 |
Рябчиков Е.И. в 1980-е
" Перестройку встречаю с оптимизмом. Молодой, энергичный Горбачев вызывает надежды на лучшее".
"Захламлена история. А где метла? Где грабли? А - ну! Быстро! Без самоочищения нет движения вперед. Предстоит долгий и мучительный путь от лжи к правде, нельзя видеть закрытыми глазами".
"Сегодня в полной мере ощущается дыхание процессов дальнейшей демократизации страны. Ее главные приметы - гласность, правдивость, честность. И это прекрасно".
"Пятого мая (1984 г. - М. В.), выскочив из постели, провел в ЦДЖ большой вечер, посвященный Дню печати. А потом не хотели расходиться".
Он легко находил "общий язык" с рабочими, инженерами, пропагандистами, научными сотрудниками, спортсменами, лауреатами премий, даже ПТУшниками.
Об этой способности Евгения Ивановича знали многие. А нередко свидетелем того, как его встречала аудитория, был сын Борис:
"Отец умел прекрасно вести не только репортажи по радио и телевидению, но и проводить различные встречи. Я удивлялся, как ему удавалось держать в напряжении зал в течение 2-3 часов. Обычно он, даже ведя вечер на определенную тему, включал туда "вставку" из рассказа совсем о другом или выступление какого- нибудь артиста (тут ему помогали его связи с художественной публикой), или вдруг выходил знаменитый, но обычно недоступный человек. В этом вопросе они "соревновались" с Ираклием Ан- дронниковым, мастером художественного рассказа, телеведущим.
По просьбе школьного руководства отец неоднократно выступал перед учениками. Рассказчик он был великолепный и легко увлекал различными историями - об Антарктиде, Волжских гидростанциях, космонавтах, летчиках. Обычно в актовом зале собиралась вся школа, и отец проводил большой "открытый урок". Его восторженно слушали даже самые ленивые умом".
"Вот что я думаю: газета, которая сеет сомнения в перестройке, описывает только текущую сторону жизни, обращает внимание читателей лишь на ошибки, просчеты, на рост преступности и насилия и не желает помочь читателю увидеть, что там, за горизонтом перестройки, что ждет его, что нам светит, - должна быть реорганизована или, на самый худший случай, временно закрыта". 1990-е.
"Идет жестокая схватка денег и совести. Голову подняли те, которые развязно утверждают: новый читатель - компьютерщик с кошельком вместо души и сердца, и он требует от газеты умения помогать ему искать и находить прибыль!
Печать - острейшее оружие. Печать - учитель и воспитатель. Печать - наставник и пророк. Сейчас так важно воспитывать сильных, красивых душой и телом, умных, образованных, одухотворенных молодых людей, презирающих расовую ненависть, подлое барышничество, жажду обогатиться любыми средствами. Идет борьба за молодежь, за ее души, совесть, ум - за ее будущее. Неужели будет позволено черным тучам заволакивать наше небо, коверкать юные души, заставлять их верить в мифы.
Почему так резко упал моделизм? Почему полет вокруг земного шара с участием Джанибекова не заинтересовал прессу? Почему так упал интерес к физкультуре? Почему скандальные истории привлекают большее внимание комментаторов, чем горькое положение в отечественном футболе? Почему вне внимания печати спортивная авиация, воздухоплавание, парашютизм, дельтапланеризм? Меня, старейшего журналиста, все это тревожит до глубины души.
Народ силен. Народ полон мужества и отваги. Растет молодежь, для которой печать, радио, телевидение должны - обязаны! - зажечь яркие маяки, зовущие в будущее. Нам, ветеранам, надо помочь молодежи определиться". Вспоминая Е. Рябчикова И. Б. Афанасьев , писатель: "Как-то при очередной встрече с Борисом Рябчиковым (знакомство с ним, сыном Евгения Ивановича состоялось еще в годы моего студенчества) он - мы были уже на "ты" - пригласил меня домой:
- Отца заинтересовала твоя книжечка (о перспективах советского "шаттла" - корабля многоразового использования. - М. В.), хочет с тобой познакомиться.
Меня тогда поразило, что практически вся квартира завалена книгами, журналами, какими-то папками. Свободного места нет даже на письменном столе Евгения Ивановича: стопы бумаг возвышались и здесь.
Он был уже в годах, под 80. Показывал свои книжки, рассказывал, как они появились на свет. Спрашивал, что меня интересует. Я стал говорить о лунной программе , а он - о фильмах, которые снимались на фирме С. П. Королева. Очень сожалел, что их предельно урезали и вообще не показывают - из-за неважного качества пленки.
Рассказывал Евгений Иванович мастерски, увлеченно, память его не подводила: о событиях десяти-, двадцатилетней давности, он говорил так, будто дело было вчера. Чувствовалось, он многое видел, знает. Гораздо больше, чем ему разрешалось писать.
Мне кажется, его это угнетало: ведь тогда космическая тема была для него не только главной, но и по сути единственной. А до конца высказаться не мог. Как профессиональный репортер, он переживал особенно.
- Вы не поверите, Игорь, я же даже на Байконуре не был. Писал, снимал. А на старте - ни разу!..
От нечастых встреч с Евгением Ивановичем у меня осталось впечатление, что я общался, кажется, с очень необычной, неординарной личностью. Но знакомство с ним пришлось на пору, когда он "сходил со сцены". Его стали забывать, мало печатать. Он замкнулся в себе, жил воспоминаниями.
Грустно было видеть закат славы "короля репортажа" советской журналистики".
М. Н. Баланина-Королева : "Рябчиков - один из первых писателей, показавших на экране моего сына, Сергея Павловича Королева, и Юрия Гагарина в момент их столь интересной, необычной работы. Ведь эпоха, в которой мы живем, одна из интереснейших в истории человечества и открывает широкое поле для творчества Евгения Ивановича".
К. К. Барыкин , журналист: "Он был очень внимательным, для каждого находил доброе слово, ко всем относился ровно. Ударную статью, понравившийся очерк непременно отмечал - публично или звонил. Мог и домой заглянуть, чтобы пожать руку и побеседовать.
Легенды сложены об архиве Рябчикова. Он сохранял сотни (скорее, тысячи) вырезок удачных, по его мнению, репортажей, интервью и информаций, материалов, содержаших сведения по авиации, космическим полетам, экспедициям на северный и южный полюсы, освоению Заполярья, о журналистских выездных редакциях и т.д. Но содержался этот архив в довольно хаотичном состоянии. Все складывалось в огромные папки, изготовленные издательством "Правда", в которые умещалось огромное количество листков. Папки были тематические (например, "Авиация" и т.д.), но этого оказалось недостаточно для быстрого поиска необходимого.
Зная, что я состою заместителем председателя Всесоюзной комиссии по научной организации и инструментальному оснащению журналистского труда, Евгений Иванович попросил меня помочь систематизировать архив, сделать его более четким и доступным. Надеюсь, что мои совета помогли Евгению Ивановичу разделить необъятные темы на конкретные разделы, предметные и хронологические подразделы, и тем самым облегчить работу с уникальным репортерским собранием".
Г. Т. Береговой , летчик-космонавт: "Мне доводилось читать книги, статьи Рябчикова. На первый взгляд, очень различные события и дела, о которых писал и пишет Е. И., но все они внутренне объединены одной общей темой - героизмом, мужеством, отвагой. Причем, выступая в газетах, журналах, по радио и телевидению, в кино, он говорит о реальных, подлинных героях".
Ю. Н. Бережной , журналист: "У него не было никакого снобизма - ни возрастного, ни должностного. Он никогда себя не подавал, как некоторые "маститые". Умел быть незаметным. Будучи великим журналистом, оставался простым Это - большой дар. И очень доброжелательный".
В. В. Бонч-Бруевич , журналист: "Евгений Иванович Рябчиков сыграл в моей профессиональной жизни очень большую роль. В начале 60-х годов я работал в отделе информации "Московской правды", исполнял обязанности заведующего. Назывались мы корреспондентами, литсотрудниками, спецкорами - термин "репортер" не употреблялся. Он ассоциировался со скандалами, лживыми сенсациями и т. д. Рубрика "репортаж" не использовалась, жанра такого как бы в советской печати не было, репортаж считался атрибутом буржуазной журналистики .
С этим проявлением догматизма тех лет и повел борьбу Евгений Иванович. Он всячески содействовал возрождению жанра репортажа в нашей печати, призывал, убеждал, советовал наряду с корреспонденциями, отчетами, информационными сообщениями писать, публиковать, ставить рубрику - репортаж. По инициативе (скорее, даже по настоянию) Рябчикова в Союзе журналистов СССР, а затем и в Московской организации Союза журналистов, наряду с секциями очеркистов, критиков, фельетонистов возникли секции репортеров.
Евгений Иванович создал замечательное братство людей, гордящихся своей профессией. Присматриваясь к сотрудникам информационных отделов, он заметил и меня, рекомендовал в состав бюро секции московских репортеров, а вскоре предложил избрать председателем бюро секции. Наше сотрудничество с Евгением Ивановичем становится ежедневным.
Рябчиков с удивительной внимательностью относился к работе репортеров, особенно молодых, наши успехи были для него праздником. Репортеры - всегда конкуренты, но вот Рябчиков, поддерживая стремление каждого к оперативности и первенству, в то же время сумел сдружить нас - сдружить нас как служителей его величества репортажа. И сейчас, полвека спустя, сохраняются добрые отношения между яростными друзьями-конкурентами из "Правды", "Известий", "Труда", "Комсомольской правды", "Советской России", "Огонька".
На съездах и конференциях Союзов журналистов и писателей Евгений Иванович Рябчиков возносил (звучит выспренно, но это так) значение работы репортеров, важность информации, которая должна идти не на подверстку, а во главу номера. Редакторов, недооценивающих работу репортеров, он разил ленинскими словами: "Информация - это агитация фактами за коммунизм".
Нужно сказать, что никаких властных полномочий у Евгения Ивановича не было - только личный пример и авторитет. Его репортажи о легендарных свершениях тех лет - перекрытии рек, освоении Севера, научных экспедициях, строительстве новых городов, о героическом созидательном труде народа - были образцом творческой работы журналиста, причем, именно репортера. Рябчиков утверждал жанр репортажа своими репортажами и был неустанным его пропагандистом на любых уровнях. Евгению Ивановичу принадлежала идея учредить премию Московской журналистской организации "За лучший репортаж" .
Я уже отметил, что за работой репортеров Евгений Иванович следил буквально ежедневно. Я вообще-то не знаю ни одного мэтра журналистики, который был бы так внимателен к творчеству молодых коллег. Нередко ранним утром дома у меня раздавался телефонный звонок. Рябчиков, уже успевший просмотреть массу газет, которые он выписывал, с радостью сообщал о наиболее интересных репортерских публикациях, о творческих находках, о неожиданных адресах и сюжетах, литературном мастерстве наших товарищей по цеху. Это была как бы прелюдия к тому, что обсуждалось на жюри нашего конкурса.
Решение о победителях, лауреатах конкурса принималось накануне Дня печати и объявлялось на торжественном заседании в Колонном зале Дома Союзов. На этот высокий уровень нас сначала не хотели пускать, там традиционно чествовали только новых лауреатов элитной премии журналистов-международников. Но с 1965 года и о нашей премии разрешили сообщать на главном журналистском празднике года. Помимо объявления имен лауреатов я мог сказать несколько слов во славу репортажа и репортеров. Этот текст - всего полстранички - мы с Евгением Ивановичем тщательно составляли, это был как бы манифест репортеров.
Сам он выходить на трибуну не захотел, отправил меня. Также он категорически запретил давать ему нашу премию и радовался, когда первыми лауреатами стали В. Песков , А. Гудимов , Я. Голованов .
И еще одно воспоминание. В 1957-59 годах Рябчиков был членом редколлегии "Литературной газеты" по разделу внутренней жизни . И с присущим ему энтузиазмом организовал выездную писательскую редакцию в специальном вагоне по маршруту Москва-Омск-Красноярск... Спустя пятнадцать лет я, работая в "ЛГ" и участвуя в подготовке писательских экспедиций по районам, где живут народности, получившие письменность в годы советской власти, предложил испытанный способ - вагон "Литературной газеты". Рассказал Рябчикову. "Но поезд, вагон - это не современно. Другое дело - самолет. Договаривайся с Аэрофлотом. Самолет "Литературной газеты" с писателями и журналистами". Мы так и поступили".
Г. Н. Бочаров , журналист, писатель: "В давней молодости стремительные и частые встречи с корифеем репортерского сообщества страны Евгением Ивановичем Рябчиковым представлялись мне веселыми и бесконечными. Спустя десятилетия давнее ощущение бесконечности превратилось в мгновение, утратившее реальное тепло общения, увлекательный процесс ученичества и просто встреч.
Я не помню двух важных моментов в наших с Рябчиковым отношениях. А именно: момента знакомства и последней встречи. Но теперь это, как я понимаю, не стоит сожаления, ибо главная память об этом необыкновенном человеке живет во мне в полном объеме, без первой и бесшумной прощальной минут.
Рябчиков - это личность, дарившая друзьям и незнакомым, но достойным людям безмерный позитив, доброжелательность, идеи и знания. Он приходил в "Комсомолку", где я тогда работал спецкором, и нам было уже ясно - великий репортер уйдет, а две-три его идеи-молнии останутся в сознании людей во много раз младше его.
Благодаря таким журналистам, как Евгений Иванович, художественная и документальная литература вышли на один уровень, а репортаж стал, спасибо Е. И., узаконенным жанром серьезной литературы.
К нему не надо было обращаться с просьбой о помощи. Широко известна его чкаловская эпопея. Когда я задумал однажды вернуться к легендарной личности Чкалова и написать объемный очерк, Евгений Иванович не стал ждать того, что должно было бы последовать за моим признанием.
- Значит так, - сказал он, - едешь на Курский вокзал, переходишь улицу, обходишь угловой дом и т.д. Там живут Ольга Эразмовна Чкалова - жена героя - с родней. Тебя примут, обласкают и расскажут все, что помнят их добрые и несчастные сердца. А я помогу тебе потом в общем плане.
Что я и сделал и что затем было реализовано в "КП".
Однажды Евгений Иванович организовал широкий Всесоюзный семинар репортеров в Ленинграде . Выступающих было немало - ребята съехались со всех уголков страны.
К концу второго дня семинара мне позвонили из Москвы и сказали, чтобы я срочно возвращался в редакцию - цензура разрешила публикацию полосного очерка о драматической посадке пассажирского самолета на колхозное поле неподалеку от Минеральных Вод.
Я подошел к Евгению Ивановичу и сказал:
- Мне необходимо немедленно вернуться в Москву.
- Ты понимаешь, о чем ты говоришь? - спросил Рябчиков, - У тебя завтра центровое выступление.
- Понимаю, - сказал я, - но мне нужно срочно вернуться в Москву.
- Зачем? - спросил Евгений Иванович.
- Нужно, - ответил я. - Извините меня. Нужно.
- Этого я тебе никогда не прощу, - сказал он непривычно строго и повернулся ко мне спиной, не пожелав даже протянуть руку.
Я уехал. "КП" опубликовала броскую полосу с редкой по тем временам сенсацией. В десять часов утра из Ленинграда на мой московский адрес пришла срочная телеграмма: " - поздравляю тчк. прощаю вск. это лучшее твое выступление на семинаре". Еще ряд слов и подпись: " Рябчиков и оргкомитет семинара".
Сегодня драматическая, яркая и творческая жизнь Евгения Ивановича Рябчикова гибельно далека по своей журналистской честности, талантливости и достоинству от нынешних журналистских нравов, но то, что было когда-то в известной степени выдающимся, не исчезает бесследно. Так произойдет и в этот раз. Рябчикова будут помнить, ему будут неосознанно подражать и, возможно, поставят, наконец, в один ряд с Гиляровским и Кольцовым , чего ждут те, кто ценит талант, трудолюбие и порядочность Евгения Ивановича".
Б.С. Бурков , зам. главного редактора "Правды" : "Знаю Женю Рябчикова еще по "Комсомольской правде", а позже - по "Огоньку". Все эти годы, наблюдая за работой неуемного, боевого, всегда готового в путь, газетчика, я не раз радовался его умению найти острую тему, интересно написать и написать всегда быстро, чрезвычайно оперативно, да с такой силой, что очерки или репортажи его обязательно привлекают к себе внимание читателей".
Ю.М. Гальперин , журналист: "Люблю Рябчикова за то, что он как никто горяч, энергичен, не проходит мимо всего того, на что часто не обращают внимания даже журналисты, которые должны быть любопытными по своей профессии. Люблю Евгения Ивановича за очень интересные размышления, откровенные беседы. Рябчиков принадлежит к числу таких журналистов, писателей-очеркистов, которые работают на нерве, болеют за работу. Для меня он некий образец современного журналиста-писателя, очеркиста".
Я. М. Гик , зам. ответственного секретаря журнала "Огонек" : "Рябчиков - это человек, пронизанный оперативностью, все его творчество посвящено непрерывным исканиям, поискам. Не твердо убежден, что это один человек. По-моему, под псевдонимом Рябчиков скрыто несколько друг на друга похожих людей. Не может быть, чтобы в одиночку совершить такое количество работы, которое он совершает.
Бывало, попрощаешься, договоришься о каком-нибудь очерке или репортаже, уходишь домой. Включаешь телевизор - Женя Рябчиков. Утром не только очерк готов, а он еще, оказывается, успел скатать на Куйбышевскую станцию и вернуться!
Эта работоспособность в сочетании с прекрасным журналистским пером меня, да и всех его коллег, совершенно поражала".
Штрих к портрету
А вот как ответили "огоньковцы" на вопрос: "Кто такой Рябчиков?":
- Патриарх репортажа, - сказали старожилы в количестве одиннадцати человек.
- Какой Рябчиков? Их ведь много, - переспросил самый молодой. - Есть репортер, есть писатель, есть киносценарист, есть радио- и телекомментатор, есть даже председатель секции Союза журналистов СССР по фамилии Рябчиков. Вы о каком?
- Первопроходец земли, космоса, - сказала сотрудница редакции, выписывающая командировки.
- Спринтер! За ним трудно угнаться, - признались в отделе спорта.
- Известный советский журналист. Восемь букв по горизонтали, - обрадовались составители кроссвордов.
- Человек со своим особым почерком, - заявили все восемь машинисток.
- Женя! Просто Женя! Отличный парень! - под этим "подписались" все.
В. П. Глушко , академик АН СССР: "Отечественным и зарубежным читателям книг, очерков Евгения Ивановича о космосе и космонавтах, зрителям кинофильмов на ту же тему по его сценариям дороги личные наблюдения автора, его отношение к экспериментам, раздумья над удачами и неудачами, стремление заглянуть за кулисы творчества ученых и конструкторов. Рябчиков талантливо запечатлел становление космонавтики, ее начальный период, вхождение в быт народа, как она становилась необходимой в исследованиях Земли, ее недр, состояния атмосферы, акватории Мирового океана. Звезды зовут и придают силы тем, кто в них верит".
Д. А. Гранин , писатель: "Ценил в нем отзывчивость".
В. И. Долгих , член Совета Федерации: "Мне довелось встречаться с Евгением Ивановичем, когда я работал директором Норильского комбината (1962-1969 гг. - М. В.). Он бывал у нас, в Заполярье, не раз, и мы непременно общались. Как правило, Рябчиков мало походил на гостя: он считал себя норильчанином - и имел такое право, очень подробно расспрашивал о том, чем живет комбинат и город, радовался встрече с теми, кого хорошо помнил, и новым знакомствам. Особый интерес у него всегда вызывала пресса, местные журналисты.
Евгений Иванович привлекал к себе как очень информированный собеседник. Он много и многих знал, рассказывал увлеченно, красочно.
Мы ценили его и как человека, который с большой заинтересованностью готовил встречи с норильчанами в Москве, организовывал визиты писателей к нам.
Бывало, коротали время и в неформальной обстановке - на рыбалке, за столом. Тост за Норильск и норильчан он произносил с подчеркнутой теплотой и признательностью. Для меня несомненно, что Рябчиков внес свою лепту в развитие Норильска - и в годы, когда сам был здесь, и впоследствии - своим журналистским словом, заботой о том, чтобы Норильск, комбинат звучали "громко", на всю страну".
Е. А. Долматовский , поэт: "Возраст над ним не властен. Его комсомольское перо остается комсомольским, это очень правильно и здорово. Знаю, он всегда будет держать руку на пульсе времени!".
В. Д. Дудинцев , писатель: "Его честную дружбу я могу сравнить только со своим к нему величайшим уважением".
Д. И. Заславский , публицист, литератор: "Где новаторы, где открываются новые вещи, новые изобретения, там и Евгений Иванович. На Западе, в буржуазной печати, его назвали бы "королем репортажа". Ну а у нас королей не водится. Короли бездельники, а Евгений Иванович величайший трудолюб, баснословный трудолюб. Немного среди нас таких, которые могли бы так самозабвенно работать, так хорошо сосредотачиваться.
Он необыкновенный мастер репортажа, документальной хроники, но кто изучает и читает любовно и внимательно его очерки, тот убежден, что нет грани между очерком документальным и художественным, что документальный очерк может быть по своим чертам поднят на высоту художественного очерка.
Считаю, что Евгений Иванович - один из самых талантливых и даровитых представителей художественного репортажа. Смог ли бы я пережить такие положения, которые он пережил? (речь идет о путевом репортаже "Енисей - голубая дорога". - М. В.). Это особый склад характера. Тут нужна смелость, какие-то чрезвычайные качества. Рябчиков своими глазами смотрит на все явления, на все факты.
Хочу сказать еще об одном таланте его, совершенно исключительном и замечательном. Это человек с большим сердцем, с замечательной душой, человек этот - прекрасный друг. Евгений Иванович обладает секретом обаяния человеческого, а это знают все, кто близок к нему. Он один из тех людей, которые очень хороши и нужны в нашем обществе, потому что они показывают нам, что такое по-настоящему хороший, принципиальный, чистый душой и очень скромный большевик-журналист".
Д. П. Зуев , писатель, фенолог: "Евгений Рябчиков - правофланговый солдат советской печати, ратоборец за мир, красоту и правду коммунизма. По существу, талантливые вещи выдвигают его первым кандидатом - властителем дум читателей советской литературы факта. Ведь именно он умеет открывать глаза и уши читателей на новый мир советского труда".
П. А. Иванчихин ( Политуправление погранвойск СССР ): "Мне хотелось бы подчеркнуть такую человеческую, обаятельную его черту - преданность дружбе. Тем героям, которых он открывал, находил, о которых писал, Евгений Иванович не изменял уже никогда, а само знакомство перерастало в личную дружбу. Я это лично наблюдал на примере нашего ветерана- пограничника Никиты Федоровича Карацупы . У них редкостная дружба - истинная, крепкая, мужская".
Н. Ф. Карацупа , ветеран-пограничник: "Я встречался с Евгением Ивановичем не только на Дальнем Востоке, а и на границе в других районах: дважды - на Кавказе, потом в Средней Азии, на Кушке, затем в Термезе и, наконец, на севере Карелии. Везде были очень тяжелые условия для нашей службы. Но Рябчиков стойко переносил все тяготы, был выносливым, стремился туда, где труднее всего".
Л. Е. Колодный , писатель: "С Рябчиковым познакомился заочно. Можно сказать, случайно. В 1959 году в Домжуре отмечали 50-летие Евгения Ивановича. Поскольку свободных мест в зале не было, я устроился в фойе. Вдруг слышу по радиотрансляции свою фамилию - в числе тех, кого юбиляр назвал перспективными репортерами. И прямо-таки опешил: такого внимания не мог даже предположить. Только год в штате "Московской правды", лет всего 27, а замечен таким большим мастером. Рябчиков стал первым, кому я обязан высокой оценкой.
О том, что Евгений Иванович продолжал следить за моей работой, узнал, когда он, редактор по отделу информации "Правды" , приехал в нашу газету, чтобы на летучке сделать обзор публикаций новичка. На всю жизнь поразила отзывчивость и доброта, с которой мастер говорил обо мне как журналисте. Тогда я особенно нуждался в поддержке. И, кстати сказать, после той летучки были решены многие мои житейские проблемы. К слову, многие обязаны поддержке, искреннему участию Е. И.
Помню, когда обсуждалась книга "Репортер" , Евгений Иванович подарил ее и мне - с надписью, которая мне очень дорога и в сущности выражала его отношение к молодым журналистам: "Нашей надежде". Не скрою, попал и я под его влияние, окончательно решив, что буду и дальше совершенствоваться как репортер.
После той встречи он время от времени, прочитав мой очередной репортаж, звонил в редакцию, и похвала: "Большой молодец" вселяла уверенность в свои силы.
Тепло, можно сказать чуть ли не с восхищением, встретил мою книжку "Земная трасса ракеты" - издали в 1965-м, - которую я написал, побывав на Садово-Спасской, 19, где, в подвале, некогда размещалась организованная в 1932 году С. П. Королевым Группа изучения реактивного движения ( ГИРД ), нашел людей, которые с ним работали. Интерес к ракетам очень сблизил меня с Е. И.
Казалось бы, он должен приревновать: как же - я вторгся в тот "сегмент" репортерской журналистики, который ему отдал сам Николай Петрович Каманин , "батя" космонавтов, очень любивший Евгения Ивановича. Однако, - ничего подобного!
Особенно дорога для меня поддержка книги "Москва глазами репортера" . Его оценка, советы, напутствия укрепили желание продолжить тему, которая стала, по сути, моим главным увлечением на многие годы.
Евгений Иванович был страстным поклонником, защитником и пропагандистом репортажа. Всячески поддерживая меня, когда я руководил - 1970 год - секцией репортеров Московской организации Союза журналистов, приходил практически на все наши мероприятия. Что и говорить, - Рябчиков стоял на репортерском пьедестале. Но никогда этим не кичился, не подчеркивал своего превосходства. Наоборот, нередко оставаясь в тени, всячески поднимал, поддерживал других. За это его все любили. Тем более, что человек он был неконфликтный, открытый. И абсолютно советский. Книги, очерки, статьи Евгения Ивановича - сгусток оптимизма, восторженных оценок. Наверное, поэтому тяжело воспринял все, что произошло со страной после 1991 года.
Рябчикова по праву называли королем репортажа. Но не властным "самодержцем", а добрым правителем. Это редкий случай. Памятен его замечательный девиз: "Надо говорить о людях хорошо, пока они живы. А не только у гроба"".
A. Л. Львов , литератор: "Если собрать все, написанное Рябчиковым о Енисейском Севере, Арктике, получится целая энциклопедия. Е. И., несомненно, виртуоз воспевательного жанра. Воспевает он героический труд, смелых творческих людей, их трудовые подвиги и достижения. Кто усомнится в том, что такие подвиги, такие люди были и есть на берегах Енисея, которым столько восторженных, вдохновенных страниц посвятил известный журналист".
B. Д. Мартынова , редактор (1962-1971 гг.) газеты "Заполярная правда" (Норильск): "Мне довелось познакомиться с Евгением Ивановичем, когда он прилетел, чтобы подготовить очерк о Норильске в "северный" номер "Огонька" (вышел 17 февраля 1957 г. - М. В.). Тот репортаж из нашего Заполярья стал глобальной сенсацией. Город, которого как будто и не было, вдруг предстал миру во всей своей интеллигентной красе, сдержанности и романтизме. И вот спустя несколько лет, в 1965-м, мы, старожилы редакции - я и Галя Истомина , едем на дрезине в Дудинку, чтобы встретить журналиста, которого, казалось, знали все и все с ним были знакомы.
Теплоход задерживался. Виной тому - густой туман на Енисее, мешавший двигаться по расписанию. Пришлось до утра коротать время на пристани. Ожидавшие там рейса выделили нам пару тарных ящиков - иначе не на что сесть, и мы с Галей превратились в терпеливых странников, ждущих у моря погоды.
До сна ли. Только, кажется, на какой-то момент удалось задремать. Очнулись от бодрого объявления о скорой швартовке судна. (Как потом признался Евгений Иванович, он в своем люксе тоже не мог уснуть: не дали суетливые норильчане - они деятельно готовились к высадке и шумели изрядно).
Высокого, плечистого гостя увидели сразу. Когда он ступил на сушу и услышал наши приветствия, предположил, не предназначены ли они родственникам или знакомым. И наше явление в роли официально его встречающих удивило и даже рассердило:
- Говорите, специально приехали? С какой стати?
Постепенно ситуация разъяснилась, Е. И. немного успокоился, но не переставал негодовать:
- За кого меня принимают? Я что - какой-то чин или старик? И вы тоже хороши: ставите меня в неловкое положение.
Слово за слово, и "конфликт" уладили. Время обратного пути пролетело незаметно. Евгений Иванович, несмотря на бессонную ночь, находился в приподнятом настроении, говорил, что прежняя встреча со старыми норильчанами-коллегами не забылась. Подшучивал над нашей миссией, смеялся, обещал помнить "торжественный прием". Мы - тем более: ведь рядом с нами находился человек, имевший множество журналистских открытий. И мне подумалось: пожалуй, Иван Александрович (Савчук , первый секретарь норильского горкома партии . - М. В.) хотел меня поощрить, дав задание встретить Рябчикова.
В тот приезд мы не расспрашивали Евгения Ивановича о пережитом и пребывании в "военном" Норильске. Тема репрессий , реабилитации публично не обсуждалась. Даже с близкими друзьями не откровенничали: в 1960-е годы газетчики применяли деликатный термин "приехал" и радовались даже такой возможности рассказать читателям об известнейших людях, их вкладе в развитие интеллектуального мира северного города. Евгений Иванович нас понимал: ведь и он в своих публикациях о Норильске соблюдал осторожность. Такое было время.
Глубоко благодарна Е. И. за последующую профессиональную поддержку. По его рекомендации меня включили в состав творческой секции репортеров Союза журналистов СССР, которой он руководил. Что могло быть лучше для редактора отдаленной, по сути, провинциальной городской газеты! (Хотя Норильск никому не приходило в голову считать провинцией). А однажды Евгений Иванович предложил мне выступить на заседании секции: Норильск становился модным, к нам уже летели, плыли, только что пешком не шли разные важные и знаменитые персоны. Аудитория - журналисты со всей страны, человек двести - слушали очень внимательно.
Получив возможность бывать в Москве, общаться с журналистами ведущих информагентств страны, я многому научилась и смогла внести свой вклад в выстраивание информационной системы нашей "Заполярки". Установились творческие контакты с местными редакциями из европейской части Союза, а не только красноярского региона. Особенно большую пользу принес обмен с газетой из Северодвинска , с редактором которой меня познакомил Рябчиков.
В те годы "Заполярная правда" выходила ежедневно, кроме понедельника. Постоянная прожорливая потребность газеты в новостях определяла всю нашу жизнь. Чтобы не только успевать, но и быть на уровне, мы по совету Евгения Ивановича организовали творческую учебу, в повседневный редакционный быт вошел разбор журналистской практики. Наверное, не случайно из нашего коллектива многие вышли "в люди" - работали в центральных газетах и журналах, имеют научные звания, стали писателями.
О Рябчикове у меня осталась добрая память. Его заслуги в утверждении отечественной журналистики как творческой профессии, как влиятельной общественной силы - несомненны. Только за одно развитие космической темы он заслужил благодарность потомков. Да и участие в деятельности Союза журналистов тоже играло немалую роль в нашей жизни. Евгений Иванович - это личность, журналист большого масштаба, патриот своей страны".
Б. Р. Небылицкий , кинорежиссер: "Припоминаю, как он обедал во время съемок "Волго-Дона": брал большой поднос, ставил два первых и три вторых: надо, убеждал нас, кушать основательно, без выпивки, тут мы рабочие. В этих словах - его кредо, концепция, отношение к жизни, журналистике.
И еще хочу сказать: он отличный товарищ. Если у кого случаются неприятности, сложности, Евгений Иванович готов бросить все свои дела, чтобы помочь товарищу. За это мы, кинематографисты, любим его и ценим особенно".
А. Ноздряков , генерал-майор милиции: "Что касается его отзывчивости и доброты к людям, они буквально стали легендой у москвичей".
О. Н. Писаржевский , писатель: "Это неистовый репортер, который умеет прекрасно видеть жизнь и потом рассказывать об увиденном широкому читателю. Эта его деятельность - пример для всех нас".
Б. Н. Полевой , писатель: "Что для него характерно? Размах и необычайность путешествий поражают, жадность до всего нового - невероятная. Его творческий почерк узнаваем, особенности работы известны, склонность к поэтическому восприятию действительности и романтизации подвига - типичны. Главная черта Рябчикова-журналиста - быть первым при важнейших событиях в жизни народа, страны: он первым из литераторов летал на дирижабле и реактивном самолете, первым летал на вертолете и был в высоких широтах Арктики и в Антарктиде, ехал с первым эшелоном на целинные земли и с "первого кола" был на Волго-Доне, первым из журналистов очутился в стратосфере и совершал плавания на подводной лодке.
Он всегда работает с молодым задором, с энергией, со страстью, и всему этому нельзя не завидовать. И не радоваться всем, кто ценит слово "репортер" и понимает газетное дело, кто принадлежит к числу противостоящих попыткам превратить газету в серое ровное сукно, каждый метр которого похож на предыдущий".
А. Пресняков , ветеран Союза журналистов СССР : "Восхищен его жизнью и деятельностью. Это не многим дается. Щедрость таланта, неутомимость, безграничная доброта и даже особая неповторимая певучесть и мелодичность в голосе - все это воедино и гармонично синтезировалось в нем одном. Таких прекрасных и замечательных людей, как Евгений Иванович, я за полвека работы в печати не встречал".
М. М. Рафиков , кинооператор: "С Евгением Ивановичем я познакомился, если не ошибаюсь, в 1964-м, когда мне поручили съемку на Центральной студии научно-популярных фильмов, где я работал с 1951 года, ленты "Космический мост" - о запуске космического ретранслятора "Молния-1 ".
Первая встреча с Евгением Ивановичем - во дворе студии, где-то в апреле. Он скромно представился и объяснил, что ему поручено найти меня. Разговор был короткий, не больше часа. У нас с Володей Суворовым уже были некоторые задумки по фильму, включая использование мультипликации - с ее помощью можно было объяснить, как спутник связывается с Землей. Попросили отразить это в сценарии. Высказали и другие пожелания. Рябчиков слушал нас внимательно, был немногословен и, почувствовалось, - не новичок: понимает и суть дела, и свою задачу. От той беседы, накоротке, осталось впечатление, что мы сработаемся: человек симпатичный, готовый к тесному сотрудничеству, легкий на подъем.
Вскоре Евгений Иванович представил сценарий. Но у нас уже накопился отснятый материал, и он, как выяснилось, заметно расходится с видением темы сценаристом. Дело в том, что у Рябчикова не было допуска на объекты сборки комплекса ретранслятора, и он не мог влиять на процесс съемок. Поэтому сценарий мало соответствовал тому, что сделали операторы. Евгений Иванович это понимал, и никаких "протестов" от него никто не слышал. А мы, в свою очередь, старались учесть его предложения, обещали при монтаже сделать максимум возможного. В итоге дикторский текст - его написал Рябчиков - "лег" на готовую ленту и, по нашему мнению, - вполне качественно.
Это был единственный фильм, который я делал с Рябчиковым, но хорошие отношения - остались, и при встречах, правда, не частых, он рассказывал, чем занимается, с кем сотрудничает.
Могу сказать, что Евгений Иванович очень требовательно относился к точности в своих текстах. Вот хотя бы статья в "Огоньке" за 1981 год, "Полигон", где Рябчиков описывает работу операторов на испытаниях атомных и водородных бомб. "Посмотри рукопись, - попросил он тогда, - нет ли ляпов". Или вот. Близилось 25-летие полета Юрия Алексеевича Гагарина, и Евгений Иванович попросил меня во всех деталях восстановить, как я снимал первые минуты и часы пребывания космонавта на Земле: "Понимаешь, Макс (так меня звали - укороченным именем), мне заказали статью, но без твоих воспоминаний - ну, никак. Выручай!".
Л. Б. Репин , журналист и писатель: "Мое знакомство с Евгением Ивановичем относится к 1969 году, когда, уверен, не без его участия, я стал лауреатом премии Союза журналистов "Лучший репортер года". Он говорил обо мне тепло, и, хотя старше меня на 28 лет, по-дружески. Меня и впоследствии всегда поражала его потрясающая, редкостная доброжелательность - его манера общения, когда человек, много старше тебя по возрасту, известный на всю страну журналист, говорит с тобой на равных. Искренно рад твоим успехам в профессии, готов поддержать, отметить. Помню по поводу моих публикаций в "Комсомолке" говорил мне: "Завидую, восхищаюсь".
Ему не чуждо было стремление всегда оставаться первым, доказывать, что способен на большее, чем его соперники по перу. Мне доводилось наблюдать, как даже рядом с практически равно значимыми мастерами журналистики, к примеру, Аджубеем , он старался быть "вершиной", посягательство на которую исключал. И в этом смысле успешно дистанцировался, сохранял независимость.
Евгений Иванович с удовольствием рассказывал о своих приключениях, репортерских похождениях. Обязательно подносил каждую историю под романтической, темной вуалью, с непременно грозящей опасностью и ароматом риска. Слушая его, иной раз ощущаешь, как холодный пот прошибает. И только видя рассказчика перед собой - живого и невредимого, удовлетворенно вздыхаешь: слава Богу, обошлось!
Дядя Женя (так "величали" Евгения Ивановича космонавты первого отряда ), всегда находился в состоянии "начеку": своего шанса, отпущенного по случаю судьбой, не упускал. Когда вокруг Гагарина крутились фотографы-профессионалы, дядя Женя, напустив на себя показное равнодушие к происходящему, хитровато прищуривался и при этом ушко оттопыривал: на самом деле бдел и зорко за всем наблюдал. А потом в его руках откуда-то появлялась камера, и он делал свой снимок. Пользовался Е. И. стареньким "Киевом", но снимки у него получались отличные.
Бывало, приглашал меня поучаствовать во встречах, которые проводились в ЦДЛ, ДК железнодорожников. Героями таких встреч с самой широкой публикой были выдающиеся личности, а моя роль связующего - вспомогательная. Но Евгений Иванович, представлял меня собравшимся, всегда находил теплые слова, ненавязчиво напоминал о моих, с его точки зрения, успехах. Эти встречи он вел мастерски, сопровождая рассказы выступающих собственными впечатлениями, шутками. Иной раз, на сцене невзначай разыгрывалось нечто вроде интермедии, участники которой с удовольствием "поддавались" на уловки "режиссера". Когда все расходились, Евгений Иванович нередко приглашал меня посидеть в ближайшем ресторане: его интересовало мое мнение о вечере, с готовностью выслушивал предложения, обсуждал идеи.
Он жил и действовал как абсолютно независимый человек, никому и никогда не завидовал, а лично меня поражал, в частности, и тем, насколько был летуч в замыслах и в умении быстро, на качественном уровне отработать тему.
Великолепный оратор, Евгений Иванович говорил, думаю, не хуже, чем писал. У нас, репортеров, ценилось прежде всего умение донести мысль. Первенствовала не образность, художественность, а точность, правдивость в отображении факта, темы. Стилистика считалась вторичной. Если судить с этих позиций, то равных Рябчикову, по сути, не было.
Евгений Иванович словно "цепной пес" оберегал святость репортерской профессии. И в этом смысле проявлял особую принципиальность, разборчивость. Помню, однажды, в разговоре, выразил мне крайнее неудовольствие по поводу одного из представлений "Комсомолки" на премию Союза журналистов СССР. Просил донести его мнение ("Не тянет ни на что!") до главного редактора. Я, конечно, выполнил просьбу и - возымело! - кандидатуру отозвали.
Он, как мне кажется, видел во мне духовно родственную натуру, собрата по отношению к профессии. Я и сейчас чувствую себя человеком из поколения Евгения Ивановича. Чему я научился у него? Главное - стремиться делать добро. Стараюсь следовать этому правилу. Когда его не стало, почувствовал себя осиротелым, потерявшим очень близкого человека".
B. Н. Рябинский , директор киностудии Центрнаучфильм : "Хороший писатель, активный, достойный человек".
C. В. Сергеев , журналист: "Как-то у меня оказалась телеграмма с поздравлением Львову, известному норильскому журналисту: Анатолию исполнилось 50 лет, и под теплыми словами юбиляру стояли три подписи - Евгения Ивановича, Бонч-Бруевича и Колодного. Якобы от бюро секции репортеров. Рябчиков, хорошо зная своего заполярного визави, не только не забыл, что Толе грядет возрастной "полтинник", но и поздравил с гипотетическим присуждением "медали Гиляровского". В шутку, конечно, так как это "московская" награда, но тем самым Евгений Иванович обозначил признание журналистского мастерства Львова, его вклад в изучение истории Норильска. Такое отношение к соратникам по профессии, да и к людям вообще, думаю, одно из самых ценных качеств, присущих человеческой натуре Рябчикова".
К. М. Симонов , писатель: "Евгений Иванович - репортер с большой буквы, он с блеском делает свое дело. Рябчиков один из тех людей в нашей журналистике, благодаря которым слово репортаж не только сохраняет, но и наращивает, укрепляет свое высокое значение, свою подлинную принципиальную ценность. Рябчиков стал признанным мастером нашего репортажа не только в той журналистике, которая ложится перед нами на стол страницами газет и журналов, но и в той занимающей все большее место в жизни общества журналистике, которая звучит по радио, возникает на экранах телевизоров и кинотеатров.
Не знаю, как другие, а лично я ему завидую! Завидую умению все успевать, работать точно и быстро, на тех необходимых журналисту скоростях, которые составляют неотъемлемую часть его мастерства. Что сказать? - человек, обладающий поистине космической энергией. Рябчиков любит хорошие скорости. И недаром его самого любят люди самых больших скоростей на свете - космонавты.
Для него любовь к делу связана с любовью к людям так неразрывно, что, право, диву даешься. Он не может не успеть сделать дело, которое ему поручено, органически не может, но он столь же органически не может не успеть помочь товарищу, который в этом нуждается. Должно быть, поэтому так давно и горячо на разных долготах и широтах и любят самые разные люди великолепного нашего советского репортера Евгения Ивановича Рябчикова.
Он верный друг и соратник. Это я успел узнать не только в связи с нашей журналистской работой, но и во время нашей с ним многолетней совместной работы в Правлении Центрального Дома литераторов.
У Рябчикова двадцать с лишним лет пребывания в рядах нашего Союза писателей. Писатель он хороший, умный и добрый, и Союз писателей обеднел бы людьми, если бы в его ряды не приходили такие подвижные, неутомимые, жадные ко всему новому, замечательные личности, как Рябчиков.
Главная его работа все последние годы связана с тем, что происходит там, далеко от земли, в невесомости, в космосе, связана с людьми, которые летают там, и с людьми, которые готовят полеты и руководят ими. Думаю, что нет среди нас, писателей, журналистов, пожалуй, никого, кто бы лучше Евгения Ивановича знал этих людей, их дела, их заботы, их не всегда и не всем известные будничные, повседневные подвиги, подвиги воли, характера, упорства.
Я всегда радуюсь, когда встречаю Евгения Ивановича и вижу на его лице добрую, быструю и какую-то, я бы сказал, деятельную улыбку. Он еще не произнес того, что собирается сказать, но по этой его деятельной улыбке ты уже чувствуешь, что сейчас тебе предложат участвовать в чем-то весьма интересном и постараются непременно вовлечь в это, потому что ему чего- то недостает, если интересно только ему самому. Ему необходимо, чтобы было интересно и другим людям. И вообще, что это за жизнь, если жить не интересно? Вот такой он - Рябчиков".
Б. А. Смирнов , кинооператор: "Рябчикова я впервые увидел, когда через несколько дней после полета в космос Гагарин приехал в Центр подготовки космонавтов. Там, в небольшом холле на втором этаже "Профилактория" (з- этажный корпус, по сути, всего лишь второе здание в ЦПК), организовали встречу с Юрием Алексеевичем, снимать которую приехала группа Центральной студии документальных фильмов. Рябчиков вел себя скромно, посматривал, приглядывался, не претендуя на какую-то роль. Но удержаться от фото с первым космонавтом, конечно, не смог.
Конечно, Рябчикову как сценаристу было тяжело: он многого не видел и подчас писал тексты к уже отснятому нами материалу.
Наверное, понимая, что с его "прошлым" удержаться в такой тематике очень сложно, Евгений Иванович всегда вел себя очень скромно, спокойно, "ячеством" не страдал. Мог пошутить, разделить компанию, выпить. И даже внести к застолью повышенный вклад - лишнюю бутылочку. Помнится, ездили в Ярославль , на родину Валентины Терешковой . Осталось впечатление, что Евгений Иванович чувствовал себя комфортно, раскованно. Его жизнерадостности можно было позавидовать. А в душу никто не лез. Главное - работа, результат".
В. П. Титов , очеркист: "У него есть замечательная черта, которой не хватает многим журналистам, репортерам и очеркистам, - искать, находить, выдумывать, придумывать, проверять то, что он находит, уже с тем, что нашел. Это качество - видеть новое в жизни, по-своему видеть, - это качество Рябчикова привлекает и обращает на себя внимание".
Е. К. Федоров , академик АН СССР: "Мы с ним всю жизнь дружили, я его уважаю и люблю за огромную энергию, огромную трудоспособность, за величайшую добросовестность в любом деле, за которое он берется. Мне кажется, трудно найти другого, кто бы так искренне вкладывал всю душу во все области своей работы, в журналистику, которую он продвинул вперед и которой замечательно владеет.
А еще - он человек хороший, отзывчивый, очень скромный, внимательный ко всем своим друзьям, которых у него очень много".
М. Л. Фролов , радиожурналист: "Евгений Иванович - наш отец и учитель, старшина и боцман, правофланговый всех советских репортеров. Человек, которому я лично благодарен за искреннее внимание, ласку и заботу".
О. Э. Чкалова : "В 1930-х, когда Евгения Ивановича знали как корреспондента "Комсомольской правды", он часто бывал у нас. Беседы с ним всегда оставляли очень хорошее впечатление - интересно и легко, запросто. Он всегда умел видеть главное, его статьи неизменно отличались правдивостью, искренностью, широким кругозором, страстностью. Уже в более поздние годы мне довелось слушать лекции Евгения Ивановича по журналистике: наредкость образные, полные фактов, запоминающихся мыслей. Слушали его с удовольствием, и два академических часа пролетали незаметно: говорить ему всегда было о чем.
У него большое человеческое сердце, и мне хочется сказать: Евгений Иванович - чудесный, обаятельный человек, теплые беседы с которым дают большое удовлетворение".
В. А. Шаталов , летчик-космонавт: "Мы, космонавты, знаем Рябчикова с первых стартов космических кораблей, любим и уважаем его и как человека, и как журналиста.
Чем дальше, тем труднее становится работать в одной и той же области, освещать одни и те же события, потому что в принципе ведь все похоже, все примерно начинается с одного и в основном заканчивается, похоже, одним и тем же. И суметь каждый раз найти что-то новое, найти какие-то новые краски, новые слова, как-то по-особому показать все и величие того, что делается нашим народом, страной, - надо быть действительно человеком и большой души, и большого таланта, больших способностей".
М. И. Шевелев , первый начальник Управления Полярной авиации :
"Помню, как он пришел в Полярную авиацию - молодой, голубоглазый, с такой чудесной улыбкой. Летчики штурмовали побережье Ледовитого океана, прокладывали туда трассы. И когда Жене Рябчикову рассказали о предстоящих маршрутах, он выбрал самый тяжелый - который требовал великого мужества, сил и необычайного терпения".
С. Л. Щеглов , писатель: "Думая о жизни и трудах, Евгения Ивановича осмысливая нынешнее время (1989 г. - М. В.), давшее прямо-таки непредвиденные возможности расширить диапазон "репортажей" из недр истории, я с какой-то жадностью и одновременно досадой мечтаю о том, какой богатейший рассказ мог бы получиться, если бы он описали всю свою жизнь без оглядки на цензора. Сколько исторически ценных подробностей, сколько ответов на неясные ныне вопросы, сколько пищи для размышлений! Ведь репортажи - репортажами, а есть еще и философия истории, и нравственные критерии и основы. Ах, как не достает нам всем осмысления происшедшего и происходящего".
Немало теплых слов довелось выслушать Евгению Ивановичу в свзи с юбилейными для него датами.
Б. Е. Рябчиков : "Юбилеи отца - будь то в ЦДЛ , ЦДЖ или в Институте атомной энергии - собирали полные залы и редкое созвездие знаменитостей. Случалось, до полутора десятков Героев Советского Союза и Героев Социалистического Труда. Летчики-испытатели, полярники, космонавты. Со Звездами и без, но люди известные, сама история страны". (Да, Евгений Иванович сделал все, чтобы на его жизненном пути было как можно больше замечательных людей. - М. В.)
Зачитывались "адреса" от журналистского сообщества, писателей, редакций газет, журналов, руководства киностудий, коллективов НИИ, предприятий, партийных органов (в т. ч. от Норильского горкома и дирекции НГМК ).
Не обходилось и без индивидульных поздравлений - вполне серьезных и шутливых... Н. Н. Урванцев , ученый: "Успехов во всех Ваших делах. Особенно на литературном фронте".
С. Я. Маршак , поэт:
Желаю верст Вам налетать
Десяток миллионов,
Построить ровно 25
Новейших Волгодонов.
Не ограничиться Луной,
Летая в звездной сфере,
И передать поклон земной
И Марсу и Венере.
Обогатить у нас печать
Небесным жанром новым
И вместо Рябчикова стать
Орловым-Соколовым!
Мы все проходим через испытанья,
Как бы нарочно скрытые в судьбе.
Не только сквозь невзгоды и скитанья -
Сквозь разочарования в себе.
Почувствуй неудачу каждой порой
И встань! - ведь ты сражен не наповал.
На свете нет защитника, который
В свои ворота гол не забивал.
Однажды случилось и шутливое подношение: К 75-летию Евгения Ивановича наградили Большой золотой медалью Высшего Совета Друзей при Всемирном Совете Мира с надписью "Живи век - хороший человек".
К сему, как следует из Указа Президиума этого общественного совета, руку приложила его секретарь - доктор медицинских наук, профессор, лауреат Госпремии СССР Н. С. Королева .
Из семейного "фонда" Частично воспоминания сына Рябчикова, Бориса Евгеньевича , доктора технических наук, я уже цитировал применительно к обстоятельствам. Но немало подробностей приберег, и теперь им самое место.
"Да, отцу, журналисту, конечно, хотелось, чтобы его воспринимали прежде всего как писателя, но он все же был репортером, настоящим профессионалом в этом жанре. Его очерки, рассказы были интересны фактами, событиями, а не глубиной размышлений, чувств. Ему была свойственна искренняя восторженность, что передавалось и читателям, особенно, когда речь шла о реальных героях и их подвигах.
У него была великолепная память. Он мог рассказать о человеке, с которым встречался много лет назад. А какая поразительная работоспособность! Вернувшись с работы, он садился за письменный стол. Наряду со статьями, сценариями, - дневниковые заметки (до 15 страниц!), письма - к матери, сестре, друзьям. А печатал он сам и не быстро, страницы две в час. Кроме того, обязательный просмотр телевизионных новостей. Случалось, будучи "выпускающим" газеты, не отключался от дел, редакционных и запланированных себе, по двое суток. И мы, домашние, не замечали, чтобы он походил на чрезмерно уставшего.
Отец не просто информировал, а старался познать особенности профессии, познать ее изнутри. Чтобы не слыть профаном, изучал инженерную сторону темы, которую выбрал для статьи, очерка. Его не останавливали даже собственные, человеческие слабости: несмотря на боязнь замкнутого пространства, он, работая над материалом о горняках, метростроевцах, спускался в шахты, лазил по забоям.
На даче у него был большой кабинет, тоже, как и в городской квартире, заваленный вырезками, газетами, кинопленкой, дневниками, рабочими материалами. Все, что приходило по подписке, почтой, а это настоящее "море", отец читал или, по крайней мере, внимательно просматривал.
О том, что отец прошел через лагеря, в нашем доме не говорили вплоть до 1960-х годов. Да мне и в голову не приходило о чем-либо спрашивать: отец- известнейший, знаменитый журналист. Какие лагеря?! Правда, однажды, когда в отцовских вещах ненароком наткнулся на самодельный портсигар с надпись "Гора Крутая" и стертую алюминиевую ложку и спросил: откуда?, то получил по башке и напутствие: "Молчи, дурак". И появилось ощущение недосказанности, тайны.
Отец встречался с освобожденными из лагерей, иногда в моем присутствии. Некоторые разговоры запали в мою память навсегда. Поверить в услышанное - страшные вещи! - было невозможно, а до "печатных" свидетельств Шаламова, Солженицына было еще далеко. Насколько я понимаю, отец, по возможности, помогал бывшим.
Отец был широким человеком: не умел толком считать деньги, копить. И он, и мама, немало зарабатывая, тратили "на жизнь" практически все, никаких ценных вещей не покупали, а в приоритетах - книги, отдых. Единственное исключение - автомобиль, сначала "Победа", затем "Волга" и, наконец, "Жигули". Без него отец, как без рук. Отличный водитель, он успевал выполнить дневной "план". Иной раз в его маршруте значились и Звездный городок, и Подлипки и аэродромы, и киностудия, и ЦДЛ или Домжур.
Родители были хлебосольными, с удовольствием принимали гостей, самых разных. Кстати сказать, знакомство с друзьями отца, коих было очень много - полярные летчики, конструкторы, пограничники, корабелы, строители-гидротехники, изобретатели, писатели, журналисты - сыграло в моей жизни важную роль. За дубовым, еще бабушкиным, столом, который раздвигался почти на всю комнату, можно было усадить человек 14-18. И такая компания собиралась довольно часто. Благо в нашем, отдельно взятом "атомном" районе долго поддерживалось приличное снабжение. А вкусно поесть отец любил, особенно благоволил к сладкому, мороженому.
Он был великолепным тамадой, любил застолье, чувствовал себя свободно в любой компании и в любой обстановке. Но, будучи "при делах", спасался фразой: "Я за рулем".
Отец и мать - удивительная пара. Два талантливых, амбициозных человека, многого достигшие, в принципе, не могли ужиться в одной берлоге. Сближала их профессиональная "разобщенность" - им не надо было конкурировать друг с другом.
Отец всегда помнил, что мать вытащила его из Ухты, затем из Норильска и сохранил благодарность на всю жизнь. Вряд ли кто другой мог это сделать. Она любила его по-настоящему: об этом говорят ее письма, датированные и началом их знакомства, и последующими годами, вплоть до последних.
Оба интересовались искусством, литературой. Ездили к тогда еще не признанному художнику И. С. Глазунову, ходили на спектакли к О. Табакову (он всегда приглашал на свои новые постановки). Но мать была, в этом смысле, лидером. Когда отцу кто-либо из друзей дарил очередную книгу, он немедленно отдавал ее матери: "Прочти и сделай разбор". Рецензии, четкие, а порой и едкие, в сглаженном виде передавались дарителю. Сам он такие книги читал редко - ему было некогда.
Отец брал меня с собой на съемки фильмов об авиационных парадах в Тушино, причем очень интересно было и на репетициях. Увидеть новейшую технику совсем рядом, потрогать ее, наблюдать десантирование - моему мальчишескому восторгу не было предела. Последний такой парад сняли в 1961 году, и фильм "Могучие крылья" можно посмотреть в Интернете.
С ним я попадал на премьеры его "космических" фильмов и непременно - на мини-банкеты для узкого круга (их устраивали в кабинете директора кинотеатра). Открыв рот, смотрел на героев космоса - летавших и только готовившихся. А они, не смущаясь меня, открыто, непосредственно выражали свои эмоции. Хотя даже мне, едва ли не подростку, виделось, какие они разные - по характеру, темпераменту.
Он рассказывал мне о своих беседах с Королевым. Конечно, без секретных подробностей. Исторической, для меня, стала встреча с С. П. Королевым и В. П. Глушко на премьере фильма "Человек вышел в космос" (1964 год) в кинотеатре "Ударник". После просмотра был мини-банкет, где хозяйствовал отец. Он-то и пригласил туда выпить шампанского мать, меня с братом и нашими девушками. Воспользовавшись моментом, отец подвел нас к Королеву и Глушко, представил, а мы поздравили этих, несомненно великих людей. Такое - не забывается.
Отец хотел, чтобы мы с братом стали журналистами. Ну, если Александр в какой-то мере оправдал надежды, то я увлекся техникой, и мои книги к литературе, в обычном понимании, отнести нельзя.
Смирившись с тем, что журналистика сына не привлекает - я тяготел к железкам, химии, ракетам, отец много сделал, чтобы влюбить меня в авиацию. Постепенно мне удалось накопить немалый архив журнальных, газетных вырезок, и отец периодически в него заглядывал, особенно, когда искал технические данные самолетов.
В общем, я выбрал химию, и отец был не очень доволен, но пережил "измену". И даже находил время общаться с моими приятелями - ави- ационщиками, ракетчиками, которые, как и я, занимались историей техники. Он беседовал с ними, интересовался их работой, новостями, советовал, как лучше писать и вообще - как "строить" свою жизнь. Уроки отца вспоминаются ими с благодарностью до сих пор.
А. Г. Ларин , ведущий научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, кандидат наук (сын, от первого брака, С. М. Карпачевой ):
"Когда мы приехали в Норильск, мне было 11 лет. Евгений Иванович старался сделать меня сильным и смелым. Например, договорился с А. Старостиным (будучи заключенным, тренировал местных футболистов и хоккеистов), чтобы он поставил меня на коньки. Летом попытался научить плавать. А дома - любил побоксировать: он - одной рукой, я - двумя. В праздничные дни у нас дома собиралась большая компания знакомых, либо отсидевших срок, либо расконвоированных, а потому относительно свободных. Все веселились и на несколько часов забывали о тяготах военного времени.
Писал он быстро и много, часто приносил домой и показывал мне свежие номера газет со своими статьями. Но этого ему было мало, творческая натура требовала выхода. Так появился сборник рассказов "Подводный корабль" (издали на оберточной бумаге, с простенькой обложкой). А как тепло в Норильске приняли фильм, снятый операторами Новосибирской киностудии. Мы всей семьей присутствовали на премьере и гордились Е. И., автором сценария. Для нас это был замечательный праздник.
Отчим хотел, чтобы я пошел по его стопам и стал журналистом. Поэтому он подолгу рассказывал мне о разных интересных эпизодах из своей практики и брал с собой на редакционные задания: то подняться в небо над Москвой на самолете-метеоразведчике, то взобраться на башню МГУ, то посетить квартиру-музей В. И. Ленина в Кремле.
Действительно, под его влиянием я еще на пятом курсе института (Московский институт востоковедения. - М. В.) начал писать в "Комсомолку", затем несколько лет проработал в разных изданиях, но через какое-то время убедился, что это занятие - не для меня, и перешел на работу по своей основной специальности - китаеведа. Чем привел Евгения Ивановича в недоумение: как можно добровольно отказаться от такой замечательной профессии - журналистики?
Он был влюблен в свою профессию, считал ее главной на земле. Говорил: "Кто может писать - идет в журналисты, кто не может - в чиновники". Считал, что историю творят журналисты: "Алексей Стаханов совершил трудовой подвиг и прославился на всю страну. Но кто знал бы о нем, если бы не мы, журналисты?".
Впрочем, журналистские навыки помогли в моей дальнейшей работе: оказалось, и здесь важно уметь отыскивать наиболее интересные, острые темы.
Что характерно, мой отказ от журналистики никак не повлиял на его доброе, отцовское отношение ко мне. Помнится случай, произошедший уже в середине 1950-х.
Суда советской антарктической экспедиции готовятся к походу. Я тогда был сотрудником журнала "Ньюс" (издавался на английском языке) и выпросил командировку на ее проводы. Естественно, мы поехали в Калининград вместе с Евгением Ивановичем. А там. Все гостиницы переполнены, мест нет. Удалось выбить только гостиничный номер с единственной кроватью. Вечером, когда укладывались спать, он, вдвое старше меня, ни слова не говоря, стал стелить себе на полу! Я был потрясен. Еле отбил у него это место и прогнал на кровать.
По моим впечатлениям, Е. И. никогда не отдыхал. Вернувшись, например, ночным рейсом из далекой командировки, он, только-только приведя себя в порядок, уезжал в редакцию. Когда мы загодя встречали кого-нибудь в аэропорту, не коротал время, читая книжку, а вытаскивал блокнот и писал. Если сесть негде, - устраивался у высокого стола в буфете. Ему не требовалось время на раскачку, не нужно было собираться с мыслями - они были наготове, чтобы лечь на бумагу. Приехав из города на дачу, затаскивал в свою комнату набитый бумагами портфель, пишущую машину и усаживался за письменный стол.
Он выписывал массу газет и ежедневно делал множество вырезок, сортировал их по темам, часть раскладывал по папкам или стопками на столе, каким-то образом находя свободное место. Эти вырезки, стопки помогали ему отыскивать темы для репортажей.
А переписка? Огромная! И привычка рассылать фотографии героям своих репортажей, давал советы обращавшимся к нему молодым журналистам.
Способность Е. И. завоевывать сердца людей с первого же знакомства была поистине поразительной. Это был характер сильный и одновременно легкий в общении. У него были друзья по всей стране - всюду, где довелось побывать хотя бы раз. Я не говорю уже о Москве: он знал, кажется всех журналистов, и все знали его да и в писательской среде он был своим.
Единственно, что не умел делать этот невероятно пробивной человек - просить чиновников за себя. Даже если несправедливо обходили, ущемляли, предпочитал выбросить неприятность из головы. Не в его правилах "качать права", "бороться за справедливость". "Обиды не жуют, а выплевывают" - этот замечательный девиз помогал жить полноценно, не сжигая себя отрицательными эмоциями.
При всей занятости не избегал бытовых забот. Первое время после войны, когда газ еще не был проведен в Москву, мы с ним ездили на дровяные склады, покупали по талонам дрова, привозили их и складывали в сарай во дворе. Потом рубили, носили в комнату и топили печь. На лето родители снимали дачу и после работы ездили туда из города с тяжеленными сумками в обеих руках.
Когда нагрянула реформаторская волна, Е. И., человека, верного социалистической идее, не стало ни на телевидении, ни в других аудиториях. Он отнесся к этому спокойно, тем более, что сказывался возраст, и писалось труднее. Но изменять своим привычкам не стал, по- прежнему начиная день с просмотра газет, вырезок.
Пробовал писать рассказы на основе богатых воспоминаний, давал их нам читать, выслушивал замечания, но с критикой не соглашался. Однако продолжал работать. Печатали уже редко, но Е. И. не расстраивался и с гордостью показывал нам каждый опубликованный материал, звал послушать принятую на радио передачу. И радовался успеху.
Несмотря на все пережитое, оставался на все сто процентов советским человеком, глубоко убежденным в будущем торжестве коммунистических идеалов, в жизненной силе социалистического строя, справедливости его основополагающих принципов.
Никто и никогда не слышал от него не то что брюзжания - ни словечка критики в адрес властей, ни по конкретному поводу, ни в обобщенном виде.
Насколько я понимаю, такое мировоззрение соответствовало его характеру: творить и наслаждаться творчеством, всегда, при всех обстоятельствах быть оптимистом, жизнелюбом, выбрасывая из сознания ее темные стороны. И не залезая в политику. Что ему прекрасно удавалось.
Евгений Иванович был светлым человеком, добрым, открытым миру - и за это его все любили". Ушел и он сам... В конце 1970-х-начале 1980-х годов Рябчиков, похоже, оказался на распутье. Смена "лиц", возглавлявших космическую программу, коснулась Е. И. непосредственно: он утратил многие контакты, стал менее востребован. В журналистику пришло новое поколение, которое уже с некоторым скептицизмом относилось и к репортерской профессии, и к ее кумирам. Подспудно начала "коррозировать" общественно-политическая обстановка в стране, и череда генсеков партии только усугубляла неопределенность "курса" и сеяла зерна, которые, прорастая, давали "всходы" недовольства, нервозности.
Кажется, и возраст начинает "диктовать" свои условия: поездки предельно сокращены, а в связи с этим Рябчиков-репортер, очеркист оказывается вне привычной для него "питательной среды". В его публикациях все меньше новых тем, впечатлений, а политкорректность начинает диссонировать с настроениями в обществе. Вряд ли даже поклонники таланта Е. И. разделяли с ним восторги по поводу "поэзии цифр" и "животворных" решений, "героической партии", героики будней.
Поэтому заметны и в общем-то оправданы изменения в интересах, пристрастиях: он переключается на обобщение опыта, лекционную работу, встречи с читателями; его все более занимают проблемы мастерства, перспективы журналистики, подготовки кадров, вспоминает друзей, товарищей прежних лет. Ищет сочувствия, понимания в Союзе журналистов, ЦДЛ. Нередко "гостил" в "Комсомолке" - без повода, посмотреть на молодежь, послушать, о чем спорят, что затевают.
Евгений Иванович гораздо чаще обращается к истории страны, сопоставляет события первых пятилеток и 60-х, 70-х годов; тот или иной юбилей - повод для пропаганды достижений, в который раз заявить о славной преемственности поколений. Подпись "Е. Рябчиков" еще не редкость в авторитетных изданиях ("Известия", "Советская культура". "Литературная газета", "Правда", "Литературная Россия", "Московская правда", "Советский спорт", "Вечерняя Москва", "Сельская жизнь", "Книжное обозрение". И, конечно, - родная "Комсомолка").
Перестройка, горбачевские начинания вселили надежду, что его опыт, знания, публицистика будет востребовательны. На поверку оказалось все не так просто, однозначно. В общественной атмосфере чувствовались перемены. Глухие к запросам на личности, которые стали бы преемниками тех, кого умел находить и возвеличивать Рябчиков.
Вечером, в 21 час, домочадцы затихали - начиналась программа "Время", слушая которую, Рябчиков пытался услышать и увидеть, чем дышит страна, каков ее "пульс", какие личности и с чем выходят на авансцену.
А тут еще несчастье - обширный инфаркт, случившийся в 1986-м .
Евгений Иванович выкарабкался, но теперь вел себя осмотрительнее: не лихачил на машине, практически стал трезвенником. Почти не выходил из своего рабочего кабинета. Писал, переписывал, публиковался, но все реже, реже. Оставаясь членом редколлегий журналов "Смена", "Знамя", "За безопасность движения", корреспондентом газеты "Воздушный транспорт" (ну как - без авиации!), следил за переменами в журналистской практике, судьбой самих журналистов, с горечью отмечал, как у иных мысли о стране уступали заботам лишь о собственном благополучии, карьере, паразитирующей на сложных общественно- политических процессах.
Контакты с окружающей средой слабли. Из-под пера выходили в основном воспоминания. Но - сырые, требующие доработки.
Штрих к теме.
Б. Е. Рябчиков : "Мать ругалась: "Жень, напиши о своей жизни. Там столько интересного. Помнишь, как встретили твою книжку "Репортер" - она прошла на "ура" в начале 1960-х. А теперь можно рассказать много больше". Но он тянул и в результате оставил массу разрозненных материалов. С трудом удалось кое-что привести в порядок и опубликовать в сборнике "Легенды и мифы отечественной авиации"".
Свое 80-летие Евгений Иванович встретил, когда страну уже вовсю трясло от перестроечно-ускорительных новаций. И, возможно, вспомнил, как десять лет назад Виктор Боков пожелал ему покрепче привязаться к креслу самолета.