Равский Эдмунд Иосифович

Иным (чем Фарида ) был Эдмунд Иосифович Равский. По вкусам, привычкам, образу жизни и темпераменту эта семейная пара являла полную противоположность друг другу, пребывая как бы на разных полюсах. Тем не менее, вопреки возникающим ссорам, они достойно и по-человечески прожили вместе более четверти века. Могли бы прожить еще столько же, если б не злая судьба, безжалостно вырвавшая их из жизни... Оба учились в Московском университете на одном факультете, но на разных курсах. В Алмазную экспедицию Э. Равский впервые приехал на практику студентом- третьекурсником, когда, закончив университет, Фарида единственный раз оказалась его начальником.

По линии отца в нем текла польская кровь, правда, о родителях никогда не говорилось, было только известно, что отец инженер и по каким-то причинам переехал из Питера в Воронеж. Судя по тому, что совпадало это со временем появления в Воронеже опального поэта Осипа Мандельштама и многих других, оказавшихся в таком же положении, можно только предполагать, что переезд родителей не был добровольным. Вполне возможно, судьба родителей накладывала определенный отпечаток и на характер Эда Равского. Труднопроизносимое имя он получил в честь далеких польских предков, и оно очень его смущало и удручало. Под влиянием прочитанного Джека Лондона сократил он до предельной лаконичности имя, оставив в нем две первые буквы. По милости Джека Лондона, герои которого импонировали его юношескому воображению мужеством и хладнокровием, краткое Эд зазвучало достаточно выразительно и как нельзя лучше к нему пристало. С годами, когда по возрасту и служебному положению надлежало употреблять отчество, за глаза его по-прежнему называли Эдом, сохраняя глубокое уважение к самой личности. Позволим себе для краткости так его и называть.

Сдержанный и немногословный, Эд был сложной человеческой натурой, не слишком-то общительной, трудно сходившейся с людьми и даже для ограниченного круга ближайших своих друзей оставался закрытым и стремился не приоткрывать глубокого внутреннего мира. Из-за таких особенностей характера очень скоро стала для него тягостной роль начальника партии, со всеми хозяйственными заботами, требовавшими общительности и панибратства. При первой же возможности поступил он в аспирантуру, в дальнейшем углубился в научно-исследовательскую работу в академическом институте. Много лет ездили мы вместе в экспедиции, находились в таких условиях, при которых малейшие стороны характера раскрывались как на ладони, тем не менее во многом остался он для меня застегнутым на все застежки, и воспроизводить его образ чрезвычайно сложно.

Одно является несомненным: всегда и во всем Э. И. Равский был благородным, глубокопорядочным и достойным человеком, не совершавшим никаких неприглядных поступков. Внешне Эд был привлекателен, высокого роста, светловолосый, голубоглазый, с правильными чертами выразительного, благородного лица и ладно скроенной, пропорциональной фигурой. Обычно на нем даже уродливые экспедиционные одежды сидели как влитые. Борода, которую, по давно установившейся традиции, сразу же отпускали оказавшиеся в тайге молодые мужчины, очень шла к его красивой благородной внешности и делала похожим на прогрессивных деятелей сороковых годов прошлого столетия. Это сходство усматривалось не только в бороде, а главным образом в общей интеллигентности и культуре. К работе относился серьезно, с полной ответственностью, широта кругозора помогала ему выполнять ее на самом высоком профессиональном уровне, способствуя тому, что очень скоро поднялся он над своими сверстниками, став среди алмазников одним из наиболее серьезных и способных руководителей. Так уж случилось, что на дипломную практику в Алмазную экспедицию они приехали вместе со своим другом и сокурсником Никитой Живаго в самый канун войны. Работали в тематической геоморфологической партии Дмитрия Васильевича Борисевича , находились в тайге вдали от жилых мест и около месяца оставались в полном неведении о том, что идет война... На них, как и на всех алмазников, распространялась бронь, освобождавшая от мобилизации, однако в конце 1943 года отправились они с Никитой в Свердловск защищать дипломы, бронь была снята, и оба оказались в армии, но на фронт не попали. Никиту Живаго направили в район Волги, после демобилизации к алмазникам он не вернулся, защитил через несколько лет кандидатскую диссертацию и до конца дней преподавал в Московском институте геодезии и картографии .

Эда Равского оставили на Урале, использовав по специальности при строительстве Понышской плотины на реке Чусовой . Плотина возводилась силами заключенных, и в то время он бывал нашим частым гостем в Чизме , появляясь раз в неделю подкормиться и отрешиться от удручающей обстановки казарменного быта. К этому времени Э. И. Равский успел зарекомендовать себя хорошим специалистом, связь с алмазниками не была утрачена, и к демобилизации А.П. Буров предложил ему возглавить создававшуюся в Башкирии геолого-геоморфологическую партию для проведения поисковых работ на алмазы в бассейне реки Белой. С этого начались наши совместные поездки в экспедицию в различные регионы, становившиеся для меня хорошей школой.

Благодаря аналитическому уму, глубокому интересу к различным аспектам знаний и большой работоспособности, Э. И. Равский считался одним из самых образованных алмазников. Для многих он представлялся чем-то вроде ходячей энциклопедии, к нему можно было обращаться с любыми вопросами, получая четкие и ясные исчерпывающие ответы. Правда, разговорить его было трудновато, для интересного собеседника он был слишком лаконичен, но только на первый взгляд. В один из полевых сезонов нас замучили непрерывные дожди, из-за которых пришлось прерывать, работу.

Учился он с Фаридой в одной группе, считался подающим большие надежды студентом, был капитаном прославленной университетской баскетбольной команды, яростно отстаивая ее честь и получив за то прозвище "тигра", вместе с популярностью среди студенчества. За годы работы в тайге неоднократно приходилось удивляться поступкам Эда Равского. Его уважительное отношение к окружающим, которое производило отрадное впечаление в городе, сохранялось и в экспедициях. В отличие от многих других начальников партий, позволяющих себе покрикивать и раздражаться бестолковости малограмотных рабочих, он спокойно, не повышая голоса, вежливо предлагал выполнять работу, и ему беспрекословно подчинялись. Настолько велика была сила его внутренней убежденности, что оспаривать ее не приходило в голову. Рабочие побаивались искрометного взгляда его выразительных глаз, вместе с тем он вызывал у них уважение, и его старались не подводить.

Драматические перипетии двух последних полевых сезонов ускорили намерение Эда Равского распрощаться с хозяйственными заботами в экспедициях. Успешно закончил он аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию и остался в Геологическом институте научным сотрудником. Опубликованные им в те годы труды и сделанные на международных совещаниях доклады получали мировое признание. Относились к нему в институте с большим уважением, в будущем у него имелись все основания быть избранным в члены-корреспонденты Академии наук, а в дальнейшем и в академики. Все, казалось бы, шло хорошо, однако в конце 1960 года он вернулся из поездки в одну из африканских стран и неожиданно попал в больницу на обследование, где обнаружили коварную болезнь лейкемию , а ему не исполнилось еще и сорока лет... Обстоятельно проштудировал он относившуюся к своему заболеванию медицинскую литературу, реально представляя предельные сроки ее течения, но не сломился. Продолжал работать, блестяще защитил докторскую диссертацию, опубликовал несколько монографий, все чаще и на большие сроки попадая в больницу. Безжалостная судьба вырвала его из жизни в полном расцвете творческих сил, не позволив завершить многое из задуманного...

Добрую и светлую память оставил о себе Эдмунд Иосифович Равский у многих людей, как близких друзей, глубоко ценивших его надежную дружбу, так и у тех, кто с ним вместе работал или просто знал по научным трудам.

Ссылки: