 |
Проектирование и начало строительства комбината 817
Постановлением правительства СССР * 3007-892 от 1 декабря 1945 года под строительство комбината (сначала он назывался заводом) * 817 была отведена так называемая площадка "Т" недалеко от Кыштыма . Строительные работы на ней развернулись уже в феврале 1946 года. В постановлении Совета Министров СССР от 9 апреля 1946 года "О подготовке и сроках строительства и пуска завода * 817 указывались не только сроки ввода предприятия в строй, но и объемы его продукции. Генеральный план создания комбината был принят 24 апреля 1946 года на секции * 1 Научно- технического совета и оформлен решением ПГУ за * 81724. 13 июня 1946 года было утверждено проектное задание, предусматривающее размещение комбината на площади двухсот квадратных километров. Основных предприятий на комбинате должно было быть четыре: два атомных реактора - уран- графитовый и тяжеловодный (он построен позже) и два завода - радиохимический , задачей работников которого были выделение плутония из облученного урана и очистка его от продуктов деления, и химико-металлургический , где изготовлялись бы детали из плутония для атомной бомбы. Особое внимание было обращено на необходимость строительства ТЭЦ и создание водного хозяйства - системы аварийного охлаждения реактора. Намечено было и местоположение жилого поселка.
Итак, весной 1946 года план застройки огромной территории был готов. Однако работы на ней развернулись уже в конце 1945-го. Это убедительно говорит о том, что создание нового предприятия велось исключительно высокими темпами. Из соображений секретности место, где комбинату предстояло расположиться, должно было быть относительно удаленным от больших городов и оживленных транспортных магистралей. Но при этом требовались наличие магистральной железной дороги и очень мощных источников электроэнергии, огромные объемы воды для охлаждения активной зоны реакторов, отстойники радиоактивных отходов, не имеющие выхода в бассейны крупных рек.
Заместитель начальника ПГУ А.П. Завенягин предложил выбрать район между городами Кыштым и Касли . Это был благодатный край: огромное количество озер, богатые леса. Рядом имелась промышленная база - Кыштымско-Каслинские железоделательные заводы , Теченская фабрика по производству корундового порошка. Когда строительство комбината * 817 развернулось, выявилась глубоко заложенная организационная неразбериха, порожденная тем, что участники работ не имели ясного представления о их направленности, целях, значении. На стройке присутствовал только исполнитель работ, подрядчик. А вот представителей заказчика - производственников - на новой площадке не было достаточно долгое время. Всем заправляли сами строители. В феврале 1946 года на стройку приехал начальник Главпромстроя НКВД СССР А.Н. Комаровский , чтобы на месте решить вопросы строительства ЛЭП и железной дороги. Потребности нового объекта были огромны. Только для создания строительной инфраструктуры, согласно указаниям вышестоящих органов, в 1946 году сюда необходимо было доставить 18 миллионов штук кирпича, 4 тысячи тонн извести, 1,5 тысячи кубических метров железобетонных изделий. При этом характер строительства основных производственных сооружений оставался совершенно неясным. Первоначально строительные работы на площадке комбината * 817 вела организация под названием Челябметаллургстрой . Ее начальник, Я.Д. Раппопорт , получив относительно будущего объекта самые общие указания, начал с создания инфраструктуры огромной стройки и организации быта строителей. Контингент их состоял в основном из заключенных, военно-строительных батальонов и бывших советских военнопленных. Раппопорт сумел добиться высокой эффективности труда на своих стройках, и 1 мая 1946 года уже состоялось официальное открытие первой ветки железной дороги. Очень быстро, в течение месяца, были построены тринадцатикилометровая ЛЭП-220 и еще одна линия электропередач, ЛЭП-110, от Касли до селения Старая Теча. Несколько ранее через тайгу были проложены лежневки - деревянные дороги. Пока на стройку не поступала промышленная проектная документация, обещанная к 1 июля 1946 года, на территории комбината проводились работы общего назначения. Строилось жилье для строителей и будущих сотрудников комбината - они уже начали прибывать на площадку по партийным путевкам. Жилье возводилось согласно следующим нормам: 1,5 квадратных метра для заключенных и 3,5 квадратных метра для вольнонаемных. Создавались подсобные предприятия: карьеры, завод по изготовлению щебня, бетонный и ремонтный заводы, компрессорная, дизельная, объекты строительной индустрии. В апреле 1946 года на стройплощадке наконец появился заказчик - первый директор комбината П.Т. Быстров . В целях соблюдения секретности объект получил характерное для того времени название: База-10 . Петр Тимофеевич , переведенный из Кемерова , где он возглавлял завод * 192 наркомата боеприпасов , имел большой опыт работы на вновь создаваемых предприятиях оборонной промышленности. Ознакомившись с ходом дел на стройплощадке, Быстрое уехал в Москву. Вскоре после этого и был принят генеральный план строительства на новом объекте. Поскольку пока единственными хозяевами на Базе-10 были строители, П. Т. Быстрое принял решение: для разворачивания производственных работ необходимо создавать свое управление, свое самостоятельное хозяйство. Он предложил ПГУ передать в распоряжение комбината завод * 611 наркомата боеприпасов, расположенный неподалеку, в Миассе . Такая передача была вскоре оформлена соответствующим решением ПГУ. Основа управления комбината * 817 была сформирована из руководителей завода * 611, который по системе обозначений, принятой в ПГУ, стал называться Базой-8 . Большую ценность представляли транспортные службы и склады завода, которые служили перевалочным пунктом и местом хранения оборудования, когда оно в 1947 году эшелонами потекло на комбинат. Оборудование завода * 611 передали родственным предприятиям, а в его цехах начали на первых порах изготовлять мебель для кабинетов будущего управления Базы-10 и для строящихся жилых домов.
Из Москвы на комбинат П.Т. Быстров вернулся солидным начальником: на собственной "эмке", в сопровождении немалочисленного коллектива управленцев. Однако работы на объекте в нужном масштабе все еще не разворачивались. До конца сентября 1946 года стройка оставалась предоставленной самой себе. Никто из руководящего состава ПГУ, кроме А.Н. Комаровского , на уральскую площадку не приезжал. Можно сказать, что о реальном положении стройки, об особенностях ее работы и трудностях в Москве ничего не знали.
Между тем на Базу-10, на не построенный еще комбинат, начали с сентября 1946 года прибывать специалисты. На различных предприятиях нужного профиля, в учреждениях, институтах отбирали лучших из лучших, людей ответственных, имеющих производственный и житейский опыт. Им выдавались направления на новую работу - тогда они назывались путевками. Направления подписывали в обкомах КПСС и в областных комитетах госбезопасности. Первые сто человек прибыли из Челябинска, они были работниками оборонных предприятий города. Ветеран комбината "Маяк" В.А. Шамаков вспоминал:
"В декабре 1946-го я приехал на место своей новой работы. Поселился в бараке, который достраивался на моих глазах. Сразу стал возникать своеобразный быт, немного похожий по типу на жизнь геологов или лесорубов. Ежедневная вечерняя топка плиты в комнате, заготовка перед этим дров. Сушка около нее одежды и обуви. Одеждой были главным образом ватные телогрейки, а обувью - сапоги. Почти все вечером что-нибудь варили и жарили. Очень "в моде" были у нас тогда котлеты, сделанные из фарша чебаков. Не хватало всего: питания, одежды, посуды, обуви и т.д. Но я не помню, чтобы кто-то хныкал или жаловался".
Из тех специалистов, чья работа могла быть не связана с профильным производством на комбинате, формировали Управление комбината : отделы главного механика, оборудования, труда и зарплаты, капитального строительства, бухгалтерию. Те же из прибывающих, кому предстояло работать непосредственно над проблемами атомной промышленности, должны были пройти соответствующую подготовку. Начиная с 1947 года такие специалисты направлялись на стажировку в Москву и Ленинград - в Лабораторию * 2 , в НИИ-9 , Радиевый институт АН СССР , а также в город Электросталь, на урановый завод , и на другие предприятия страны.
"В начале 1947 года, - пишет В. А. Шамаков, - меня в составе группы товарищей направили в Москву, на первый ядерный реактор, для прохождения учебы. Вскоре состоялось наше знакомство с И.В. Курчатовым . Принял он нас в своем кабинете очень радушно. Среди прочих вопросов задал такой: "Читали ли вы отчет Смита?" Мы ответили - нет. Он велел нам обязательно пойти в библиотеку и прочитать указанную им книгу: "Это даст вам некоторое представление о предстоящих делах". Мы так и сделали".
Строительство больших предприятий всегда хлопотно, и первому директору комбината полковнику Быстрову приходилось работать очень много. Методичный, организованный, упорный, он с утра до ночи занимался многочисленными вопросами, которые издавна называются текучкой. Его рабочий день начинался в 9 утра и длился до 6 вечера, затем продолжался с 8 вечера до 11 - 12 ночи. Приходилось постоянно улаживать проблемы строителей, устраивать прибывающих специалистов, принимать, учитывать и размещать под надежной охраной оборудование, которое начинало поступать на комбинат. Снабжение стройки и строителей самым необходимым все еще было нелегкой задачей - в стране действовала карточная система обеспечения, и, для того чтобы накормить и одеть увеличивающийся коллектив еще не работающих предприятий, требовалось "выбивать фонды". Но главное, что при любых обстоятельствах обязан был делать директор - неукоснительно выдерживать высокий темп работ на стройке, обеспечить их надежное качество. Это было очень трудно в обстановке неопределенности технических заданий, поступающих на комбинат. В январе 1946 года, почти за год до пуска опытного реактора Ф-1 на Октябрьском Поле, Научно-исследовательский институт химического машиностроения (НИИхиммаш , директор Н.А. Доллежаль ) получил задание в кратчайший срок разработать конструкцию "уранового котла" промышленного значения. К работе НИИхиммаша были привлечены несколько КБ и НИИ авиационной промышленности, гидромашиностроения, Институт физической химии АН СССР (директор академик А.Н. Фрумкин ). Н.А.Доллежаль был назначен главным конструктором первого промышленного уран-графитового реактора. Первоначальное техническое задание на этот реактор, выданное И. В. Курчатовым до пуска Ф-1, предполагало горизонтальное размещение его технологических каналов. Таковой была и американская конструкция. Однако в феврале 1946 года Доллежаль обосновал предложение по вертикальному их расположению. Это решение было правильным. (Как выяснилось позднее, горизонтальная конструкция не выдерживала деформации графита под действием ядерного излучения. Первые реакторы американцам пришлось остановить.)
В марте 1946 года комиссия ПГУ под председательством Ванникова дала добро на вертикальный вариант, предложив Курчатову и Доллежалю разработать технический проект и срочно приступить к подготовке чертежей на оборудование. Технический проект промышленного реактора с вертикальным размещением каналов был утвержден в августе 1946 года. Один из эпизодов обсуждения проекта на заседании Научно-технического совета ПГУ может дать представление, как оно проходило.
И.В. Курчатов и его молодой сотрудник В.И. Меркин, которого Курчатов называл главным технологом реактора, привезли технический проект в Кремль для утверждения на секции * 1 Научно-технического совета ПГУ . Секцией руководил М.Г. Первухин . Меркин подробно рассказал о системе управления реактором. В ней по каждому технологическому каналу предусматривался контроль расхода и температуры воды, уровней влажности и радиоактивности воздуха, которым продуваются каналы. Этот момент привел к определенному обострению ситуации вокруг проекта. Рассказывает (на основе воспоминаний В. И. Меркина) ветеран "Маяка" Н.С. Бурдаков:
"После окончания доклада первым задает вопрос М.Г. Первухин:
- Как я понял, для реализации проекта возникает необходимость в оснащении реактора большим количеством контрольно-измерительной аппаратуры, исчисляемой тысячами штук. Так ли это? В. И. Меркин подтвердил, что его поняли правильно. Тогда М. Г. Первухин заявил:
- Как бывший нарком химической промышленности, я хорошо знаком с номенклатурой приборов и аппаратуры, выпускаемой в нашей стране. Многие приборы придется разрабатывать заново, а на это нужны годы. Следовательно, Вы представили проект, который в установленные правительством сроки не может быть реализован. Вероятно, буду об этом докладывать Берии.
Наступила тишина... Докладчик мысленно представил возможные последствия: черный лимузин - и прощай, свобода! Тогда с места поднялся И.В. Курчатов и решительно заявил:
- А ведь Меркин прав! Если мы не оснастим реактор "А" указанными приборами, то не сможем обеспечить необходимый контроль технологии, и реактор выйдет из строя. Вот уж тогда действительно будет сорвано выполнение задания правительства в установленные сроки.
После этого М. Г. Первухин поручил ученому секретарю Совета сформулировать решение с учетом заявления И. В. Курчатова для доклада правительству. Необходимые приборы были изготовлены вовремя".
Проектная документация по уран-графитовому реактору (на плане он имел обозначение "А") поступила на комбинат в конце сентября 1946 года. Строители, для которых открылся фронт настоящих работ, активно принялись за дело. К сожалению (или счастью), они не знали, что чертежи и расчеты, согласно которым начало разворачиваться строительство, уже не соответствуют реальным требованиям заказчика.
Напомним, что первоначальным вариантом промышленного реактора "А" был выбран тот, в котором графитовые стержни (их задачей являлось замедление нейтронного потока) располагались внутри реактора горизонтально. Именно для этого варианта было сформулировано техническое задание, полученное в начале 1946 года Государственным строительно-проектным институтом ГСПИ-11 в Ленинграде, именно над ним началась работа проектировщиков и конструкторов. Когда позже, в августе, ПГУ утвердило разработанный НИИхиммашем технический проект реактора "А" с вертикальным расположением стержней, предыдущий вариант был в ГСПИ-11 практически завершен. Находясь под давлением грозных заказчиков, постоянно торопивших участников работ, опасаясь дальнейшей затяжки со сдачей документации (а как раз это и означала коренная переделка проекта), ленинградские проектировщики решили назвать "горизонтальную версию" реактора "А" предварительной и выдать строителям чертежи этого варианта. В нем котлован здания должен был иметь глубину всего восемь метров. Ничего не зная об истинном положении с проектами, строители быстро развернули стройку. Тем временем проектировщики ГСПИ-11 в середине октября 1946 года подготовили чертежи следующего варианта реактора - с вертикальным расположением стержней. Здесь котлован имел глубину уже двадцать четыре метра. Но и это решение, оказывается, не было окончательным. Только к концу года, когда уже грянули морозы, строители наконец получили окончательный вариант. В нем глубина котлована составляла сорок три метра, а шахта разгрузки заглублялась до пятидесяти трех метров. Такие параметры означали, что нужно коренным образом менять технологию возведения реактора.
Когда проводились изыскательские работы, шурфы, из которых брали пробы грунта, бурили как под обыкновенное здание, поскольку первоначально глубина котлована рассчитывалась на восемь метров. Пробы показали наличие на нужной глубине скальных пород, которые могли выдержать расчетную нагрузку, что и определило место расположения (как говорят изыскатели, привязки) реактора. Когда последующие варианты технического задания потребовали увеличения глубин более чем в пять раз, пришлось провести дополнительную разведку. Сильно заглубленные грунты под уже строящимся реактором оказались неустойчивыми. Все это очень осложняло проведение работ в условиях суровой уральской зимы.
Котлован был готов к 1 мая 1947 года. Через три дня началось его бетонирование. К этому времени строящийся объект - непонятный, незнакомый, секретный - уже называли, по вечной российской привычке все одушевлять, ласковым именем "Аннушка".
Эти, по тогдашним меркам, очень быстрые сроки работ на самом деле означали все большее отставание от графика, который контролировался руководством государства. Строители благополучно отчитывались за выполненную большую работу, однако руководству ПГУ становилось все яснее, что сроки ввода комбината в строй, намеченные правительственным постановлением * 3878 (II квартал 1947 года), срываются. Это вызвало естественное недовольство, но также и желание познакомиться с ситуацией на месте.
В инспекционную поездку по Уралу выехал Л.П. Берия , прибывший на Базу-10 8 июля 1947 года. Оценив ситуацию, он принял обычное для тех лет решение. П.Т. Быстрова от должности директора отстранили. 10 июля распоряжением Берии этот пост занял Е.П. Славский , при этом он оставался заместителем начальника ПГУ. Ефим Павлович Славский к моменту нового назначения был физически сильным сорокадевятилетним человеком, отважным, властным, уверенным в своих возможностях. В молодости он работал на шахте, служил в армии С. М. Буденного, затем окончил Институт цветных металлов и золота. До работы в ПГУ, которая началась в 1945-м, Славский возглавлял крупные заводы, занимал пост заместителя наркома цветной металлургии . Отправляясь к новому месту работы, Ефим Павлович был полон решимости навести порядок испытанными в то время методами: следовало, как тогда говорили, закрутить гайки. Рекомендации подобного толка он получил и от Б.Л. Ванникова .
Действительно, первые впечатления, полученные на Базе-10, подтверждали необходимость принятия крутых мер. Перед въездом в зону Славский увидел на некоторых строительных машинах знак "ПР", дающий шоферам право без пропуска покидать секретную стройку и въезжать на ее территорию. Славский тут же, в колонне транспорта, приказал водителям знаки смыть и пропуска оформлять. Я.Д. Раппопорт был возмущен этим решением - с ним даже не посоветовались! Встретившись с новым директором комбината, начальник строительства генерал-лейтенант Раппопорт, опытный, самоуверенный, знающий себе цену производственник, не смог сдержать эмоций. Славскому не понравился сам начальник строительства и его тон.
На имя Берии была направлена докладная, содержащая стандартные формулировки, обвиняющие Я. Д. Раппопорта: не обеспечивает, не справляется и т. д. Л. П. Берия согласился с увольнением Раппопорта. Начальником строительства Славский предложил назначить знакомого ему генерал-майора М.М. Царевского , послужной список которого соответствовал сложности задач на Базе-10. Он возглавлял строительство ряда крупнейших индустриальных объектов в годы первых пятилеток и во время войны. Очень быстро после приезда на Базу-10 Славский почувствовал, что одними крутыми мерами дела не поправить. На него обрушилась масса малознакомых и вовсе незнакомых проблем. Дело осложнялось тем, что в это время он совмещал три должности: заместителя начальника ПГУ, директора и главного инженера комбината. Объем работ был громадным, а достойных помощников у Ефима Павловича пока не подбиралось.
Коллектив огромного объекта лишь начинал формироваться. Люди прибывали со всех концов страны, но прежде чем приступить к работе, они должны были ее освоить. Настоящих специалистов не хватало. Да их и действительно было очень мало - атомная отрасль только складывалась, кадры еще предстояло готовить. Те, кто уже хорошо знал дело, работали в Москве. Из них и подбирался руководящий состав комбината. Летом 1947 года вышло постановление правительства СССР за подписью Сталина о назначении первых начальников и главных инженеров завода "А" (промышленный атомный реактор), завода "Б" (радиохимический завод) , завода "В" (химико-металлургический завод) , водного хозяйства.
Научным руководителем комбината (практически одновременно с назначением Е.П. Славского директором) стал И.В. Курчатов . Однако он еще ни разу не побывал на Базе-10.
Всех новых руководителей Славский обязал определить объемы и направления работ, разработать штатное расписание, чтобы целенаправленно формировать коллективы прибывающими специалистами. Сам он на первых порах сосредоточился на сроках сдачи объектов, на размещении работников, для которых не хватало жилья. При этом он стремился подчинить строителей заказчику, то есть комбинату. Обычно это означало - ему, Славскому. И хотя Ефим Павлович в обращении был прост и в нем сразу угадывалась рабочая косточка, что, вообще говоря, делало общение с ним вполне доступным, конфликты между ним и строителями начали обостряться.
Привычные для всех производственные совещания с его участием, по свидетельству очевидцев, проходили в неделовом ключе, под крики и недовольный шум. К сожалению, в коллективах будущих предприятий комбината тоже складывалась нездоровая атмосфера недоверия, разобщенности, формального, как наиболее безопасного в личном плане, подхода к делу. Это было, в частности, следствием жесткого контроля за действиями технического персонала со стороны служб безопасности, которым Славский благоволил. Тем не менее дела подвигались. В августе 1947 года бетонирование котлована для промышленного реактора завершилось. Строители приступили к возведению здания и монтажу оборудования. Здесь требовалась особая четкость указаний: откуда что везти и куда ставить.
И ситуация вновь обострилась. Поток машин и механизмов, идущий на комбинат, нарастал: в июне 1947-го поступило 150 вагонов, в августе - 800. Поскольку на Базе-10 заранее не были известны объемы необходимого оборудования, подходящих помещений не построили. Не имелось также достаточного количества транспорта, чтобы быстро перевозить грузы с железнодорожной станции. Возникла проблема выгрузки и хранения.
Значительная часть оборудования и материалов лежала под открытым небом. Славский, привыкший во всем полагаться на себя, вскоре убедился, что один человек не в состоянии разобраться, что где находится и для чего предназначается. Тогда он раздал проектную документацию ближайшим помощникам, чтобы они внесли ясность в вопрос, какое оборудование имеется на комбинате и куда его необходимо разместить. В результате оказалось, что многого недостает: что-то не довезли, а части оборудования еще и не существует в законченном виде, потому что (в полном соответствии с принципом работ, сформулированном в воспоминаниях А. П. Александрова) находится в стадии научных доработок, проектирования, изготовления.
Такой оборот дела застал Ефима Павловича врасплох. Видимо, находясь в Москве, он не представлял себе масштабов проблемы в целом и меру ее сложности в сочетании с неопределенностью. Ключом ко всем вопросам он, очевидно, считал использование безграничной власти. Он нажимал, требовал, давил. Но система сложнейших взаимодействий в таком многокомпонентном комплексе, которым являлась новая атомная отрасль, не поддавалась примитивному прессингу. К тому же действовать зачастую приходилось, можно сказать, заочно, на расстоянии, а это обстоятельство еще более усугубляло трудности. Так или иначе, неразбериха с поставками оборудования и невозможность быстро навести порядок в уже имеющемся огромном техническом парке привели к очередному осложнению в отношениях со строителями. Они вынужденно замедляли темпы монтажных работ. И потом оказывались виноватыми в срыве сроков сдачи реактора, если судить по докладным, которые Е. П. Славский вскоре начал направлять Л. П. Берии уже относительно М.М. Царевского .
Обеспокоенный Б.Л. Ванников 5 октября 1947 года направляет на Базу-10 первого заместителя министра внутренних дел В.В. Чернышева и академика И.В. Курчатова .
Совещание в Управлении строительства Базы-10 подтвердило, что работы затягиваются по причине недопоставки оборудования, а не по вине строителей. В протоколе заседания заказчику строительных работ, то есть комбинату в лице его директора, было предложено усилить контроль за своевременностью поставки оборудования под монтаж. Таким образом, положение Ефима Павловича не улучшилось. Ликвидировать трудности одним махом, по-кавалерийски, он не смог, разобраться в их тонкостях - тоже. Темп работ на комбинате по-прежнему катастрофически отставал от графика.
В конце октября 1947 года на Базе-10 появилась солидная комиссия во главе с заместителем председателя Совета Министров СССР В.А. Малышевым . Вячеслава Александровича Малышева по заслугам называли главным инженером страны. Приобретенный в годы войны огромный опыт организатора крупнейших производств он с успехом применял в атомной отрасли. С декабря 1945 года он, как заместитель Председателя Совнаркома, был привлечен к осуществлению атомного проекта и хорошо разбирался в ходе его дел.
Прибыв на комбинат, В. А. Малышев пригласил на заседание комиссии Е. П.Славского и М. М. Царевского. Каждый из них должен был доложить о состоянии подотчетных ему работ. Два руководителя Базы-10 подготовились к своим сообщениям по-разному. Директору обычно в таких вопросах помогал его ближайший сотрудник, начальник отдела оборудования Б.В. Брохович . Однако к тому моменту он был уже снят с работы самим Ефимом Павловичем. Поэтому Славский при подготовке доклада обратился за помощью к другому человеку, работнику ПГУ, специалисту по поставкам электрооборудования. Они сосредоточились на составлении списка недостающих электрических приборов и механизмов, который занял в результате одну страничку. Явившись на заседание комиссии с этой страничкой, Е.П. Славский продолжал во всех бедах обвинять строителей.
М.М. Царевский подготовился гораздо более основательно и принес полный перечень недопоставок, которые не позволяли осуществлять комплексные монтажные работы. За недопоставки строители, конечно, не отвечали. Кроме того, Царевский привел достаточно фактов, чтобы показать: оборудование подчас приходит в плохом состоянии, контроль за его качеством заказчик не осуществляет. В ходе заседания комиссии выяснилось также, что на Базе-10 не было обеспечено строительство ТЭЦ, крайне необходимой уже в ближайшее время для отопления воздвигаемых зданий. Для строительства ТЭЦ уникального оборудования не требовалось. То, которое было необходимо, можно было бы получить по заявке ПГУ без всяких препятствий.
В.А. Малышев, выслушав эту информацию, вышел из себя. Он, привыкший к четкой слаженной работе предприятий ПГУ, был неприятно удивлен происходящим на Базе-10. Высказав Ефиму Павловичу свое резкое неодобрение, Вячеслав Александрович позвонил Л.П. Берии и предложил немедленно снять Славского с поста директора. Вскоре на комбинат прибыл и сам Л.П. Берия .
Вот что пишет об этом человеке, о стиле его работы в только формирующейся атомной отрасли ветеран Минсредмаша А.К. Круглое :
"Он... часто выезжал на объекты, знакомился с ходом и результатами работ, всегда оказывал необходимую помощь и в то же время резко и строго расправлялся с нерадивыми исполнителями, невзирая на их чины и полномочия. Свобода действий и большое доверие И.В. Сталина позволяли Л.П. Берии оперативно принимать решения, которые сверхсрочно выполнялись. В качестве примера можно привести результаты одного из четырех его посещений строящегося комбината * 817 на Южном Урале. Визит Л. П. Берии 20 октября 1947 года закончился... переводом Е. П. Славского в главные инженеры..."
Ссылки: