Начало работ по первой атомной подводной лодке СССР

К этому времени ( 1953 г.) у американцев плавал Наутилус , и мы начали работать по лодке, нам уже разрешили начать эти работы. И Малышев был тогда у нас главный. Он очень нажимал на то, чтобы заниматься лодкой. Мы начали заниматься этим осенью 52 года, вот когда я подстрелился и лежал в больнице, в Кремлевской. В это время как-то приехал ко мне Игорь Васильевич и сказал, что значит эту тематику мы сейчас имеем право развивать. Это было уже в Курчатовском институте , вот как только я вышел из больницы, я еще ходил с палкой. Вот тогда я начал ездить на Совет по этой части специально. И меня назначили руководителем этих работ. Начали мы в высшей степени нахально. Нам назначили СКБ во главе с Перегудовым Владимиром Николаевичем . Очень толковый кораблестроитель был, замечательный. И имевший настоящий опыт подводника, потому что он участвовал в испанской войне , как подводник. И вот мы с ним начали работать. Поначалу было очень смешно - мы ничего не должны были сообщать им о наших устройствах для начала, но мы еще и сами не знали, как мы будем делать. Но чтобы все дело развивалось, то мы с ним договорились так: что вот мы оставляем такое белое место на чертеже. Вот в этом белом месте будет сидеть наша установка. Она будет весить столько-то тонн. И вот она будет иметь центр тяжести вот в этой точке. А оттуда будет выходить труба паропровод, даже два паропровода, которые значит нужно будет цеплять к турбине. Но у нас в это время не было никаких сведений относительно того, какое решение приняли американцы. В начале разработки мы перебрали вероятно два десятка разных вариантов реакторов. И очень трудно было сказать, на каком из них остановиться, Несколько институтов были включены в это дело, и институт Алиханова , и Обнинский институт , и наш институт (ИАЭ). И мы разрабатывали несколько вариантов.

Лейпунский разрабатывал два варианта. Причем он хотел сделать реакторы с замедлителем из окиси бериллия, это был их конек. И поначалу был такой реактор принят как основной. Замедлитель окись бериллия и теплоноситель жидкий металл. Это вариант был основной.

Алиханов, предложил тоже тяжеловодную комбинацию для этой цели. Было разработано очень много всяких вариантов. И было очень важно определится какой из них здесь следует пускать. Поначалу был принят вариант Лейпунского, реактор с окисью бериллия, как главный. А мы вели разработку запасного варианта. Но потом когда стали уже производить всякие экспериментальные работы в обоснование этих реакторов, то оказалось, что наш реактор обоснован лучше всех и представляет собой наименьшие трудности для промышленного изготовления.

Притом надо сказать так, что мы примерно в 50 году начали работать над водными аппаратами, на простой воде, на обогащенном уране. У нас было много сделано всяких критических опытов с этим реактором, так что мы могли хорошо очень его обосновать. Мы хотели даже построить такой аппарат. Вот аппарат МР , поначалу он был сделан с графитовым замедлителем, первый МР. Сначала мы его хотели сделать с водным замедлителем. Но испугались, что могут быть неустойчивости, что он может взлететь. В случае если там будут образовываться какие-то пузыри и если будет кавитация от насосов и все прочее. Поэтому мы дрогнули и не стали строить. И стали делать МР графитовый. И он много лет работал потом. Вот в частности испытания ТВЭЛов для первой атомной станции и отработка их велись на нем. Вот тогда же, когда мы отрабатывали ТВЭЛы для первой атомной станции мы разрабатывали такой вариант ТВЭЛов, чтобы сделать их не на металлическом уране или на каком-то его сплаве, а сделать на двуокиси урана. И поэтому мы развили эту технологию у себя. Получение двуокиси и формирование из нее таблеток и все прочее. Это было для нас потом очень важно. Не таблетки собственно а такие колбаски мы впрессовывали. И мы их испытывали на реакторе МР. Потом значит в 53 году мы сделали чисто водяной реактор на газовом заводе . С ТВЭЛами из опять таки двуокиси урана в алюминиевых чехлах, в первый раз. И оказалось, что этот аппарат очень хорошо управляем и хорошо работал у нас. И вот в этом направлении мы стали разрабатывать вот этот запасной вариант корабельный. Поначалу он казался очень трудным, потому что мы не могли отказаться, психологически, от контроля каждого ТВЭЛа в отдельности. А нам нужно было создать там высокие давления.

Дело в том что в наших уран-графитовых реакторах было это чрезвычайно важно, потому что как только нарушалась алюминиевая оболочка уранового блока, блок моментально начинал гидрироваться, за счет окружающей воды, он распухал и закрывал проток воды, и начиналось образование козла . И это было чрезвычайное бедствие в промышленных реакторах. Поэтому мы там очень внимательно следили за расходом воды через каналы для того чтобы как только начинает меняться, сразу же остановить реактор и какие-то меры предпринимать к тому чтобы разгрузить этот канал. Только таким образом нам удалось работать устойчиво. Ну и здесь поначалу мы тоже пошли на такую систему. Но в то же время у нас были лабораторные испытания поведения этих топливных элементов. И оказалось что тут вот этого эффекта распухания нет. Оно пухнет, но ничтожно. И потому уже на заводе, когда уже мы приступили к реализации собственно этого проекта, вдруг мы решили с Павлом Антоновичем Делинсем к чертовой матери зарезать эту систему контроля. И мы ее как говорится на нашу совесть взяли и выкинули.

Это нам чрезвычайно облегчило конструкцию. И второе что мы сделали тогда очень умно - в первом реакторе мы хотели сделать так, чтобы каналы с ТВЭЛами мы могли бы вынимать через дырки в крышке. А так как сам сосуд должен был иметь давление порядка 200 атмосфер, а сверление крышки под 200 каналов просто ее страшно ослабляло, - это было очень трудное и ненадежное решение. И мы решили так, что не будем делать эти дырки в крышке, не будем менять эти ТВЭЛ"ы, а будем рассчитывать на то что они должны у нас работать столько времени сколько нужно, а потом будем снимать сплошную крышку реактора, перегружать. Вот все эти решения, а тогда они были совершенно необычные, потому что все реакторы, которые у нас строились, они делались с возможностью выгрузки каждого ТВЭЛа в отдельности. Но мы на это дело пошли из таких соображений, что у нас весь первый контур был очень компактный и мы его упрятали под защиту. И потому нарушение плотности в первом контуре и повышение активности там, оно еще не затрудняло обслуживание установки. В принципе нарушения герметичности бывали и бывают, все время. Но вот мы пошли на это решение. Такое же решение мы потом использовали на больших станциях, у нас там тоже нет такого индивидуального контроля. И это нам сильно упростило ход событий. Потом выяснилось, что у американцев тоже примерно такое же решение , но мы тогда об этом ничего не знали.

Это все-таки любопытно, что мы пришли к такому же решению, ничего об этом не зная.

Но приняли решение такое тогда - строить одновременно и наш, и Лейпунский вариант. Но наш уже много лет плавал, тогда когда удалось сделать по Лейпунскому варианту. Он сделал одно удачное плавание, а потом эта установка вышла из строя. Недостаточная изученность физико- химического поведения теплоносителя, привела к тому, что там шли процессы, которых поначалу не ожидали. И это привело к тому, что это направление так и не развилось. Причем это был Лейпунского уже второй вариант, но он тоже шел у нас головным, а наш был резервный. Для ледокола Ленин мы собственно сделали вариант этой же установки.. немножко менее удачный вариант.

Лодка у американцев пошла в 53 году. Но они сделали наземную кроме того установку, наземный стенд. Мы кстати его тоже сделали. Мы его пустили на женский день в 57 году. И лодку в 57 году спустили на воду. Мы делали одновременно одно и другое. Чрезвычайно важно было тогда то, что мы могли и не имея доказательств, но просто по нашему убеждению - если мы считали что что-то уже стоит пускать в промышленность, то хотя у нас опыты еще не готовы, но мы считаем что они кончатся вот так-то и так-то, нам это разрешалось. Мы - это Игорь Васильевич , я, Ванников , Малышев , Славский , Первухин . Если мы выходили с решением Совета что вот сделать такую-то вещь, то нам это подтверждали. Когда мы строили первую лодку, то мне был задан вопрос - как я считаю, можно ли переходить к строительству серии. Я сказал так, что надо иметь в виду, что никакого опыта по работе установки нет. Я убежден в том, что в ней кое-что окажется плохим и придется его заменить. Но я убежден также в том, что основа вся останется. И поэтому я считаю что нет риска строить серию . И стали строить серию. У нас на следующий год после спуска первой лодки, было уже четыре лодки.

Нам никакого технического задания не было дано. И мы ничего не знали об американцах тогда. Нам просто было сказано, что можете начинать над этим делом работать - вот вам судостроительные КБ, вот вам ваш Совет. Военных к этому делу не допускать, только Главкома, больше никого и только одного еще там капитана первого ранга. Главком дважды побывал на нашем Совете и сказал что его такая лодка не интересует . Это был Кузнецов . И после этого его так мы и не видели в течение длительного времени. Я был научным руководителем, причем по всему кораблю в целом. Нужно было решать не только вопрос ядерной установки. Но нужно было решить целый ряд новых вопросов.

Ссылки: