Маяковский и Брики в Берлине

Через несколько дней после прибытия в Берлин Маяковский и Брик приняли участие в открытии первой после революции выставки русского искусства на Западе, устроенной Наркомпросом в частной галерее Van Diemen. Кроме полотен традиционных художников, здесь впервые демонстрировались работы лучших представителей русского авангарда: Малевича , Татлина , Кандинского , Лисицкого , Шагала , Родченко и Бурлюка .

Маяковский был представлен десятью плакатами РОСТА. Не считая краткого пребывания в провинциальной Риге, это было первое заграничное путешествие Маяковского. Берлин произвел на него мрачное впечатление.

Жизнь в городе кипела, но одновременно несла на себе отпечаток послевоенной нищеты и социальных волнений. Он был

"догола, как маленький ребенок, обескуражен, растроган и восхищен живою огромностью города", - сообщал Пастернак Сергею Боброву в Москву.

В условиях стремительной инфляции, охватившей в эти годы Германию , даже советские граждане могли вести роскошную жизнь:

Маяковский регулярно заказывал в цветочном магазине огромные букеты для Лили, которая в свою очередь купила шубу Рите Райт за сумму, соответствовавшую одному доллару. И хотя они питались только в лучших ресторанах, таких как "Хорхер", Маяковский всегда заказывал огромные порции. "Ich fiinf portion melone und funf portion kompott, - произносил он на немецком, которому Рита пыталась обучать его летом. "Ich bin ein russicher dichter, bekannt im russichen land, - мне меньше нельзя".

Он также часто брал сразу два. пива, "fur mich und mein Genie" что являлось, по словам Пастернака, характерным выражением его "несчастной дутости".

В Берлине Маяковский и Осип принимали участие в нескольких дискуссионных вечерах и поэтических чтениях, в том числе в кафе "Леон", и Осип сделал два доклада о Баухаусе. Кроме того, Маяковский был занят различными издательскими проектами. Он подписал договор на поэтический сборник с просоветским издательством "Накануне" и напечатал на частные средства книгу "Для голоса" - один из наиболее успешных примеров графического искусства русского конструктивизма. В нее вошли стихи, написанные для чтения вслух, и строки оформителем Эль Лисицким были типографски разбиты таким образом, чтобы читатель мог зрительно воспринимать ритм и интонацию.

Маяковский и Осип тесно общались и с представителями немецкого политического и художественного авангарда, в частности с Георгом Гроссом . От Гросса Маяковский получил графическую папку "Ессе homo", изданную коммунистическим издательством "Малик" . Издательство основал и возглавлял Виланд Герцфельде , брат фотографа и художника-коллажиста Джона Хартфильда , двумя годами ранее оформившего немецкое издание "150 000 000". Гросс и Хартфильд принадлежали к левым художникам - их творчество Брик и Маяковский будут пропагандировать по возвращении в Москву.

Лили , которая больше месяца вела в Лондоне беспечную и самостоятельную жизнь, быстро устала от Маяковского, от его ревности и от необходимости постоянно ему переводить. С Осипом, бегло говорившим на немецком и знавшим культуру страны, все обстояло иначе. По словам Лили, "он очень отличался от Маяковского", который вместо того, чтобы знакомиться со столицей, большей частью играл в карты в гостиничном номере. Это было типично для Маяковского - по сути, он был более или менее равнодушен ко всему, что не касалось его лично или его работы.

Культура, архитектура, история страны его интересовали только в той мере, в какой он мог использовать их в своем творчестве.

Пока Эльза и Лили целые дни проводили в музеях, магазинах и танцевали, Маяковский коротал время за ломберным столом.

"Мечтала, как мы будем вместе осматривать чудеса искусства и техники, - вспоминала Лили. - Но посмотреть удалось мало. Подвернулся карточный партнер, русский, и Маяковский дни и ночи сидел в номере гостиницы и играл с ним в покер". Лили это надоело, как и Эльзе, которую его вечная игра раздражала не меньше:

"С Володей мы не поладили с самого начала, чуждались друг друга, не разговаривали. В гостинице, в его комнате, шел картеж. Володя был азартнейшим игроком , он играл постоянно и во что угодно, в карты, в ма- джонг, на биллиарде, в придумываемые им игры. До Берлина я знала Володю только таким, каким он был у меня, да еще стихотворным, я знала его очень близко, ничего о нем не зная. <... > В Берлине я в первый раз жила с ним рядом, изо дня в день, и постоянные карты меня необычайно раздражали, так как я сама ни во что не играю и при одном виде карт начинаю мучительно скучать.

Скоро я сняла две меблированные комнаты и выехала из гостиницы. На новоселье ко мне собралось много народа. Володя пришел с картами. Я попросила его не начинать игры. Володя хмуро и злобно ответил что-то о негостеприимстве. Слово за слово... Володя ушел, поклявшись, что это навсегда, и расстроив весь вечер. Какой же он был тяжелый, тяжелый человек!"

Таким образом, отношения Маяковского и с Лили и с Эльзой были напряжены до предела. Поэтому, когда приехавший в Берлин Сергей Дягилев пригласил Маяковского в Париж, пообещав помочь с визой, Маяковский без промедления согласился. В конце ноября он провел неделю в Париже, где встретился со своими старыми друзьями художниками Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой , а также познакомился с Игорем Стравинским , Пикассо , Леже , Браком , Робером Делоне и Жаном Кокто .

Он присутствовал и на похоронах Марселя Пруста .

Париж нравился ему больше, чем Берлин, - это подтверждается тем, что во французской столице Маяковский написал четыре длинных - пусть поверхностных - статьи для "Известий" и даже небольшую книгу, "Семидневный смотр французской живописи" (вышедшую, однако, только после его смерти).

Берлину же посвящались только два коротких отчета, один из них - о русской выставке в галерее Van Diemen. Контраст разителен. По-видимому, не только Лили вздохнула с облегчением, избавившись от требовательного присутствия Маяковского; скрывшись от ее бдительных глаз, он тоже почувствовал себя более свободным и самостоятельным.

Ссылки: