Распределение С.З. Шноля на работу и роль в нем С.Е. Северина

Мне не хотелось думать об этом. Я только начал дипломную работу в бывшей лаборатории Парнаса. А Муся Кондрашова делала дипломную работу в лаборатории А. Е. Браунштейна - изучала биохимию воспалительной реакции. С. Е. имел безграничные связи. Он знал множество лабораторий, где могли быть нужны биохимики. А я был наивен и думал, что лучше всего мне было бы остаться на кафедре - строились новые корпуса на Ленинских горах. Факультет и, соответственно кафедра резко расширялась. Там столько работы. А я еще могу быть и электромонтером и слесарем... Нет, сказал С. Е., это нереально. Он писал мне письма-рекомендации множеству лиц. Я шел с этими письмами.

Заведующие лабораториями принимали меня очень хорошо. При одном имени С. Е. возникала благожелательная реакция. Потом, потом в Отделах кадров меня просили позвонить через неделю. И тогда сухо сообщали, что никакой подходящей работы для меня нет. С. Е. все это заранее предвидел. Но продолжал писать мне рекомендации, звонить по телефону, давать мне советы. Он явно знал, что ничего не выйдет, но все же надеялся. Вот может быть в организации "Нефтегазбиохимразведка" нужен биохимик? А вот есть место на Дорогомиловском химическом заводе... Я попытался найти место учителя в школе. Нет, сказал мне директор, для Вас у меня нет места. Наступила весна 1951 г. Дипломная работа завершена. Заявок на работу для меня нет. Приближается день распределения на работу. Заседает Комиссия. Супругов полагается распределять вместе. Значит из-за меня останется без работы и Муся . Заявку для нее также не без труда добыл С. Е. - в Институт физиологии в лабораторию И. А Аршавского . С. Е., почтенный и импозантный профессор поехал в Министерство и почтительно беседовал, как могло показаться, с второстепенными чиновниками. Могло кому-нибудь показаться. Но он знал истинные пружины. Польщенные и очарованные сотрудники (сотрудницы) Министерства делали для него то, что, может быть, и не спешили бы сделать по приказу более высокого начальства. Но я мог все испортить. В день распределения С. Е. сказал мне - "исчезните. Чтобы Вас никто не мог найти!". Меня не нашли. Это не просто - не явиться в комиссию по распределению. Но вместо меня туда пошел С.Е.. Мусю "распределили". А мне на следующий день очень симпатичная тетя председатель Комиссии сказала, отводя взгляд,

"к сожалению, мы не можем найти для Вас подходящей работы. Вас очень высоко оценивает профессор Северин. Мы предлагаем Вам свободный диплом". Но я отказался от свободного диплома. Я понимал, что тогда вовсе останусь без работы. Она подумала и сказала, чтобы я снова пришел в комиссию через неделю. Через неделю тоже ничего не получилось. Комиссия завершила работу. Мое дело было передано замдекана Биофака Степану Сидоровичу Андреенко . Он был ранее в Парткоме МГУ. Физиолог растений, ученик Д. А Сабинина он предал своего учителя и остался работать с Б.А. Рубиным и Ф. М. Куперман (см. главу "Сессия ВАСХНИЛ" ). Я сказал Андреенко, что готов на любую работу. Я, в самом деле, был готов. В силу легкомыслия или, легкости, как хотите. Но он решил меня на этом поймать - предложить мне заведомо неприемлемую работу, я откажусь - и он заявит, что я отказываюсй от государственного распределения... Он предложил мне заявку от Министерства Сельского хозяйства - им нужен был агроном в Читинскую область. Воздух Забайкалья почудился мне.

Был же я в 1942 г., во время войны пастухом в степи на юге Оренбургской области, на границе с Казахстаном! Был у меня старый, списанный по старости из кавалерии конь "Саврасый". Ездил я среди запахов полыни и тимьяна. Пас верблюдов и рабочих быков. Был я в 1949 г. в экспедиции на Байкале. Очень понравились мне местные жители! - буряты. Агрономом в Читинскую область? Хорошо. Согласен. Андреенко "несколько позеленел". Я расписался в получении заявки и поехал с ней в Министерство Сельского хозяйства за конкретным направлением на работу. В приемной "Отдела руководящих кадров" (ого!) меня остановила секретарша. Товарищ Обуховский занят. Я сама отнесу ему заявку. Это была, как говорят, "пышная" блондинка. Она сидела передо мной и печатала на огромной пишущей машине сразу десятью пальцами, не глядя на клавиши. Слева от нее стояла тарелка с семечками подсолнуха. Справа - тарелка для шелухи. Это было грандиозно. Не переставая печатать, она, наклоняясь к левой тарелке, захватывала ртом порцию семечек и затем виртуозно выплевывала шелуху в правую тарелку. Шло время. Тарелка слева пустела, справа наполнялась. Товарищ Обуховский не проявлялся. Красавица - секретарша зашла в кабинет и потом сообщила, что принять меня начальник не может, так как этого места агронома у них уже нет. Я сказал, что не уйду, пока не получу письменный отказ, иначе меня обвинят в уклонении от государственного распределения. Шло время. Рабочий день заканчивался. Я не уходил. Из кабинета выскочил тощий мужчинка в синем, похожем на железнодорожный, мундире с какими-то пылинками и мусором - где он валялся? - и разъяренно спросил долго я еще буду сидеть?.. Я их победил. Дали мне, наконец, мою заявку с припиской, что места нет, заверенной печатью министерства.

Андреенко, странным образом был на месте. Как будто ждал меня. Он взял заявку, положил ее в стол и сказал - "Сегодня поздно. Приходите завтра". А на утро, глядя на меня наглыми глазами, сказал "Какая заявка? Ничего не знаю. В столе? В столе у меня ничего нет". В ящике стола, в самом деле, не было видно заявки. Пусть этот рассказ останется ему памятником.

Московский Университет! До каких сотрудников ты опустился в те годы! С. Е. выслушал эту историю и ничего не сказал. Сообщения о новых открытиях поступали еженедельно. В каждом новом журнале Journal of Biological Chemistry, Nature, Science, Journal American Chemical Society могла быть сенсация. И мы читали их. В 1949 г. открылась Библиотека иностранной литературы . Много журналов получала библиотека МГУ. Но одному было невозможно удержаться в этом потоке. И тут особая роль принадлежала Московскому Биохимическому обществу . Его председателем был С. Е. Регулярные заседания общества в здании около Планетария на Садово-Кудринской ул. иногда походили на торжественные спектакли. Вел их выдающийся артист С. Е. Северин. Сейчас эта культура ведения научных собраний почти утрачена. Роль председателя на наших симпозиумах и конференциях, кажется состоящей лишь в обеспечении строгого соблюдения регламента. Докладчики скороговоркой бормочут вводные слова и переходят к показу иллюстраций. "Next slide please! - мелькают иллюстрации, зажигают и тушат свет, думать некогда и, может быть, и не надо... Председатель заранее не знает предмета доклада... Он лишь регулировщик. Председатели тех лет - С. Е. Северин , А. Е. Браунштейн , В.А. Энгельгардт за несколько дней до заседания знакомились с предметом предстоящего доклада, подбирали и изучали литературу, состояние проблемы. А потом поражали аудиторию "экспромтами" ценных обобщений, указанием на предшественников Докладчика, идеями возможных следствий. Мы ждали речей председателей они могли быть самым важным событием заседания. Обычно председателем был С.Е.. И ритуально, одними и теми же словами предварял докладчика: "Не с тем, чтобы ограничить, но исключительно для порядка, сколько минут Вы полагаете нужным для Вашего сообщения?" Принято было без напоминания укладываться в объявленный срок. После доклада раздавался также ритуальный возглас председателя:

"Угодно ли присутствующим задать вопросы?". И после заданного вопроса, если он был не всем(и) слышан(ен) или был недостаточно четким, председатель громко и ясно повторял и разъяснял его. И столь же активно комментировал ответы докладчика. Но самое главное в каждом заседании - заключительная обобщающая речь председателя. Увы, не было тогда магнитофонов... Мы, студенты, регулярно ходили на заседания Общества. В 1949 г. С.Е. стал академиком-секретарем Медико-биологического отделения АМН СССР . Это была тяжелейшая должность. Это ему по должности приходилось искоренять менделистов-морганистов и "антипавловцев", ему приходилось поддерживать безумные работы Лепешинской, ему - бороться с "безродными космополитами", ему подписывать приказы об увольнениях и назначениях. Он отказался от всех прочих дел, всех "совместительств". Только кафедра Биохимии животных - основная работа - и академик-секретарь.

Государственный чиновник, послушный партийным указаниям в АМН, и наш высший авторитет, строгий и заботливый учитель на кафедре. А там, во "Внешнем мире" С. Е. совсем иной. Ему, естественно, ясна вздорность работ Лепешинской. Но он ничего против начальства не делает. Ольга Борисовна пригласила целую делегацию выдающихся ученых к себе на дачу, в академическом дачном поселке Луцино, возле Звенигорода . Она именно там наиболее успешно исследовала проблему "живого вещества" . Это доклеточное или бесклеточное вещество со всеми признаками жизни. Из этого вещества затем возникают клетки. Клетки могут вновь превращаться в бесклеточное живое вещество. А это вещество, как показали дочь Ольги Борисовны - Ольга Пантелеймоновна - и зять Крюков , - может образовывать кристаллы. Кристаллы из клеток, в том числе из сперматозоидов, можно видеть на фотографиях в статье в журнале "Известия АН СССР, сер. биол." Но лучше всего увидеть живое вещество в естественных условиях. Ольга Борисовна с пафосом показывает маститым академикам бочку, в которую стекает дождевая вода с крыши дачи. Вот здесь самое жизнеспособное живое вещество!.. И академики смотрят в бочку. "Так, говорит С. Е., - значит, здесь живое вещество? Ага, ага, здесь значит... Очень интересно. Очень. Живое вещество именно в этой бочке. Ага, очень интересно..." Если бы Ольга Борисовна анализировала интонации. Если бы...

Члены делегации еле удерживались. Но - служба! Поблагодарили за интересные демонстрации, и уехали. И это мракобесие длилось несколько лет! Когда мы заканчивали Университет, я пошел к С. Е. в кабинет позвать фотографироваться вместе с нашей группой. Он сказал: "Не люблю групповых фотографий - кого-нибудь арестуют, и не знаешь, куда деть фото...".

Однако подумал и пошел. Всмотритесь в эту фотографию. Всматривайтесь - ничего не увидите. Нормальная фотография выпускников университета со своим любимым профессором. Июнь 1951 г. Прошли сессия ВАСХНИЛ и Павловская сессия , идет в эти дни Совещание по теории строения в химии , в тюрьме пытают членов ЕАК , расстреляны обвиняемые по "Ленинградскому делу" , в тюрьме В.В. Парин , в тюрьме умер самый великий биохимик страны Я. О. Парнас .

Я - безработный. Но Биохимия прекрасна. Мы молоды. Все обойдется. Борис Иванович Вронский - друг нашего дома - известный геолог и замечательный человек - из первой группы геологов, открывавших вместе с Ю.А. Билибиным "Золотую Колыму" (он написал книгу с таким названием). Их экспедиции в те края были до организации ГУЛАГа . Он сказал, что может дать мне рекомендацию. В ...ГУЛАГ... вольнонаемным - "на Колыму" - в Янское геологоразведочное управление инженером химиком-аналитиком, для анализов добываемого золота. Других вариантов не осталось. Однако и в ГУЛАГ попасть по своей воле было непросто. Нужно было заполнить толстую, многостраничную анкету. В ней было множество вопросов. Чем занимался до 1917 г.? Были ли колебания в проведении линии партии? Сведения о родственниках. В том числе о бабушках и дедушках. А если их нет в живых - где похоронены? Заполнение анкеты длилось много недель. В пустом кабинете - один письменный стол - совершенно пустой - ни одной бумажки.

За столом бледный, аккуратно подстриженный капитан Госбезопасности с внимательными глазами чуть отмечает карандашом вопросы анкете, на которые нужно дать более подробные ответы. Пожалуйста, подготовьте ответы и приходите на следующей неделе... Шли недели за неделями. Это у них так полагалось - им было нужно время на проверку моих ответов.

Прошло Совещание по теории строения... Арестован Борис Вепринцев . Лето. Жара. Стипендии больше нет. Зарплаты нет. Нет работы. Осталось немного и анкета будет заполнена. Нашу только возникшую семью из последних сил кормила теща - она работала в профсоюзной газете "Труд". И "вдруг" - звонок -

"Вам надлежит явиться с паспортом, военным билетом и дипломом университета по адресу...". Нет не в ГУЛАГ! - приедете узнаете.

Создавалась организация - ответвление атомного проекта - для развития работ по применению радиоактивных изотопов в медицинских и биологических исследованиях. Официальное название - кафедра Медицинской радиологии ЦИУ .

Шефы-хозяева -министерство Госбезопасности и специальное Управление Министерства Здравоохранения. Для этих хозяев недостатки анкет значения не имели. Нужны были лишь надежные рекомендации. Много времени спустя я узнал, что такие рекомендации дал С. Е., входивший в совершенно секретный Ученый совет по этим проблемам. (Сам он никогда в этом не признавался). Так я оказался в ЦИУ . Вовсе не ясно, как я туда попал? Как меня туда взяли? Меня встретил мрачный человек - назвался Давид Эммануилович Гродзенский - биохимик, недавно демобилизованный полковник. Отвел к начальству - профессору Василию Корниловичу Модестову . Странное впечатление. Благожелателен. Постоянный энтузиазм. Смутное представление о предмете. Восхищен моим умением все считать на логарифмической линейке. Поручает мне множество дел. Задача - обучение врачей-курсантов, военных и штатских, применению радиоактивных изотопов в медицинских и биологических исследованиях.

Большая лучевая нагрузка. Монтаж приборов. Оборудование лабораторий. Придумывание и налаживание лабораторных учебных задач. И сразу чтение лекций. Слушатели - военные и штатские врачи - все старше меня. Страшновато. Я счастлив. В. К. тесно связан с шефами - МГБ. Через них мы получаем изотопы. Дел множество, но - в 15:00 кончается рабочий день. В несколько минут пустеют лабораторные помещения. Опечатываю хранилище радиоактивных изотопов. Иду в столовую. А потом до полуночи собственная работа. Лишь временами меня зовет вахтер - привезли груз! Жизнерадостные капитаны МГБ привезли контейнеры с радиоактивными препаратами (см. главу "Дело врачей" ). Как я туда попал? Я расписываюсь в получении препаратов на секретных накладных. Никто не проверяет моего допуска к секретным документам. Для МГБ это не нужно. Они и так все про меня знают. (Знают, что никакого допуска у меня нет!..) Как я туда попал?

Однажды В. К. Модестов встречает меня свойственной ему речью - из множества междометий и восклицаний: "Вот бы нам! Нам бы это! Это было бы замечательно!" Вы о чем, Василий Корнилович? - "Такая вот кислота! Ее бы достать! Этто было бы прекрасно!" Какая кислота, Василий Корнилович? "Ну, такая, она всюду есть в организме!". Что за кислота? "Ну, как же она... Северин недавно говорил...". И меня "осенило" - Василий Корнилович! Это Вы об Аденозинтрифосфорной кислоте? (оказывается, он знает С. Е. ...) - "Во! Во! Как раз о ней" Так я ее знаю - я изучал ее в дипломной работе. В. К. был восхищен, но не сказал, где и как он видел С. Е. Но скоро мне все стало ясно. С. Е. был членом самого секретного Ученого совета при МГБ - и рассказывал там с большим артистизмом о биохимии и об АТФ. Он был очень уважаем там. Теперь ясно, что это он рекомендовал меня для работы на новой кафедре какому-то очень большому начальнику Я даже догадывался - зам. министра, генерал- полковнику А И. Бурназяну . Я видел его - он приезжал смотреть как дела в новом учреждении. Накануне его приезда спешно сделали ремонт - покрасили масляной краской все что можно было покрасить (прямо по свежей сырой штукатурке!), привезли ковры (в изотопную лабораторию!) и новую мебель. В ближайшей встрече с С.Е. я сбивчиво стал благодарить его. И попался. Он смотрел на меня с искренним недоумением. Расспрашивал, кто такой В. К. Модестов, кого еще я знаю - ему это было интересно - он слышит о них впервые. И я, пристыженный, умолк. Это он меня спас в безвыходной ситуации. Но говорить об этом я права не имел. Как бы сложилась наша жизнь, если бы не он, если бы я успел заполнить анкеты в Дальстрой , и меня взяли на Колыму...

Ссылки: