 |
Сталин охладел к Н.И. Вавилову, но не к Лысенко 1935
Противопоставление Лысенко и Вавилова проявилось когда в конце 1935 года в Кремле собрали "Совещание передовиков урожайности по зерну, трактористов и машинистов молотилок с руководителями партии и правительства". Снова на встречу пришел Сталин и другие вожди, а выступали не только передовики сельского хозяйства, но и ученые, в том числе Н.И.Вавилов, Д.Н.Прянишников, Е.Ф.Лискун и другие. Без сомнения к концу 1935 года у Вавилова было много возможностей понять, какую фигуру представляет собой его протеже Лысенко. Но Вавилов не изменил своего поведения и во время предновогодней встречи в Кремле, как не менял он его и в течение всего 1935-го года, принесшего ему столько невзгод и, напротив, оказавшегося счастливым для Лысенко. Упоминая об этом, следует вспомнить, что в 1935 году вышел первый том фундаментального труда, издававшегося под редакцией Н.И. Вавилова, - "Теоретические основы селекции" . В предисловии, написанном самим Вавиловым, говорилось, что в этом труде .... особое внимание уделено методологии селекции на иммунитет к заболеваниям, на физиологические свойства засухоустойчивости и зимостойкости, на химический состав и проблеме вегетационного периода, получившей новое освещение в последние годы в результате работ акад. Т.Д.Лысенко" ( 4_73 ). Во вводной статье к первому тому, также принадлежащей перу Вавилова, утверждалось, что яровизация сыграет огромную роль в селекции ( 4_74 ). А в следующей статье "Ботанико-географические основы селекции", также написанной Вавиловым, был специальный раздел "Метод яровизации и его значение в использовании мировых растительных ресурсов", и в нем раскрывалось совершенно ясно то значение, которое Вавилов уделял работе Лысенко как способу, с помощью которого удастся включить в селекционную работу коллекцию семян, собранную и самим Вавиловым и его учениками.
В статье говорилось: "Учение Лысенко о стадийности открывает исключительные возможности в смысла использования мирового ассортимента "( 4_75 ). Метод яровизации, установленный Т.Д. Лысенко, открыл широкие возможности в использовании мирового ассортимента травянистых культур. Все наши старые и новые сорта, так же, как и весь мировой ассортимент, отныне должны быть исследованы на яровизацию, ибо... яровизация может дать поразительные результаты, буквально переделывая сорта, превращая их из непригодных для данного района в обычных условиях в продуктивные высококачественные формы...". "Мы несомненно находимся накануне ревизии всего мирового ассортимента культурных растений... Метод яровизации является могучим средством для селекции". "Для подбора пар при гибридизации учение Лысенко о стадийности [ выделено мной - B.C.] открывает также исключительные возможности в смысле использования мирового ассортимента"( 4_76 ).
Кроме того, методу яровизации в этом томе была посвящена специальная статья "Значение яровизации для фитоселекции", написанная А.А. Сапегиным ( 4_77 ). О работах Лысенко говорили и авторы других статей ( 4_78 ).
В одной из них, написанной Л.И.Басовой, Ф.Х.Бахтеевым, И.А.Костючснко и Е.Ф.Пальмовой, не только приводились слова Н.И. Вавилова, но и давалась собственная оценка: "Лишь Т.Д. Лысенко в своей теории стадийного развития растений (яровизация) по сути дела дал наиболее правильное направление к разрешению проблемы вегетационного периода"( 4_79 ).
Всего же имя Лысенко было упомянуто только в этом - первом томе - 29 раз; с ним конкурировали Дарвин (27 цитирований) и сам Вавилов (55 упоминаний). Правда, можно заметить, что текст книги готовили несколько лет, и она вышла в свет лишь в 1935 году. За это время мнение Вавилова о Лысенко могло поменяться на противоположное, особенно, если вспомнить поведение Лысенко во время июньской выездной сессии в Одессе, его неприкрыто хвастливое выступление на октябрьской сессии ВАСХНИЛ, когда Лысенко дал понять, что ни к чьей критике он прислушиваться не намерен.
Словом, к концу 1935 года Вавилов мог составить уже достаточно ясное мнение о Лысенко. Тем не менее, и во время второй в этом году, предновогодней встречи в Кремле с руководителями партии Вавилов решил не менять своего тона в отношении Лысенко. Он говорил по традиции от имени Академии сельхознаук и выразил самые восторженные чувства к Лысенко.
Он к тому же с воодушевлением стал говорить и о том, насколько замечательной представляется ему деятельность колхозников-опытников, избачей, якобы всемерно содействующих работе серьезных ученых, какое это счастье трудиться в науке рука об руку с простыми крестьянами. Стоит привести большую выдержку из речи Николая Ивановича, чтобы воочию убедиться в том, как он выражал эти чувства:
"Я должен отметить блестящие работы, которые ведутся под руководством академика Лысенко. Со всей определенностью здесь должен сказать о том, что его учение о стадийности - это крупное мировое достижение в растениеводстве (Аплодисменты). Оно открывает, товарищи, очень широкие горизонты. Мы даже их полностью не освоили, не использовали полностью этот радикальный новый подход к растению... Я, может быть, больше, чем кто-либо другой, в последние годы занимался почти фанатически сбором, изъятием со всего земного шара всего ценного по всем культурам... Только тов. Лысенко понял, что получить ценные сорта можно часто из двух несходных географически далеких, казалось бы, мало пригодных сортов; их сочетание дает именно то, что нам нужно" 4=5 . ...И у нас..уже...появляются стахановцы с.-х. науки. Это движение еще только в начале. Приходится, может быть, выбрасывать кое-какой балласт. Для того, чтобы подниматься в стратосферу, как известно, приходится выбрасывать все время балласт.
Поднимаясь высоко, иногда приходится выбрасывать как будто относительно ценный балласт. Без этого нельзя. Одно стало совершенно ясно для нас, что все эти сдвиги, все крупные достижения, взрывы в научной мысли получают свой смысл только тогда, когда они умножаются на колхозную массу
... Хаты-лаборатории ... - это новое звено, связывающее науку с производством. В этом [единении с колхозниками -В.С.] весь смысл наших общих огромных успехов. От себя лично и от коллектива руководимого мною Института растениеводства и всей нашей Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина я хочу сказать, что мы считаем за великое счастье работать вместе с вами, итти с вами нога в ногу, учиться у вас (Бурные аплодисменты). Мы хотим учиться у вас и учить вас. (Аплодисменты) ... Долг настоящего ученого в советской стране " дать возможно больше социалистической культуре и возможно лучше. Идя к единой определенной цели - созданию новой, величайшей социалистической культуры, под руководством великого Сталина, под руководством коммунистической партии, мы надеемся, что с честью выполним задание, которое на нас возложил товарищ Сталин. (Аплодисменты)." ( 4_80 ).
Но желанного эффекта его речь не произвела. Сталин , как только Вавилов начал говорить, демонстративно поднялся и вышел из зала 4=6 . Вавилов, вероятно, ждал, что Лысенко, который должен был выступить позже его, скажет в знак благодарности хорошие слова и в его адрес. А Вавилову очень нужны были эти хорошие слова именно сейчас, когда его взаимоотношения со Сталиным испортились. Николай Иванович, наверняка, помнил, как правильно и даже тепло сказал о нем Лысенко во время первой такой встречи со Сталиным в феврале этого же года, когда произнес:
"Академиком Николаем Ивановичем Вавиловым собраны по всему миру 28 тысяч сортов пшеницы. Академик Николай Иванович Вавилов сделал громадное и полезное дело" ( 4_82 ).
Однако вызвать Лысенко на сентиментальность, на ответные чувства, когда это не приносило ему выгоды, было невозможно. Трофим Денисович был искусным политиканом и отлично знал, что новое время требует новых песен. Времена возблагодарения Вавилова канули в небытие, и потому он преподал Вавилову урок иного тона и иной "добропорядочности".
До Лысенко на трибуну вышел его выдвиженец - агроном из Сибири Николай Цицин , о котором уже в течение многих месяцев писали газеты ( 4_83 ). Цицин объявил, что он берется скрестить сорняк пырей с пшеницей и утверждал, что стоит на пороге большого достижения: получения многолетней пшеницы, которая к тому же будет устойчива к грибным болезням. Обещания Цицина были в духе времени: он уверял, что его пшеницу вообще, дескать, не надо будет годами пересевать, значит, отпадет необходимость в механизированной обработке земли, не нужно будет каждый год заботиться о семенах, к тому же, в полном соответствии с "учением" другого, столь же великого новатора, - Василия Робертовича Вильямса будет нарастать почвенное плодородие и т.д. Цицин подтвердил, что в своей работе он опирается на помощь Лысенко, и, естественно, как и подобает сподвижнику Лысенко, хвастался "журавлем в небе", но даже и "синицы в руках" у него не было, так как на встрече в Кремле он сообщил: "Сейчас у нас имеется только 240 граммов семян многолетней пшеницы, а надо ее иметь не менее, чем на полгектара" ( 4_84 ).
Что же было трубить не один месяц на всю страну об успехах, если никакой проверки цицинского гибрида еще не было проведено, и семян в руках селекционера оказалось меньше четверти килограмма? И для каких целей надо было иметь семян "не менее, чем на полгектара"? Для предварительного испытания? Для производственного? А вдруг эти испытания дали бы отрицательный результат? Конечно, Цицин об этом молчал. Он предпочитал говорить то, что было приятно слышать высокому начальству:
"В нашей стране не может быть науки, стоящей вне политики. Каждое решение партии и правительства должно стать боевой программой работы науки ... Скажите - где, в какой стране науке уделяется столько внимания и заботы, как у вac?" ( 4_85 ) [выделено мной. - B.C.].
Особо кудрявые фразы Цицин произнес, обращаясь лично к Сталину:
"В заключение своей речи, товарищи, мне хотелось бы выразить свое и ваше отношение к товарищу Сталину. Я долго думал над этим, и трудно мне найти слова, чтобы выразить свои чувства. Нет таких слов, которыми можно было бы рассказать о своей любви к товарищу Сталину и его лучшим соратникам. (Аплодисменты)" ( 4_86 ).
Сталину очень понравилась речь Цицина. Он, как сообщалось в газетах, ....подозвал Цицина и просил показать ему семена, о которых шла речь. Посмотрев семена, он сказал: "Экспериментируйте смелее, не бойтесь ошибок, мы Вас поддержим" ( 4_87 ). Стоит ли сомневаться, что один взгляд такого знатока семян, как Сталин, был ценнее любых свидетельств станций по сортоиспытанию, тем более, что "возможные ошибки" Цицина заранее прощались. Кстати, всю последующую жизнь Цицин так и простоял на "пороге великого открытия" (он скончался в 1981 году), обещая всем последующим преемникам Сталина, что вот-вот получит долгожданный сорт многолетней пшеницы. Сорт на поля так и не вышел, зато хорошие обещания были неплохо вознаграждены: Цицина по указанию Сталина одновременно с Лысенко и самим Сталиным "избрали" 29 января 1939 года в Академию наук СССР и за год до этого, 23 февраля 1938 года, без выборов назначили действительным членом ВАСХНИЛ, сделали директором Главного Ботанического сада АН СССР , наградали многими орденами, при Брежневе дважды присвоили звание Героя социалистического труда! Вот что значит во-время сделанные посулы!
За Цициным на трибуну вышел Лысенко. Ни одного из выступавших не приветствовали так восторженно. "Совещание встречает тов. Лысенко шумными аплодисментами, все встают", - писали газеты. Поднявшись со своего места и рукоплеща, встречал выход на трибуну Лысенко и сам Иосиф Сталин. Речи Лысенко "Правда" и другие центральные газеты отвели целую страницу, тогда как отчеты о других речах занимали несколько абзацев. На следующий день "Правда" на первой странице поместила огромную фотографию "Сталин, Андреев, Микоян и Косиор слушают речь акад. Т.Д.Лысенко в Кремле 29 декабря 1935 года". Фотография запечатлела интересный момент: Лысенко о чем-то самозабвенно говорил, его левая рука взметнулась вверх, ладонь скрыта, растопыренные пальцы полусогнуты в напряжении. Как будто он силился так раздвинуть пальцы, чтобы обхватить диковинный по размеру колос ...
Видимо, его речь была настолько захватывающей, что Сталин не смог усидеть на месте и слушал - весь сосредоточенный и серьезный - стоя, не спуская с Лысенко глаз.
Чем же так заинтересовал Сталина Лысенко? Свою речь он начал с выпадов в адрес ученых, затем осудил авторов бесчисленных книг и учебников, в которых якобы переписаны старые рецепты и не сообщается ничего стоящего для тех, кто взялся бы создавать, как выразился Лысенко, "прекрасные сорта растений и породы животных". После этого критического запала можно было без ложной скромности поговорить и о себе:
"Небольшие знания развития растений, полученные в результате руководимых мною работ, без всякого преувеличения - несмотря на ограниченность этих знаний, неизмеримо больше тех знаний, которые в этой области имеют представители биологической науки капиталистических стран" ( 4_88 ). Не менее красочно обрисовал он и свои практические достижения. Хотя точных цифр прибавок зерна от его предложений он сообщить не мог, эффект, по его словам, получался все равно внушительный:
"... в этом году колхозы и совхозы, применившие яровизацию, получили по 5-6-7 тысяч центнеров добавочного урожая. А вся страна получила не меньше 12-15 млн. пудов добавочного зерна. (Аплодисменты) "( 4_89 ).
Под смех и аплодисменты присутствующих он сказал о своих теперешних коллегах-ученых, что они в целом мало понимают в сегодняшней жизни, что большинство книг и учебников не просто не нужны, а вредны, что их авторы переписывают юс друг у друга, а "сами не только не выводили сортов, а даже не видели, как готовый сорт растет на полях" ( 4_90 ). Указывал он и на то, на какие стандарты надо теперь равняться, к чьим словам прислушиваться:
"Товарищи, в своей речи на совещании стахановцев товарищ Сталин сказал: "Если бы наука была такой, какой се изображают некоторые наши консервативные товарищи, то она давно бы погибла для человечества. Наука потому и называется наукой, что она не признает фетишей, не боится поднять руку на отжившее, старое и чутко прислушивается к голосу опыта, практики" ( 4_91 ).
Вообще своими речами в присутствии Сталина в этом году он стремился показать, как независимо его творчество от всей предшествовавшей науки и тем более от деятельности сегодняшних коллег. В первой речи, обзывая многих из них самой страшной в советских условиях кличкой "классовый враг", он специально оговаривался, что они ничуть не отличаются от любых других классовых врагов. Помните его ставшее знаменитым:
"Вредители-кулаки встречаются не только в колхозной жизни... Классовый враг - всегда враг, ученый он или нет" ( 4_92 ).
В ту встречу он плакался, вспоминая, сколь много "кровушки пришлось ему пролить, попортить в защите, во всяческих спорах с некоторыми так называемыми учеными" ( 4_93 ).
Теперь он снова проигрывал ту же пластинку, но в новой аранжировке: заявил, что ученые в большинстве своем работают вхолостую ("работа велась не по заниженным нормам, а просто впустую" ( 4_94 ), что ученые не знают, ради чего они работают, какие у них задания, каковы нормы ("В исследовательской работе по сельскому хозяйству нормы, задания в основном еще не установлены, не конкретизированы, и исследователь в большинстве случаев не знает, выполняет он свое задание или не выполняет" ( 4_95 ), и что поэтому в лучшем случае через много лет и то лишь честные специалисты смогут убедиться, что зазря ели хлеб народный, так как "все эти годы делали вообще не то дело, которое надо делать" ( 4_96 ).
Эти обвинения и жалобы не были просто абстрактными упражнениями в риторике. Говорилось всё с прицелом на то, чтобы создать нужное обрамление для рассказа о собственных трудностях в общении с учеными. Ему якобы стоило большого труда продвинуть в практику яровизацию .
Еще труднее пришлось, когда он вздумал "впервые по заранее строго намеченному плану вывести ... в неслыханно короткие сроки, в 2,5 года, сорт яровой пшеницы" ( 4_97 ): "Это было нелегко сделать, приходилось преодолевать сотни трудностей .... вести борьбу с людьми науки, не верящими в это дело" ( 4_98 ). Центральную часть речи он посвятил тому, как трудно ему приходится в борьбе с научными оппонентами, которые и спорят с ним и подвергают сомнению целесообразность его "методов", и просто мешают ему административно.
В конце концов, многочисленные упоминания о "работниках науки, которые спорят о неправильности его методов", настолько возбудили интерес, что Я.А. Яковлев спросил из президиума: "А кто именно, почему без фамилий?", на что Лысенко ответил: "Фамилии я могу сказать, хотя тут не фамилии имеют значение, а теоретическая позиция. Проф. Карпечснко , проф. Лепин , проф. Жебрак , в общем, большинство генетиков с нашим положением не соглашается. Николай Иванович Вавилов в недавно выпущенной работе "Научные основы селекции", соглашаясь с рядом выдвигаемых нами положений, также не соглашается с основным нашим принципом браковки в селекционном процессе" ( 4_99 ) 4=7 .
Произнеся эту тираду, Лысенко занес секиру над головами самых уважаемых ученых. Заканчивал он свою речь в мажорных тонах. Он заверял Сталина и других руководителей партии и правительства в неминуемой и скорой победе его сторонников:
После ареста Яковлева в 1937 году, в переизданиях речи, вместо указания его фамилии, стояло безличное: "Голос из президиума ( 4_101 ).
"В нашем Союзе среди работников сельскохозяйственной науки уже немало есть молодняка, немало лучших представителей старых специалистов, по которым можно равняться ... И я, товарищи, глубоко уверен, что сейчас, когда стахановское движение , возглавляемое великим вождем мирового пролетариата товарищем Сталиным, с небывалой силой разлилось по всем разделам, по всем областям, по всей территории нашего могучего Советского Союза, сельскохозяйственная наука не останется незатронутым островом в этом движении. Да здравствует великий вождь и руководитель мирового пролетариата, организатор колхозно-совхозных побед товарищ Сталин! (102).
Сталин на совещании не выступил. Итоги от лица руководства партии подводил Яковлев, и он дал высочайшую оценку Лысенко :
"Здесь выступали представители молодой советской агрономической науки, которые действительно хотят итти вперед вместе с колхозами, совхозами, которые выросли из колхозов и совхозов. Для них наука есть прежде всего обобщение опыта, практики. Здесь выступал молодой академик Лысенко, который создал теорию яровизации, открыл способ в 3-4 раза ускорить выведение новых сортов, который решил задачу выращивания здорового, невырожденного посадочного материала картофеля на юге" ( 4_103 ).
Яковлев причислил к числу тех, на кого может положиться руководство страны, не только Лысенко, но и Цицина и Эйхфельда: "Это молодые орлята, они только еще расправляют свои крылья. (Шумные аплодисменты). Нам недолго ждать, когда они свои крылья расправят ... С ними в ряд работают такие старики, мастера ." как Мейстер, создавший для засушливой степи прекрасные сорта зерновых культур" ( 4_104 ).
К этой оценке присоединился Нарком земледелия СССР М.А. Чернов , который призвал "смелее итти по пути, о котором говорил товарищ Лысенко, - по пути яровизации наших посевов" ( 4_105 ).
Радуясь тому, что обещанные Лысенко прибавки урожая появятся сами собой (наиболее привлекательное для "экономных" руководителей достижение), Нарком вопрошал: "Что это дело трудное, что ли? Что для этого нужно фабрики строить? Заводы строить? Нет, для дела яровизации семян нужно иметь хороший амбар или сарай, самый обыкновенный термометр и агронома ... который бы болел за дело. Все это в наших силах. И поэтому посев яровизированными семенами должен расти у нас гигантскими темпами" ( 4_106 ).
Уже на следующий день после окончания совещания в Кремле, 3 января 1936 года, передовая статья "Правды", озаглавленная "Союз науки и труда", оповестила всю страну о награждении лучших из лучших высокими правительственными орденами. "В числе награжденных стахановцев сельского хозяйства имеются выдающиеся сельскохозяйственные ученые", - говорилось в статье ( 4_107 ). Первым среди них был назван Т.Д.Лысенко, удостоенный второго ордена - на этот раз высшего ордена СССР, ордена Ленина. Под передовицей было напечатано следующее сообщение:
"Саратов, 2 января (ТАСС). Вице-президент Всесоюзной с-х- академии имени Ленина Г.К. Мейстср, награжденный орденом Ленина, послал в Москву - товарищу Сталину телеграмму следующего содержания. "Дорогой товарищ Сталин! Счастлив признанием полезности моей работы. Горю желанием отдать под вашим руководством все свои знания и силы на великое дело социалистического строительства. Мейстер" ( 4_108 ) 4=8 . Под этой телеграммой шел текст: "МОГЛИ ЛИ МЫ КОГДА-НИБУДЬ МЕЧТАТЬ О ТАКОЙ ВЕЛИКОЙ ЧЕСТИ" Письмо родителей академика Т.Д. Лысенко товарищу Сталину.
Любимый наш, родной Сталин! День, когда мы узнали о награждении орденом Ленина нашего Трофима - это самый радостный день в нашей жизни. Могли ли мы мечтать когда-нибудь о такой великой чести, мы - бедные крестьяне села Карловка, на Харьковщине. Тяжело было учиться до революции нашему сыну Трофиму. Не приняли его - крестьянского парня, мужицкого сына, в агроучилише, хотя в школе он имел одни пятерки. Пришлось Трофиму пойти в Полтавское садоводство. Так и остался бы он на всю жизнь садовником, если бы не советская власть. Не только старший Трофим, но и младшие пошли учиться в институты. Мужицкому сыну была открыта широкая дорога к знанию. Закончив институты, младшие сейчас работают инженерами: один - на Уральской шахте, другой - в Харьковском научном институте, а старший сын - академик. Есть ли еще такая страна в мире, где сын бедного крестьянина стал бы академиком? Нет! ... Не знаем, чем отблагодарить вас, дорогой товарищ Сталин, за великую радость - награждение сына высшей наградой.
Я, Денис Лысенко, за свои 64 года много поработал, однако, работу в своем родном колхозе "Большевистский труд" не бросаю, ибо в колхозе весело сейчас работать, ибо жить стало лучше и веселее. В колхозе я работаю опытником, огородником, пасечником и садоводом. Получившись на курсах селекционеров здесь, у сына, я обучил четырех колхозников скрещивать растения. Сам скрестил 13 растений, произвел опыты по яровизации свеклы, в результате чего получаю двойные урожаи. Недавно задумал специальную машину для подкормки свеклы жидким удобрением и поручил ее выполнить колхозному кузнецу. Этими работами я по мере своих старческих сил отблагодарю вас, товарищ Сталин, руководимую вами коммунистическую партию и советскую власть.
С колхозным приветом! Денис Никанорович Лысенко (отец академика Лысенко), Оксана Фоминична Лысенко (мать). Одесса, 2 января.
После реплики Сталина: "Браво, товарищ Лысенко, браво!", Лысенко произнес "Заканчивая свое выступление, я хочу сказать следующее. Каждый из нас, колхозников, чувствует, что за жизнь у нас появилась, что за благодатная, счастливая колхозная жизнь. Вы чувствуете, насколько у нас растут производительные силы при колхозном строе. Ученые это еще более чувствуют. Недаром я пожалел, и довольно искренне пожалел, своих кровных врагов, которые на каждом шагу и теперь в колеса палки ставят - это буржуазных ученых, пожалел их вот почему: больно уж у них низка производительность труда, и больно уж высока производительность труда у наших ученых. То, что наши ученые делают, делается само собой, наваливается колхозный строй, колхозное строительство, о котором так красочно говорил Яков Аркадьевич Яковлев . И вот, товарищи, если вы себя чувствуете счастливым, то я не могу выразить того счастья, которое я испытываю, что я живу в таком веке, веке. Слова о том, как весело стало работать после того, как в СССР ввели колхозы, и о том, что вообще жизнь пошла веселая, были сказаны Сталиным и стали в стране очень популярными.
Как писал Б.Л. Пастернак в 1956 году в книге "Люди и положения": "Были две знаменитых фразы о времени. Что жить стало лучше, жить стало веселее и что Маяковский был и остался лучшим и талантливейшим поэтом эпохи" ( 4_109 ).
Ссылки: