, на мой взгляд, тремя компонентами. Во-первых, это любовь к русской поэзии, в частности, к Пастернаку и Ахматовой, с которыми он был лично знаком. Во-вторых, глубоко усвоенная германская культура, философия и поэзия, наука и музыка. Гете и Рильке (Рильке он специально изучал и переводил). В-третьих, вера в научный разум, история которого, начиная с античности, и была главным предметом научных интересов Ивана Дмитриевича. Именно его глубокая гуманитарная эрудиция вместе с основательным естественнонаучным образованием делали его первоклассным историком научных идей. Германистика, любовь к истории и науке, к поэзии и музыке соединились в его призвании эллиниста. Действительно, вслед за Гельдерлином, Гете и Гегелем Иван Дмитриевич смотрел на Грецию как на колыбель европейской культуры, собственную принадлежность к которой он всегда ощущал. Русский европеец, идеалист 40-х гг. XIX в., брошенный жить и действовать в технократический материалистический XX век -вот как можно представить себе жизнь и судьбу Ивана Дмитриевича Рожанского. Сдержанность, лаконичность стиля, даже как бы некоторая флегматичность, своего рода северная меланхолия все это говорило о его нордической природе и происхождении. А общительность и открытость души, радушие и хлебосольство дома, любовь к долгим разговорам, страсть к чаепитиям и собеседованиям - все это свидетельствовало о московской стихии души и характера. Основную идею, которую в своей деятельности воплощал Иван Дмитриевич Рожанский, создавая, в частности, семинар по истории античной науки и философии, можно было бы обозначить как благородство разума. Его любовь к античной культуре, приглашение к работе над ее проблемами осознавались как призыв именно к вольному и благородному служению - честному и частному, содержащему в себе свою правоту. Сказать, что Иван Дмитриевич принадлежал к лучшим представителям русской интеллигенции - сказать мало и слишком обще. Представляя себе манеру разговора и весь духовный облик Ивана Дмитриевича, невольно вспоминаешь круг идеалистов и западников прошлого века, хотя в последние годы и особенно месяцы жизни Иван Дмитриевич проявлял особый интерес к русской религиозно-философской традиции. "По-моему, служить связью, центром целого круга людей - огромное дело, особенно в обществе разобщенном и скованном" - эти слова Герцена об Огареве могут быть отнесены и к Ивану Дмитриевичу, если мы вспомним 1970-1980-е г., когда работал его семинар, собиравший интересных людей, филологов и философов, идущих каждый своей дорогой в нелегких антико-ведческих "штудиях".

В "Слове памяти" речь идет об интеллектуальном складе личности Ивана Дмитриевича, сложившемся в русле семейной традиции. Но есть еще и другая сторона его личности - нравственный ее склад, который тоже сформировался в традициях семьи. Это -безусловная порядочность, огромное мужество и бесстрашие, стремление "жить не по лжи", заложенные воспитанием и личным примером отца и дяди.

Всего два примера. Об этом говорит в своих книгах фронтовой Друг Ивана Дмитриевича, известный писатель-диссидент Л.З. Копелев [ Копелев 1900 ; Копелев 1956 ]. 

- С ним я познакомился, - вспоминает писатель Лев Копелев , - и сразу подружился летом 1944 года на фронте. Молодой долговязый лейтенант, угловатый, насупленный, молчаливый, без всяких претензий на офицерскую выправку. Его воинские обязанности - пропаганда среди войск противника: он должен был распространять листовки с помощью разведчиков или минометчиков, стреляющих "агитминами", вести передачи по окопным "звуковкам" (громкоговорящие установки), допрашивать перебежчиков и пленных. В его землянке была небольшая библиотека - русские, немецкие и английские книги. А когда мы с ним встретились, он в свободные часы читал "Мессиаду" Клопштока - могучую скучнейшую поэму, которую я - германист, преподававший историю немецкой литературы,-так и не удосужился прочитать до конца. Вскоре Иван Рожанский был назначен научным руководителем фронтовой антифашистской школы, в которой обучались немецкие солдаты, становившиеся нашими пропагандистами. Мы виделись с ним все чаще; я поражался его необычайно разнообразными и глубокими знаниями. Потомственный физик, он оказался еще и философом, историком и редкостно многосторонним знатоком русской и мировой литературы, изобразительного искусства и музыки.

В конце войны Л.З. Копелев был арестован по ложному доносу, качестве свидетеля Иван Дмитриевич, один из немногих, выступил его защиту, отлично понимая, что ему могут грозить не только большие неприятности, но арест и тюрьма. И несмотря на давление и угрозы, стоял на своем. Он не мог иначе. Впоследствии уже на воле, Лев Зиновьевич Копелев назвал его "Иваном Ламанческим". Мало кто может быть удостоен столь высокого и почетного титула -знака высокого строя души и "рыцаря без страха и упрека".

В 1946-1947 годах И.Д. Рожанский был главным свидетелем защиты в трех процессах, когда военные трибуналы судили Копелеваменя по пресловутой 58-й статье за "пропаганду буржуазного гуманизма, клевету на командование Красной Армии и т.д." Навсегда запомнил я тот вечер, когда в полутемном пустом зале трибунала Московского военного округа насупленный, но непоколебимо спокойный капитан Рожанский выслушивал велеречивое уговаривание прокурора: мол, опомнитесь, вы вредите себе. И яростные окрики полковника, председателя трибунала. Он поплатился за это партийным билетом, отчислением из армии. Его сразу же пригласили в Академию наук, где он стал работать над проблемами мирного использования атомной энергии. Но он вплоть до начала "оттепели" числился "неблагонадежным" и не мог выезжать за рубеж, общаться с зарубежными коллегами. Само собой разумеется, что женой такого необычного человека могла быть только необычная женщина - Ната Кинд !.

В 1970-1980-е гг. Иван Дмитриевич был одним из тех, кто переправлял "за бугор" " Архипелаг Гулаг " и другие сочинения А.И. Солженицына . Под именем "Ивана Царевича" Солженицын упоминает его в книге "Бодался теленком с дубом" [ Солженицин 1996 ]. (АА : Иван Дмитриевич был дважды женат. Его первая жена Кинд Наталия Владимировна , была геологом, открыла Якутскую алмазную трубку. Родила единственную дочь - Рожанскую Надежду Ивановну , учительницу, работавшую во 2-ой Школе (Москва) . У Надежды Ивановны четверо детей, один из них Войцик Андрей Андреевич женился на моей дочери Марианне и в 2007г они родили дочку Наталью Андреевну) .

В дальнейшем И.Д. Рожанский часто ездил в продолжительные командировки за границу, где имел возможность общаться со всемирно известными учеными. В свою очередь, бывая в нашей стране, эти люди становились желанными гостями в доме Рожанских. Такими гостями был датский физик Ore Бор , французы Жолию Кюри с супругой Ирэн Кюри и другие. Ближайший друг Ивана Дмитриевича еще с фронта, писатель Лев Копелев, человек разносторонних интересов, к тому же необычайно общительный, приводил к Рожанским толпы своих друзей со всех частей света, которые, в свою очередь, в дальнейшем сами становились близкими знакомыми этого дома. Вместе с Л.З. Копелевым Рожанские часто ездили в подмосковный писательский поселок Переделкино , бывали зваными гостями у Корнея Чуковского , Вселовода Иванова и других.

Из комментарий наших читателей:

2011-11-10 15:31:04 Федор Рожанский 

 Тут есть ряд фактических неточностей, в частности: 

1. В армию И.Д.Рожанский был призван в 1940 году и в Финской войне не участвовал; 

2. На физико-математический факультет он пошел не столько по желанию отца, сколько из-за того, что в то время возможности поступить в другой вуз не было. Решающую роль играло социальное происхождение (в данном случае оно было не рабоче-крестьянское), но в Политехническом институте существовали льготы для детей преподавателей. 

3. "В дальнейшем И.Д. Рожанский часто ездил в продолжительные командировки за границу" - это написано после абзаца про 70-ые-80-ые годы, но на самом деле относится к периоду второй половины 50-ых - началу 60-ых годов. Потом до перестройки возможности выезжать за границу уже не было.

2016-05-27 10:50:12 Рафаэль Мацонашвили rafaelmats@mail.ru Мы были соседями с Натальей Владимировной. Думаю, что допущена неточность в том, что в гостях у Н.В.Кинд и И.Д.Рожанского могла бывать Ирен Жолио-Кюри, поскольку она скончалась 17.03.1956, а мы переехали в этот дом в начале 1958 года, сразу по окончании строительства. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%96%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D0%BE-%D0%9A%D1%8E%D1%80%D0%B8,_%D0%98%D1%80%D0%B5%D0%BD Добавлю, что в ее квартире несколько раз выступал с домашними концертами А.А.Галич, на которые она меня с мамой приглашала.

Ссылки: