Процесс над так называемой Промпартией

Вслед за Шахтинским последовало еще одно громкое дело, аналогичное по методике и социальному составу подсудимых. Известные в своем кругу специалисты были представлены законченными врагами и вредителями. Действительно, многие специалисты старшего возраста брюзжали, порой даже злорадствовали по поводу некомпетентности властей, допускавших не только серьезные просчеты, но и явные глупости. Дальше кухонных пересудов эти спецы, разумеется, не шли, играть в оппозицию существующему строю не собирались и не смели мыслить о каком-либо вредительстве, тем более заговоре. При всей своей политической наивности они были достаточно реалистичны. Некоторых, впрочем, вполне удовлетворяло их положение - относительное благополучие, элитность, порой даже почести, привилегии, ордена. Реальные контрреволюционеры из этой среды давным-давно были обезврежены действиями ВЧК-ОГПУ, или эмигрировали, или смирились.

Тем не менее Сталин боялся этих людей, и вовсе не из-за своей параноидальной подозрительности (диагноз достаточно сомнительный). Он опасался весьма вероятного их воздействия на поколение новой, уже советской, интеллигенции, особенно технической, а также на ту часть партийного и советского аппарата, которая, в отличие от "райкомщиков", была занята в сфере реального производства, науке, образовании, здравоохранении. Он чувствовал, что именно на эти круги опираются его противники в самой ВКП(б), в первую очередь правые . Процесс над так называемой Промпартией, которой на самом деле никогда не существовало, был ему столь же необходим, как судилище над "шахтинцами".

Промпартию представили как настоящую политическую партию, со своей идеологией, программой, целями. Потому на скамье подсудимых оказались не десятки, как по Шахтинскому делу, а лишь восемь человек, своеобразный центральный комитет. Остальные (сотни, а если потребуется, то и тысячи) будут "добраны", то есть арестованы позднее, в зависимости от обстоятельств. На сей раз Сталин предопределил не только приговор суда, но и задачи следствия. В секретном письме к Менжинскому он четко указал, что именно следовало предъявить арестованным, какие именно показания и кто должен дать и т. д. Это означало, что следователи должны были не столько допрашивать фигурантов, сколько получать от них подтверждение заранее сформулированных показаний. Уже физически ослабленный и морально надломленный Менжинский беспрекословно принял указания генсека к исполнению.

Союза инженерных организаций (Промпартии) никогда на самом деле не существовало, правда, разговоры о желательности создания подобной организации велись, но не как политической партии, а вроде профсоюза. Только и всего. Ничего антисоветского в этом, разумеется, не было. В программу Промпартии Сталин велел включить новый по сравнению с "шахтинцами" пункт. Если те ожидали интервенции и возвращения старых хозяев, а пока занимались потихоньку вредительством, то деятели Промпартии уже активно сотрудничали с зарубежными спецслужбами и интервенцию готовили активно. На это они якобы получали деньги , как от иностранных правительств , так и от эмигрантского Торгпрома . Заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР по делу Промпартии открылось в Москве 7 декабря 1930 года под председательством Андрея Вышинского . Одним из государственных обвинителей был все тот же Николай Крыленко .

Сегодня мало кому известно, что знаменитый некогда прапорщик Крыленко, ставший первым советским главковерхом, должен в равной степени с Вышинским считаться автором пресловутой теории "признание - царица улик" . Сомнительный приоритет Вышинского зиждется на том, что в своей карьере он достиг чрезвычайных высот. Николай Крыленко, в ту пору нарком юстиции СССР , был расстрелян в 1938 году, после признания всех предъявленных ему обвинений. Вот так довелось ему "оценить" в полной степени практическое применение собственной теории.

Самой крупной фигурой на скамье подсудимых был директор Теплотехнического института профессор Леонид Рамзин , в свое время - член ленинской комиссии ГОЭЛРО , член Госплана СССР и Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ). Создатель нацистской системы тотальной пропаганды доктор Геббельс утвердил в качестве принципа своей деятельности тонкое наблюдение: чем чудовищнее ложь, тем быстрее, легче, а главное - охотнее в нее поверят массы.

Сталин это понял раньше Геббельса. В таком вопросе мелочиться нельзя. Нужно ошеломить народ громкими именами, первыми лицами в сфере своей деятельности. Тогда массы ужаснутся и - поверят Отчасти именно поэтому в числе "врагов народа" оказались всенародно известные Маршал Советского Союза Василий Блюхер , первым получивший все тогдашние наши ордена: Ленина, Красного Знамени (целых четыре!) и Красной Звезды, академик Николай Вавилов , авиаконструктор Андрей Туполев , режиссер Всеволод Мейерхольд , журналист Михаил Кольцов , популярнейшие футболисты московского "Спартака" братья Старостины .

В среде технической интеллигенции такой фигурой был талантливейший Леонид Рамзин. Но о нем - несколько позже. А сейчас об Артузове. Как уже известно читателю, в те времена в системе ОГПУ не существовало самостоятельного следственного отдела . Каждое дело вели сами оперативные работники либо, в зависимости от его важности, руководители подразделений и отделов. Включение в следственную бригаду по серьезному делу (особенно если ожидался публичный процесс) рассматривалось сотрудниками как своего рода поощрение и знак особого доверия со стороны начальства. Если фигурантов по делу набиралось много, к следствию привлекали сотрудников разных отделов. Дела "шахтинцев" и Промпартии курировал сам Ягода, он же своими приказами назначал следователей, в основном сотрудников Экономического управления, почуявших приближение своего звездного часа. Тем самым эти сотрудники вместе с Ягодой разделяли ответственность и за ведение предварительного следствия, и хода процесса. Возможно, именно для привязывания к себе достаточно своенравного Артузова, всегда имевшего собственное мнение по любому вопросу,

Ягода приказал Артуру Христиановичу подключиться к следствию. При этом он проявлял видимость объективности: как-никак Артузов был квалифицированным инженером. Подчиняясь приказу, Артузов в течение нескольких дней знакомился с оперативными материалами, принимал участие в допросах. За годы работы в Особом и Контрразведывательном отделах Артузов участвовал во множестве следственных действий, проводил и допросы, и очные ставки, предъявлял документальные и вещественные улики, сверял показания фигурантов. Он прекрасно улавливал фальшь в ответах подследственного, отличал оговор от правдивого признания, умел находить и отягчающие, и смягчающие обстоятельства, не боялся прекращать дело, если убеждался в невиновности арестованного.

Но в данном случае - с Промпартией - у Артузова возникли достаточно обоснованные сомнения. Некоторые появились именно как у инженера, другие - как у второго по рангу руководителя советской внешней разведки. По чистосердечным показаниям обвиняемых, в частности главного из них - Рамзина, основную долю финансовой поддержки они получали от Торгпрома , персонально - от его видного деятеля Сергея Николаевича Третьякова , которого в случае успеха государственного переворота прочили в министры торговли и промышленности нового правительства России. Заместитель председателя Торгпрома Третьяков был фигурой во многих отношениях примечательной. См. Третьяков Сергй Николаевич Парижская резидентура ИНО уже давно получила распоряжение Менжинского проникнуть в Торгпром . Перебрав несколько кандидатур из числа деятелей этой организации, резидент ИНО Владимир Борисович Янович 7 4 остановил свой выбор на Третьякове . И не прогадал. Третьяков охотно пошел на сотрудничество, к тому же ему положили вполне приличное по тем временам жалованье, что, кстати, помогло восстановить семью.

Агентом Третьяков-Иванов оказался весьма ценным: компетентным, умным и честным. Резидентура в этом неоднократно убеждалась, когда могла перепроверить его информацию через другие источники. В частности, от Третьякова внешняя разведка достоверно знала, что Торгпром давно разорен, не имеет денег даже на выплату жалованья сотрудникам; этим, в частности, объяснялось и бедственное материальное положение Третьякова.

Следовательно, никаких денег от Торгпрома Промпартия никак получать не могла. Вкупе с другими соображениями, например, категорическим опровержением всех предъявляемых ему обвинений ответственным работником Госплана СССР Виктором Ларичевым , Артузов пришел к выводу, что здесь что-то не так. Разговора с Ягодой у него не получилось, тогда Артузов пошел к Менжинскому. Председатель ОГПУ не имел права сообщать ему о секретных и категоричных указаниях Сталина, но пошел навстречу просьбе Артузова и освободил его от участия в следствии. Естественно, при такой подготовке процесса не обошлось без накладок. На одном из заседаний суда выяснилось, что известный русский миллионщик из старообрядцев, во-время уехавший в эмиграцию, Павел Рябушинский никак не мог в 1927-1928 годах передавать деньги для Промпартии, поскольку еще в 1924 году умер. В Париже, уже после того как его имя было упомянуто на суде, Третьяков заявил резиденту ИНО, что не только не передавал Промпартии денег по причине их полного отсутствия, но даже никогда не слышал фамилий обвиняемых, с которыми он якобы поддерживал связь. (К слову сказать, упоминание фамилии Третьякова на процессе едва не привело к разоблачению ценнейшего агента французской контрразведкой, причем самими эмигрантами.) Пятеро обвиняемых по делу Промпартии были признаны "главарями подпольной контрреволюционной шпионско-диверсионной организации, основанной при поддержке империалистических держав еще в 1920 году", и приговорены к расстрелу. Еще трое - к тюремному заключению. Трудно сказать, почему Сталин в последний момент изменил свое решение. Может, предвидел неблагоприятную реакцию Запада или в тот момент ему было выгодно проявить милосердие. Как бы то ни было, Президиум ЦИК, учитывая полное признание обвиняемых и раскаяние, заменил расстрел на десяток лет тюремного заключения . См. Судьба Рамзина

Ссылки: