Метаморфоза - Лили Брик делает Маяковского "приличным" человеком

До чтения поэмы дома у Бриков Маяковский провел лето в Финляндии на Карельском перешейке, где у многих петербуржцев были дачи. Горький жил в Мустамяки, в Куоккале - Репин и Чуковский. Сразу после знакомства с Лили Маяковский объявил Чуковскому, что начинает новую жизнь, поскольку встретил женщину, которую полюбил навсегда, - "единственную".

"Сказал это так торжественно, что я тогда же поверил ему, - вспоминал Чуковский, - хотя ему было 23 года, хотя на поверхностный взгляд он казался переменчивым и беспутным".

После Петрограда Маяковский должен был вернуться в Куоккалу . Но встреча с Лили изменила его планы, и вместо этого он снял меблированную комнату в гостинице "Пале-Рояль" на Пушкинской улице у Невского проспекта, недалеко от квартиры Лили и Осипа. Приезжая в Петербург, он и раньше часто останавливался здесь. На Пушкинской он прожил до начала ноября, после чего перебрался на Надеждинскую улицу, которая была еще ближе, в пяти минутах ходьбы от них. Маяковский и Лили начали встречаться, в его квартире или в каком-нибудь доме свиданий, где, по словам Лили, Маяковскому нравилась необычная обстановка, красный бархат и позолоченные зеркала... Они были неразлучны, ездили на острова, гуляли по Невскому, Маяковский в цилиндре, Лили в большой черной шляпе с перьями. По ночам они часто бродили вдоль набережных.

По сравнению с Лили все женщины казались Маяковскому неинтересными, любовь к ней одним махом изменила всю его жизнь. После сурового и скудного богемного быта Маяковский нашел у Лили и Осипа Брик то пристанище, которое искал с тех пор, как девять лет назад умер отец, - мир взрослых, признававших его и внушавших ему чувство уверенности.

И все же они были такими разными. Брики богаты - Маяковский беден; они выросли в центре Москвы - он в далекой провинции; они получили высшее образование, были светскими и эрудированными - он даже не кончил школу, его начитанность оставалась рудиментарной и бессистемной, он испытывал трудности с правописанием; они объездили Европу еще в детстве и говорили на нескольких иностранных языках - он никогда не был за границей и, кроме русского, говорил только по-грузински.

Лили и Осип сразу увидели в Маяковском великого поэта, но с трудом принимали его неотесанность, так резко контрастировавшую с их манерами - пусть свободными, но по сути буржуазными. Так же скептически, как мать Лили и Эльзы, к Маяковскому относилась и мать Осипа. Однажды, навещая сына, Полина Юрьевна принесла от Елисеева большую корзину с икрой, конфетами, фруктами и большой дыней. "Стали разворачивать, - вспоминает Лили, - входит Володя и, увидав дыню, с победным криком "Вот хорошо-то, ну и дыня!,- в один присест единолично ее слопал. Полина Юрьевна смотрела на Володю не отводя глаз, как кролик от удава, и глаза ее горели от негодования". Маяковский не умел притворяться и не знал меры, чем бы он ни занимался. На самом деле он, по выражению друга, был "совершенно не для [Лили] человек", но она "его очень переделала".

Позаботилась, чтобы он остриг длинные волосы и снял свою желтую блузу, послала его к дантису Доброму, который вставил ему новые зубы. На первой общей фотографии Лили и Маяковского метаморфоза явственна - Маяковский в галстуке и английском пальто. Но если Лили эти изменения нравились, то другие считали их нарушением его индивидуальности.

"Увидела его ровные зубы, пиджак, галстук и хорошо помню, как подумала - это для Лили, - прокомментировала Соня Шамардина . Почему-то меня это задевало очень. Не могла не помнить его рот с плохими зубами - вот так этот рот был для меня прочно связан с образом поэта..." В то время как Лили усиленно старалась переделать Маяковского, происходило движение и в другую сторону - Маяковский начал знакомить Бриков со своим кругом.

Василий Каменский , Давид Бурлюк , Велимир Хлебников , Борис Пастернак , Николай Асеев и другие молодые поэты, а также художники Павел Филонов и Николай Кульбин стали гостями квартиры на улице Жуковского. Пастернак , который вскоре покинет круг футуристов, в эти годы находился под почти гипнотическим влиянием Маяковского, по сравнению с кем он, по собственному признанию, терял "всякий смысл и цену". Но не только футуристы посещали небольшую двухкомнатную квартиру, вскоре превратившуюся в своего рода литературный салон. Еще одним желанным гостем был поэт Михаил Кузмин , часто исполнявший на рояле Бриков свои песни. Лили и Осип были также дружны с танцовщицей Екатериной Гельцер - балет был их давней страстью.

Осип интересовался теорией балета, а Лили в конце 1915 года начала брать уроки у Александры Дорийской, которая до войны танцевала с Нижинским в Русском балете в Париже. Их небольшая квартира казалась еще меньше из-за огромного рояля, увенчанного карточными конструкциями Осипа. На стене висел рулон бумаги, где гости оставляли визитки в форме шуточных стихов или рисунков. Очарование и самобытная красота сделали Лили естественным центром салона. Она была "дамой" хорошо воспитанной, начитанной, элегантной - и одновременно абсолютно свободной от предрассудков, непредсказуемой в реакциях и репликах; она никого не оставляла равнодушным. Николай Асеев так описывает первое впечатление о ней: "И вот я введен [Маяковским] в непохожую на другие квартиру, цветистую от материи ручной раскраски, звонкую от стихов, только что написанных или только что прочитанных, с яркими жаркими глазами хозяйки, умеющей убедить и озадачить никогда не слышанным мнением, собственным, не с улицы пришедшим, не занятым у авторитетов. Мы - я, Шкловский , кажется, Каменский - были взяты в плен этими глазами, этими высказываниями, впрочем, никогда не навязываемыми, сказанными как бы мимоходом, но в самую гущу, в самую точку обсуждаемого.

Ссылки: