 |
Классон И.Р. в освещении Мотовиловой С.Н.
Вернемся к И.Р. Классону и к его пенсионно-переводческо-садоводческо- семейным делам. В августе 1959 года С.Н. Мотовилова пыталась укрепить киевско-московские связи:
"Ваня Классон приглашает меня приехать к нему на лето, у него какой-то сад и домишко под Москвой, где он провел сам электричество и теперь очень волнуется, какой у него будет урожай фруктов. По письмам он симпатичен, но тетя Соня и Классон были такие умные, а у него это что-то незаметно. Я, конечно, ехать к нему на лето отказалась (вспомнила tante Emilie и сестру Классона). Зато я просила Зину пригласить его, Классона, на несколько дней, когда они [будут в доме отдыха] на Ирпене . Но, очевидно, ее приживалка или Вика этого не хотели, и Зина пришла в такое бешенство, что неделю после этого ко мне не приходила. А этот Ваня перешел на пенсию (ему шестьдесят лет, и было тринадцать, когда тетя Соня умерла) и охотно приехал бы на неделю. Но я не знаю, кто теперь у Зины в квартире живет. Две дамы,[бывший] милиционер, возможно, родители главной приживалки приехали? <...> Сейчас у Зины какое-то злобное отношение ко всем нашим родственникам. Почему - не знаю. Тети Анютина дочка Маша (из всей семьи тети Анюты осталась она одна) страшно нуждалась (муж ее умер десять лет тому назад), а Зина ни за что не хотела ей ничего посылать. Я посылала Маше [в Тамбов] посылки из вещей, которые Зина приносила, и Зина злобно говорила: "Я нарочно приношу тебе все рваное, чтоб ты Машеньке не могла послать". Ну, что делать, я посылала рваное. Можно подумать, что Зина не пережила эти годы страшной нужды или все сразу забыла!".
Оставим все эти бешенства и рваные вещи без комментариев: не нам, смертным, судить уже бессмертных предков. Главное, что пока киевско- московские связи укрепить не удалось"
В сентябре 1959-го С.Н. Мотовилова сообщала сестре Вере:
"На днях я получила письма почти от всех наших родственников, <...> от Вани Классона. Я тебе писала, что он перешел на пенсию (ему шестьдесят лет) и страшно увлекается своим садом и домом где-то под Москвой. Делал к дому <...> фундамент, провел электричество. По письмам он симпатичный, но какой-то наивный, ни на кого из Мотовиловых и Классона не похож. <...> Получила письмо от Вани Классона. Он наслаждается тем, что перешел на пенсию и увлекается своим садом. Там, [под Москвой] какой-то поселок садоводов. Сейчас его семья переехала в Москву, так как у его сыновей началось учение. А он еще увлекается "утеплением" своего дома и сбором фруктов и овощей. По-моему, у него что-то немецкое, очевидно, со стороны Классона".
Отметим, что впечатление о наивности, не очень большом уме И.Р. Классона и другие выводы С.Н. Мотовиловой были пока достаточно поверхностными. Просто ее корреспондент был по горло занят не только переводами и рефератами (пенсии в 120 рублей на четыре рта явно не хватало), но и обустройством в Алабушеве садового участка и "летнего домика", редактированием книги о своем отце, воспитанием сыновей. Поэтому ему не всегда удавалось прочесть то, что киевская корреспондентша настоятельно рекомендовала, и поделиться с ней такими же пространными переживаниями. Следом был сделан еще один вывод - И.Р. Классон слишком практичен (поэтому, по-видимому, весьма приземлен и "мало интересен", повторим, что это было весьма поверхностным впечатлением): "<...> Ужасно все Мотовиловы непрактичны. А вот Ваня Классон, по-моему, несколько напоминает свою тетку Кристиани. Помнишь, как мы с мамой ездили к ним на [якобы] vendange [(cбор винограда)], и она заставляла меня лазить на деревья [собирать яблоки и груши], чтоб ее муж не упал. Потом обругала меня "дурой", я, кажется, плохо чистила картошку?"
В июле 1960-го И.Р. Классон получил письмо от своего киевского корреспондента с таким откликом (и непременными реминисценциями) на его новости:
Я очень рада за Вашего старшего сына, что он получил похвальную грамоту за работу в совхозе. Похвала всегда поднимает дух. И кроме того школьные отметки отнюдь не являются оценкой знаний, а часто - лишь благорасположением начальства. <...> Надеюсь, что Вы вылечите Ваше зрение. У меня болели глаза с детства, а затем заболевали вновь, как только делался упадок питания. <...> В 1958 году (я ведь получала пенсии тогда всего 210 р.) я старалась экономить, довела траты на еде до 160 руб. в месяц, ну и сейчас же глаза разболелись. Пришлось лечь в глазное отделение больницы. Выходит, у И.Р. Классона болезнь глаз стала уже хронической, со времен учебы в Берлине? С.Н. Мотовилова периодически укоряла нашего героя, нахватавшегося от отца "студенческих словечек":
"Что у Вас за вульгарное выражение - "харчи?" В наше время "харчи" были для "людей", для "застолий" и для "господ" так не говорили. А Машенька [Володина из Тамбова ] пишет "пара часов". Почему пара? Или про свою дочь, что она "кушает"". Или: "Вам не нравится мой язык, да и мне Ваш не очень нравится. Что за мужицкие выражения "сноха", "харчи" и пр. или вульгарнейшее выражение "обже" - бабенка. "Обже" я даже не поняла, французское objet - предмет. Что у Роберта Эдуардовича были до конца жизни выражения слишком "Studentenhaft": "как ему сказал доктор-какушер" - это уже я Вам писала".
Переписка с И.Р. Классоном прервалась до декабря 1960-го: "Получила длинное письмо от Вани Классона. Не писал так долго, так как у него была срочная работа по реферированию одной книги, т.е. аннотация к ней и рефераты отдельных статей. Он пенсионер <...>, но пенсия выдается на одного человека, а у него жена и двое детей, двенадцати и шестнадцати лет, приходится подрабатывать" (из письма В.Н. Ульяновой).
В марте 1961-го в Лозанну ушел очередной "краткий отчет о деятельности" московского корреспондента С.Н. Мотовиловой:
"<...> На днях получила письмо от Вани Классона в 24 страницы. Зина смеется, что у меня с ним какие-то общие гены. Автор биографии Классона, Каменецкий , умер. Гос[энерго]издат, который ее выпускает, прислал для прочтения Ване. Тот впервые прочел статью Плехановой о Классоне и Коробке. Плехановой удалось прочитать протокол жандармского допроса и Классона и Коробки, почему они были у Плеханова. Ну, что они дураки, будут жандармам рассказывать, для чего они к Плеханову ездили и о чем с ним говорили. Ну, они валяли дурака, они много говорили о бедственном положении Плеханова и Засулич. Негодующая Плеханова назвала эту статью, кажется, "знатные иностранцы у Плеханова". Что-то в этом роде. Обвиняет Классона в трусости перед жандармами. Ну, Ваня, конечно, всем этим очень огорчен. Проверить по протоколу этого допроса в Жандармском Управлении нельзя, он пропал. Возможно, сама же Плеханова его и уничтожила? 14-25
Ну, я советую, конечно, не приводить ничего из статьи Плехановой в тексте самой биографии. Ведь биография пишется для широкой публики. Статью Плехановой можно указать в списке библиографии и все. Ждут тридцать пять лет после смерти Классона, а затем пишут его биографию, когда умерли все знающие его: и Ленин, и Крупская, и Кржижановский, и Красин, и Винтер! Когда же, наконец, она появится? Как можно, вообще, ссылаться на то, что люди говорят на допросах или на суде?".
Такая же обстоятельность, как и в профессиональной работе, проявлялась и в общественной деятельности Ивана Робертовича. Например, при подготовке к публикации книги Марка Каменецкого "Роберт Эдуардович Классон" , уже после кончины автора. Отец по сути стал соавтором этой книги и выполнил титаническую работу по ее редактированию, а зачастую и дописыванию/переписыванию, дополнил приложениями с выступлением Н.К. Крупской на вечере памяти Р.Э. Классона, его газетными публикациями в 1920-х, перепиской с В.И. Ульяновым-Лениным. В марте И.Р. Классон получил теплое поздравление от своей киевской родственницы, которое обыгрывало его повседневные заботы:
С днем рожденья поздравляю,
Всего лучшего желаю.
Насладиться Вашим садом
Обнести его фасадом
Чтобы фрукты в нем родились
Рефераты же "плодились"
Чтобы дети, Вам на радость,
По-немецки говорили,
Чтоб за их отметки в школе
Вы совсем их не пилили
Чтобы глаз Вам излечили
Эскулапы, а потом
Чтобы стали вполне зрячим
И всех видели "насквозь"
И в прямом и переносном
Не решали б "на авось".
Что ж еще Вам пожелать
Погреб есть, холодильник куплен
Рифмы ради: дом облуплен
Нет, в поэты не гожусь я
Нет таланта, хоть убей
А поэтому стремлюсь я
Кончить стих сей поскорей.
Правда, в свою очередь, наш герой, похоже, "оскандалился" в феврале 1962-го, поздравив своего киевского корреспондента. Вот какая реакция была у С.Н. Мотовиловой: "В понедельник [19 февраля], день моего рождения, в 6 часов вечера, только мы сели с моей единственной гостьей, старухой восьмидесяти двух лет, пить чай, мне принесли Вашу бандероль с Цвейгом 14-26 и письмо от Маши Володиной . С интересом раскрываю книгу, чтоб прочесть Ваше посвящение, и читаю "сумасшедшей Мотовиловой".
Впечатление такое, точно мне в лицо плюнули. Я просто поражена. Вот тебе "чуткость и деликатность!". Вы можете это думать, говорить за глаза, но сказать это, да еще в день рождения восьмидесятиоднолетней старухе!" <...> Даже Лена Игнатович на такое не способна! Она за глаза, правда, Вике советует поместить меня в сумасшедший дом. Но в глаза мне уверяет, что никогда такого не писала, а это Викины друзья подделали ее почерк и написали ему. Ну что же, бывает. <...> У меня была соседка, рассматривая мои альбомы, она говорила: "В молодости вы были красивой, а теперь настоящая обезьяна". Я находила, что она могла это думать про себя, а не говорить мне в лицо".
В апреле 1961-го обнаружилось еще и такое занятие И.Р. Классона вместе с женой Анной Гавриловной . Из письма С.Н. Мотовиловой в Лозанну: "<...> Мои воспоминания перепечатала жена Вани Классона, а он их проверяет. Так что теперь их, экземпляров, у меня много. По-моему, он интересуется у меня только теми воспоминаниями, где есть о Классоне. От Вани Классона я получила в этом году уже 17 писем. Вот это корреспондент! Но сейчас он будет очень занят, набрал массу работы. На одну пенсию не прокормишь семью из четырех человек".
Аккуратный почерк И.Р. Классона узнаваем во вписанных от руки в машинопись иностранных названиях, сейчас эти воспоминания С.Н. Мотовиловой хранятся в отделе рукописей РГБ. В июле того же года в Лозанну ушел такой эмоциональный отчет:
"В воскресение я подумала: "Хоть бы письмо было от Вани Классона для моего развлечения". И, действительно, пришло от него письмо. Для меня он "молодой", ему только шестьдесят два года, по возрасту мог бы быть моим сыном. <...> Все Ванино письмо - описание его сада, сколько будет яблок, сколько было земляники, ну и т.п. Что-то они строят. Лепят (как украинскую хату) сарай. Его жена ведь украинская крестьянка. Жалобы на старшего сына, который не выдержал переэкзаменовки по геометрии. В умственном отношении он, сам Ваня, конечно, гораздо ниже и т. Сони и Классона. Я послала ему обе книги, которые ты мне присылала: Le lion и Les feries dans lle. Обе ему понравились, но читал он их по полгода и даже больше каждую. Потом вернул мне. А его сестре Кате Les f?eries dans l??le, не понравились".
В этом письме речь идет о произведениях - "Лев" и "Мир чудесного на острове". Похоже, что это "Рассказы о животных" Джеральда Даррела (но почему-то на французском). В то же время вывод о низком умственном развитии И.Р. Классона, конечно же, необъективен. Повторим, он был занят сверх меры житейскими делами и подработкой и не всегда мог отдаваться плотному чтению той литературы, которую рекомендовала и даже присылала ему С.Н. Мотовилова, и подробно описывать ей свои впечатления. В октябре того же года киевский корреспондент И.Р. Классона позволил себе иронический тон в своем отчете в Лозанну:
"Письма меня очень развлекают, а Ваня Классон меня даже трогает. Возвращает листик моего письма, он в нем двух слов не разобрал. Как будто так важны какие-то два слова! - мое мнение о сыне Ирэн в "Саге о Форсайтах". Пишет о всех своих будничных делах. Вдруг внеочередное письмо от него: достал доски для расширения своей веранды [в Алабушеве]. Спешит сообщить мне о своей радости".
В декабре старший сын Андрей завалил свою учебу в средней школе, и заботливый отец вынужден был принять срочные меры: "Страшно волновался, что его сын, уже в последнем, десятом классе получил четыре двойки. Подумаешь, какая беда! Р.Э. Классон в двух классах по два года сидел, и [революционер-народник] Н.А. Морозов тоже в своих воспоминаниях пишет, что на второй год остался в пятом классе, а, кажется, оба достаточно одаренные были. Ну, все-таки, Ваня своего сына взял из общеобразовательной школы и устроил в какое-то техническое училище, где из него через десять месяцев должен выйти электромонтер".
В 1962-м описание контактов с московским корреспондентом в письмах в Лозанну продолжилось:
"Ты знаешь, он просто мое утешение, пишет мне длинное письмо, делится своей работой над биографией [Р.Э.] Классона, своими впечатлениями от той или иной статьи. Советуется о том, что включить в биографию. Реагирует на всякие мелочи, которые я ему рассказываю. Вот, например, такая мелочь: открываю его письмо и высыпаются три марки. Зачем мне три новых марки? Ну, а в письме приписка: "Посылаю три разных марки, которые наклеите на Ваше письмо или бандероль Вере Николаевне". Мелочь, но в ней чувствуется какое-то внимание, деликатность. <...> Пришло письмо Вани Классона в 14 страниц. И в начале: "Это еще не поздравление". Он знает, что я не люблю получать поздравление "заранее", а мое рождение - завтра, [19 февраля]. Ты знаешь, ни у тети Сони, ни у Классона особенной чуткости не было. <...> Реагирует пока что [на мои письма] один Ваня Классон. Но, главное, требует, чтоб я отвечала на все, что он пишет, читала статьи в журналах и газетах, которые ему интересны. Предпоследнее его письмо было в 14 стр., а мое ему вчера написала в 18!".
В феврале 1962-го уже И.Р. Классон получил такой ценный методический совет от С.Н. Мотовиловой:
"Если Вы думаете писать свои воспоминания (Вы написали, что расскажете о Вашей няньке), то принимайтесь, как только кончите биографию Классона. Воспоминания надо писать лет в пятьдесят, когда свежа еще память. Вы уже опоздали". Тем не менее, кое-что про "няньку" (и не только про нее) И.Р. Классон вспомнил и оставил в записях, пусть и черновых. Ими мы с благоговением уже воспользовались и еще не раз к ним обратимся.
Продолжение описания деятельности московского корреспондента в письмах в Лозанну:
"Вчера, [6 июня] получила тридцать второе письмо в этом году от Вани Классона. Он заканчивает биографию Роберта Эдуардовича, и ему уже опять прислали перевод с английского по его специальности - электричеству. Оба его сына с женой живут в их "садике". Я тебе писала, что возле городов дали желающим какие-то маленькие участки земли, чтоб они разводили фруктовые сады, но <...> не позволили строить домов. Нельзя же всем-то жить без дома? И все, конечно, построили небольшие какие-то домики. Ну и все страшно возятся со своими "садиками". Тут и ягоды, и фрукты, и овощи. <...> Сегодня, [18 декабря] получила письмо от Вани Классона (шестидесятое в этом году). Он был, наконец, у Зины, [т.е. встретился с ней на квартире Лунгиных в Москве]. Занимались они, главным образом, семейными воспоминаниями: когда умерли их дедушка Иван Егорович и бабушка Луиза Францевна . Ваня, оказывается, не знал, что мама [ Алина Антоновна ] была племянницей Луизы Францевны и вышла замуж за своего кузена. Ваня пишет: " Виктор Платонович уже виделся [в Париже] с мужем Веры Николаевны . Это, вероятно, Вам доставит удовольствие?".
В 1963-м переписка Москвы и Киева продолжилась и вот как она разнообразно отражалась в письмах в Лозанну:
"Милая Вера. <...> Но, все-таки, нельзя ли немного подробнее писать о себе, о Вашей жизни? Ведь рассказывает же Ваня Классон о своей жизни, ссорах с женой, о своих сыновьях. Сейчас у них, кажется, маленькая семейная драма. <...> Ваня мне пишет про старшего сына, которому минуло девятнадцать лет, о его учении. О перестановке мебели в их квартире, очевидно, потому, что сыновья в одной комнате "грызлись", как он пишет. И вот младшего сына, его любимца, перевели в его комнату. Ваня рекомендует мне массу книг о Красине. Он страшно горд своей сестрой Соней. Когда они жили в Выборге, и Соничке было, как его сыну теперь, девятнадцать лет, она была так апломбиста, что Роберт Эдуардович говорил: "У Сони больше апломба, чем у моего коллеги, Петербургского директора Ульмана ". Когда Соня в 1920 г. перешла из ВСНХ в Наркомвнешторг, то она сказала Красину : "Вам может меня рекомендовать такой-то (деятель ВСНХ)!. А он ответил: "Это не нужно, я знаю породу". Действительно, в Соне наиболее резко из всех нас, Geschwister'ов [(братьев и сестер)], сочетались способности и матери и отца. В частности Соня работала "быстро и хорошо". А я ее не любила. И тетя Соня и Классон были выдающимися людьми, но "апломба" у них никогда не было. <...> Еще Ваня Классон прислал мне очень изящную открытку с картины Айвазовского и пишет: "Мне стало досадно, что Вы получаете письма на красивых картинках только от Ульянова, и посылаю Вам открытку, по-моему красивую". Ну а дальше его письмо о том, сколько он знает языков, сколько - его сестры. Какой язык лучше знала Таня, а какой Соня и т.д. <...> Ваня Классон очень любит своего младшего сына и очень негодует всегда на старшего - он "инфантилен" и проч. В этом году он должен будет идти отбывать воинскую повинность. Подумай только, четыре года! Его зачислили в подводники, а моряки и подводники отбывают не три года, как другие, а целых четыре. Он в этом году кончает десятый класс в вечерней школе, а уже год как служит электротехником. Ваня Классон ходил просить, чтоб ему дали кончить школу. Они [в военкомате] сказали, что, конечно, дадут, но это, по-моему, (сказать, что я в этом много понимала, не могу). Увидев интеллигентного отца, они стали говорить, что сыну лучше идти в военное училище. Очевидно, им нужны офицеры. <...> Не знаю, чем это кончится у старшего сына. А младшего он хочет перевести в какую-то математическую школу, туда большой наплыв, из его класса идут четыре мальчика. Сперва будет какое-то собеседование, а потом решат, кого принять. Мне этот мальчик не очень симпатичен. К ним должен был придти, с женой и детьми, Соничкин сын [Андрей] . Он у них обычно не бывает. Служит на каком-то заводе техником и только теперь кончил заочный Вуз на инженера, а ему уже тридцать восемь лет. Ну, и мальчишка, сын Ивана Робертовича, заявил, что он уйдет из дома, он не любит родственников. Потом сказал, что он не выйдет из своей комнаты. Как [мой племянник] Вика . <...>
Ваня Классон (и, говорит, и Роберт Эдуардович тоже) очень любит немецкого юмориста Буша. Пошлость невероятная! Вот, например, жена ночью ушла танцевать, возвращается утром, лезет в окно, а ее муж выливает на нее [ночной] горшок с мочой. Ну, что тут может быть остроумного?
<...> Теперь новый корреспондент у меня - Андрюша Классон . Он очень доволен своей службой [в матросской школе в Киеве], какая она у него - не знаю. И специальность, говорит, хорошая, а какая специальность - не знаю. Но очень приятно, когда человеку все приятно. Им позволили принимать посетителей (по воскресеньям), но я [зимой] не выхожу, и особенного удовольствия, думаю, у него бы не было увидать старую, беззубую, глухую и полуслепую восьмидесятитрехлетнюю тетку!
<...> Вчера получила письмо от Андрюши Классона (внука тети Сони). Прислал свою фотографию в парадной матросской форме. Он, по-моему, красив, тип [лица] - не русский, а скорее итальянский. Но [имеет] какой- то печальный вид. Он в семье считался неудачником, плохо учился. А [его младший] брат хорошо учится и все соображает (им Ваня гордится).
По-моему, плохо, когда одного хвалят в семье, а другого бранят".
Здесь автор должен отметить, что он начисто забыл, из-за чего "грызся" со старшим братом, как и самих этих фактов. Что касается "маленьких семейных драм", то родители, естественно, не посвящали в них детей. Но смутно помнится, что оные доходили иногда чуть ли не до рукоприкладства.
В 1964-м наш обстоятельный герой отправил такое письмо в Киев:
"Дорогие Зинаида Николаевна и Софья Николаевна, я очень благодарен за повторное и настойчивое приглашение в Киев с любезным предоставлением крова, а Софье Николаевне за напоминания, чтобы я обязательно последовал этому приглашению. Но не могу, не знаю, будут ли у Андрюши "увольнения" в июне, не знаю точно, до каких пор он будет в Киеве. А, главное, нет времени и денег, причем денег не в прямом смысле - в кармане, а в смысле возможности включить расходы на поездку, так сказать, в план и смету (хотя бы мысленную!). Все дело в том, что ленинградское издательство, как я уже писал С.Н., самым наглым и откровенным образом меня обсчитало за мою долю работы в книге Каменецкого "РЭК" - обсчитало больше чем наполовину. Собираюсь завтра снова советоваться со знакомым юристом, какой путь жалобы избрать. Молча дарить им эти деньги (около 200 руб.) совершенно не намерен. Эта ленинградская сволочь воспользовалась тем, что московский директор (ленинградское отделение ему подчинено) ушел на пенсию в апреле, вскоре после того как сказал мне, что он дал в Ленинград указание, чтобы мне ответили и заплатили. А они из хитрости вообще ни разу на мои требования заплатить, как следовало, не ответили и не написали. <...> Андрюшу надо было бы мне повидать и сделать ему внушение, чтобы он не пил совсем, учитывая большую опасность питья в его условиях и при его крайне слабом характере. Но все это внушение именно при этом его характере и сохранении его теперешнего окружения и, очевидно, почти полном отсутствии в школе дисциплины - совершенно бесполезно! Я решил действовать проще, написал ему популярное ругательное письмо и отказался выполнить его просьбу о досрочной присылке денег. Ведь он все равно большую часть их пропьет, раз их [матросскую] школу или часть так распустили и таково настроение его окружения. Может быть совсем не посылать ему денег будет более полезно, чем уговаривать письменно, ехать его повидать и т.д. Если бы это не было в самом конце его пребывания в школе, я бы пожаловался на разложение самому начальнику школы. Ну, довольно на эту противную (поскольку я бессилен, даже если бы и поехал в Киев и повидал бы Андрея, не имеющего "царя в голове") тему.
Не помню, насколько толково я написал уже С.Н. о юбилее на электростанции имени Р.Э. Классона. Очень малоинтересно было торжественное юбилейное заседание, за немногими исключениями - отдельные места в выступлениях трех профессоров, которые все в 1910-х или 1920-х годах работали на "Электропередаче" , один из них (племянник Зинаиды Павловны Кржижановской-Невзоровой Голубцов ) даже член-корр. АН СССР. Совсем скучно оказалось на банкете, который был со строгим местничеством и продолжался с 10 час. до 2-х (я ушел в 12-м часу, т.к. не пил, из-за хрипоты и опасения, что она все-таки связана с какой-то простудой). Интересен был концерт между торжественным заседанием и банкетом. А вот на другой день я провел время интересно. Был в двух школах на встрече-беседе, кончившейся чаем, тоже с местничеством, хотя и за маленькими столиками. Например, я сидел с учительницей, директором школы и директором станции (он шеф школы, с ним я сидел и на банкете накануне и знал, что он ничего интересного не скажет).
А вот следы разнообразной переписки С.Н. Мотовиловой и И.Р. Классона в 1964-м (опять же, в письмах сестре Вере ):
"Пришла открытка от Вани Классона и, наконец, книга с биографией [Р.Э.] Классона. Умер он в 1926 году и только через тридцать восемь лет выходит его биография, когда его ближайшие друзья и соратники умерли, а многие могли бы о нем рассказать. Портрет его абсолютно на него не похож. В строительстве всяких электростанций ты, как и я, ничего не поймешь, но это можно пропустить, а интересно, по-моему, приложение: речь Крупской после смерти Классона, его переписка с Лениным и его статьи. Мне нравится его замечание, что для инженера важно его знание дела, а не партийность. Многие из людей, которые работали в Баку у него (и Красин , и Кржижановский , и Радченко , и Аллилуев - отец жены Сталина ), и много других - были нелегальными и полулегальными. Красин- то был сам очень талантливый инженер, ну а другие, всякая малознающая мелкота, как партийцы, стали во главе всяких высших над Классоном учреждений и начали вмешиваться в его дела, ничего не понимая и тормозя его работу. Мне, например, нравится, когда он просит послать для закупок [оборудования для гидроторфа] за границей одного знающего инженера, а не комиссию [из представителей] всяких высших учреждений. Ужасная волокита у нас всюду, а Классон был деловой человек. Я заказала эту книгу для тебя у моей знакомой [в книжном магазине]. <...> Иван Робертович страшно много значения придает этой книге. Купил уже больше 50 экземпляров и разослал разным лицам. Прислал мне заказ, чтоб я еще купила в Киеве. Мы с Зиной зашли в пять магазинов, последний - технической книги. Книги Электроиздата 14-27 всюду есть, но этой книги нигде нет. К счастью, оказалось еще несколько экземпляров в магазине, где работает моя знакомая. Но сейчас у них "переучет". Это "переучет" бывает два раза в году!"
Справедливости ради стоит отметить, что автор биографии М.О. Каменецкий обращался к личности Р.Э. Классона и раньше, опубликовав в 1936 г. статью "Инженер Классон" в журнале "Техника - молодежи", а в 1951-м книгу "Первые русские электростанции".
Ссылки: