 |
Полигон ПРО Сары-Шаган: начало
Штурмовать пустынь просторы
шли, решимостью дыша,
сталинградские саперы от плацдармов Балхаша.
Вальс о балхашском вальсе
Где он - полигон ПРО Сары-Шаган
Полигон ПРО Сары-Шаган: начало строительства
Встреча в Москве Кисунько Г.В. и проектанта полигона ПРО Ивана Ивановича
Полигон ПРО Сары-Шаган - ударная стройка в ужасных условиях
В этой песне пустыня Бет-Пак-Дала именуется как Сары-Шаганская земля, потому что плацдармом для наступления первопроходцев на эту пустыню суждено было стать ничем не примечательной железнодорожной станции Сары-Шаган . Собственно станция - это всего лишь небольшое кирпичное здание и железнодорожная сигнализация: два семафора и керосиновые фонари. По одной стороне от Дороги к станции прижались глинобитные мазанки прибалхашского рыбацкого поселка, отдраенные закручивающимися в закоулках пескоструйными вихрями, поднимающими уличную пыль и мусор. По другую сторону от железнодорожного полотна торчат выстроившиеся в несколько рядов засохшие тополевые саженцы - засохший на корню пристанционный сквер. В таком виде предстала станция Сары-Шаган полковнику Губенко и двенадцати офицерам, прибывшим с ним поездом 13 июля 1956 года. Стоял жаркий даже для июля солнечный день, температура в тени была выше 40 градусов. Из раскаленных шпал сочилась разжиженная, как чернила, смоляная пропитка. За "сквером" пересохшая земля, покрытая выступившей солью, до боли слепила глаза своей сверкающей белизной. Губенко приметил, что дорога одноколейная, станция проходная, без стрелок и запасных путей, времени на разгрузку будет в обрез, чтобы не мешать движению. А эшелонов с грузами будет очень много. Значит, в первую очередь придется построить отводную ветку для их разгрузки, рампу, прирельсовые склады. Как раз на месте "сквера". Выйдя из здания станции, офицеры увидели словно бы обезлюдевший поселок. Все живое спряталось от жары. На площади перед зданием станции шуршали, вяло перекатываясь от порывов ветра, бесформенные клочья старых газет. В поселковом Совете тоже не оказалось ни души, хотя все двери были открыты. Заметив сразу много военных, к Совету начала собираться смуглая босоногая ребятня. Вскоре появился и председатель поселкового Совета. По-русски он говорил и понимал плохо.
- Салам. Здравствуйте. Мы офицеры-строители. Прибыли сюда работать, - начал Губенко.
- Че работать. Где работать?
- Потом увидишь, а пока помоги нам, пожалуйста, разместиться на квартиры и подскажи, где тут можно пообедать.
- Обедать - Асхана. Станция. Председатель показал рукой в сторону станции.
- А где переночевать? - Ночевка, добавил Губенко, чтобы было понятней.
- Ночка? Ночка асхана йок. Один мальчик что-то сказал председателю по- казахски, тот заулыбался:
- Понимал, якши!? И тут же быстро начал говорить мальчикам, тыча в каждого пальцем. Мальчики вихрем сорвались с места и куда-то убежали. Потом начали появляться взрослые, и с ними офицеры разошлись по домам. Губенко распорядился всем офицерам оставить свои вещи на квартирах и собраться в здании станции, где, как он понял, должна быть столовая - асхана. Но асхана оказалась закрытой. От дежурного по станции узнали, что она отпускает обеды только для поездных бригад. Значит, ни обеда, ни ужина, ни завтрака не будет.
Пока соображали, как быть с питанием, начало твориться что-то очень странное. Ослепительно яркий солнечный день как-то быстро сменился густыми сумерками, засвистел ветер, здание станции заполнилось сероватой мутью, из-за которой в нескольких шагах ничего нельзя разглядеть. На лицах, на обмундировании появился пепельно-серый налет. Губенко сказал:
- Пыльная буря. Старая знакомая. Помню еще по двадцать девятому году, когда гонялся за басмачами в Туркмении. Привыкайте, хлопцы. По железнодорожной связи с трудом удалось выяснить, что следующий в Сары- Шаган эшелон с имуществом войсковой части 19313 прибудет через два дня. Тем временем пыльная буря начала стихать, снова открылось безоблачное белесо-голубоватое небо и на нем - повернувшееся к западу жаркое небо. В здании станции появился председатель поселкового Совета.
- Асхана йок. Бесбармак бар, - сказал он. Учтиво, с поклоном сложил ладони перед собой, обратился к Губенко:
- Мыхман - госьт будешь. Все вы будешь госьт - мыхман у председателя.
- Последние слова он сказал, обращаясь ко всем офицерам.
- Рахмет, спасибо, - ответил с поклоном Губенко.
- Пошли, хлопцы, здесь такой обычай, что отказываться нельзя. Обидятся. Жаль, что никакого подарка у нас нет.
- Товарищ полковник, - тихо сказал один офицер.
- Разрешите, я сбегаю, у меня есть кое-что такое, что не стыдно подарить. Председатель жил в мазанке, но у него "во дворе" была еще и юрта. Тут же из небольшого стожка щипал сено верблюжонок.
- Таке малэ, а вже згорбылось, - пошутил Губенко, поглаживая верблюжонка. Но все равно он очень симпатичный. Малыши у всех животных симпатичные. Председатель познакомил гостей со своей "маржой" - женой и сыном-восьмиклассником, который свободно говорил по-русски и с этого момента стал выполнять роль переводчика. Пока шли разговоры о том, о сем, пришел офицер с подарком. Передавая сверток полковнику Губенко, он шепнул: - Здесь самовар. Они ведь очень любят чай. Губенко развернул сверток и обомлел: самовар оказался электрическим. Передавая подарок хозяину, он сказал:
- Уважаемый Нариман! В честь нашего знакомства мы дарим тебе и твоей семье этот электрический самовар в знак того, что скоро в ваш поселок придет электричество, много электричества, и у вас вместо керосиновых ламп везде будут лампочки Ильича, и вы будете пить чай из электрического самовара. Хозяин поблагодарил, передал самовар просиявшей хозяйке и пригласил всех в юрту. В юрте на большом ковре была разостлана белая скатерть, вокруг нее разложены подушки. Офицеры, следуя примеру Губенко, сели по-восточному. Хозяин тем временем выложил на скатерть граненые стаканы и полдюжины бутылок с зелеными наклейками, на которых русскими буквами было напечатано слово "АРАКЫ", и занял свое место напротив Губенко. Хозяйка с сыном начали подносить свежевымытую ярко-красную редиску,- не круглую, похожую на клубни крохотной свеклы, а продолговатую, похожую на длинные огурцы. Потом пошли пучки зеленого лука и пиалы с шурпой. Хозяин принимал пиалы и передавал их гостям. Разливая "аракы" в стаканы, спросил у Губенко:
- Че работать здесь будем?
- Про целину читал?
- Целина? Знаю, знаю, закивал Нариман.
- Вот мы и есть целинники. Нариман хитро сощурился, поднял указательный палец:
- Шутишь? Знаю, кем работаешь! Бальшим чылавекам работаешь! За твое здоровье, начальник!
- Ты здесь самый большой начальник от советской власти. За твое здоровье, председатель, - ответил Губенко. После шурпы был бешбармак, который проголодавшиеся офицеры уплетали, засучив рукава гимнастерок по примеру Губенко. При этом один за другим следовали новые тосты. А Губенко как самому почетному гостю довелось с шутками-прибаутками разделить баранью голову между всеми присутствующими.
В назначенный день на станцию Сары-Шаган прибыл эшелон с имуществом, сопровождаемый командой из 19 солдат и старшин, затем - эшелон комбата Балашова. За "сквером" у станции вырос палаточный городок, куда переселился и Губенко с офицерами. Договорились с управлением дороги об использовании имеющихся на станции запасных рельсов и шпал для сооружения отводной ветки. Через три недели ветка была готова к приему эшелонов. Войсковая часть 19313 открыла себе окно в пустыню, к месту своей адски трудной работы, изготовилась к прокладке первой борозды на противоракетной целине, там, где раскинулась "людьми и Богом позабытая Сары-Шаганская земля" В конце июля, в самую жару, к Губенко нагрянули гости. Со стороны ближайшего гражданского аэродрома в воздухе застрекотал Ан-2 с военными опознавательными знаками, на малой высоте пролетел вокруг станции, высматривая место для посадки, приземлился и подрулил поближе к палаточному городку. Из самолета вышел подтянутый сухопарый генерал и, щурясь от обилия солнечного света, легким неторопливым шагом направился в сторону штабной палатки, откуда за прибытием самолета наблюдали Губенко и комбат Балашов. Вслед за генералом семенил, тяжело отдуваясь, тучный пожилой полковник с пухлым портфелем.
- Вот это номер. Сам начальник главка , генерал Григоренко . И с ним начальник проектного института, Иван Иванович , - сказал Губенко Балашову. Пойдем предстанем. На положенном расстоянии Губенко остановился, приложил руку к фуражке, доложил:
- Товарищ генерал, войсковая часть девятнадцать тысяч триста тринадцать ведет работы согласно плану. Командир части полковник Губенко. Генерал поздоровался с Губенко, и Балашовым, а они оба поздоровались с Иваном Ивановичем. Григоренко не без удовольствия разглядывал подтянутую фигуру Губенко, будто влитую в молодцевато заправленную гимнастерку под ремнем и портупеей, густо загоревшее, облуженное горячими степными ветрами лицо, нос с чуть заметной зашелушившейся горбинкой, густой чуб, подстриженный под короткий бокс, какой умеют делать только войсковые парикмахеры. Во всех внешне видимых чертах полковника и в каких-то неуловимых мелочах угадывались неуемная внутренняя энергия и стремительность этого давно знакомого генералу бывалого воина, наторевшего в делах военного умельца - строителя. Тонкие черты слегка скуластого лица генерала Григоренко и пристальный взгляд по-восточному чуточку скошенных глаз, устремленных на Губенко, излучали заряд добродушного юмора, как будто генерал прилетел сюда не по делам службы, а просто завернул в гости к старым друзьям.
- Наш лучший друг Александр Алексеевич здорово загорел. Нам бы, Иван Иванович, хоть половину такого загара на двоих, - сказал Григоренко.
Иван Иванович , флегматично-рыхлый, по-кабинетному прозрачно-бледный, вытер платком вспотевшее лицо, шею, развел руками:
- Свою долю из этой половины я охотно уступаю вам, Михаил Георгиевич .
- Не выйдет, Иван Иванович. Вам, проектантам, положено больше, чем нам, чиновникам, жариться вместе со строителями. Особенно в таком вот пекле, как здесь. Сказав это, генерал оглянулся вокруг, обозревая окружающее "пекло", снял фуражку, провел ладонью по пушистому жиденькому хохолку на темени, снова надел фуражку. И, уже перейдя на серьезный тон, спросил у Губенко:
- Сколько сейчас личного состава в войсковой части девятнадцать тысяч триста тринадцать?
- В УИР тринадцать офицеров, старшина и девятнадцать солдат.
- Всего, значит, как в сказке? тридцать три богатыря?
- Товарищ генерал, нам больше подойдет название - чертова дюжина с недобором. Тринадцать офицеров - тут все ясно. А двадцать солдат со старшиной - это же явный недобор. Да еще и главный инженер УКСа у заказчика - полковник Недобора. И в номере части не обошлось без цифры тринадцать.
- С этим номером ваша часть прошла от Сталинграда до Вены со знаменем, которое сейчас украшает Центральный музей Вооруженных Сил. А недобор мы вам поможем восполнить. Если я не ошибаюсь, по штату вам положено иметь триста пятьдесят человек в УИР и около пятнадцати тысяч в линейных частях.
-Так точно.
- А почему у вас в УИР только тринадцать офицеров? Помнится, в Одессе было гораздо больше.
- В Одессе я собрал офицеров УИР, объяснил, что предстоит большая, исключительно трудная, но интересная и очень нужная работа. И спрос за нее будет очень строгий. Сейчас не военное время, и мне не хотелось бы ни на кого давить одним только приказом. Потом все равно будут добывать себе всякие медицинские справки, если не на себя, то на членов семьи. К тому же есть приказ: пока что ехать без семей. Там голая пустыня, и даже солдатам будет очень трудно. Кто не чувствует себя готовым ко всему этому - пусть скажет сразу. Так что прибыл со мной отряд из одних только добровольцев - в основном из моих фронтовых однополчан, - завершил свой рассказ Губенко.
- А как думаете быть дальше? - спросил его Григоренко.
- Есть у меня на примете надежные люди на объектах, не легче нашего Сары-Шагана, который для этих людей покажется Одессой. С вашей помощью, Михаил Георгиевич?
- В этом деле мы вам поможем, а теперь покажите свое хозяйство, - сказал генерал. Генерал в сопровождении офицеров осмотрел уже построенную отводную ветку, где в тупике стояли поезд-прачечная и железнодорожная пекарня. Тут же рядом с веткой батальон Балашова достраивал рампу для разгрузки эшелонов и ставил три барака СР-2 из щитов, демонтированных и привезенных с другого объекта на Урале. Здесь они будут использованы как временные прирельсовые склады. Чуть подальше от железной дороги обнаженные до пояса солдаты выдалбливали в скальном грунте котлован для штабной землянки.
- И это все, что вы можете показать в натуре? - уже совсем жестко спросил генерал своего "лучшего друга".
- Товарищ генерал, разрешите доклад продолжить в штабной палатке. В палатке генерал сел на табуретку перед столом, на который строители успели доставить вместительный бидончик с самодельным солдатским квасом.
Просматривая в стакане на свет желто-зеленоватую жидкость, генерал отхлебнул несколько глотков, словно размышляя, стоит ли пить дальше. Потом выпил до дна, усмехнулся: - Наш, родной, строительный. Тепловат, конечно, но заборист. И по цвету почти как зеленый чай. Универсальный напиток. У меня язва, я много не могу, а вы, Иван Иванович, не стесняйтесь. Что вам один стакан? Григоренко развернул планшет, достал оттуда тетрадь, положил ее на стол и опять тем же сухим жестким тоном сказал:
- Докладывайте, полковник Губенко.
- Товарищ генерал, к тому, что вы здесь видели, я могу добавить, что очень плохо обстоит дело с разгрузкой эшелонов из-за полного отсутствия средств механизации. Автомашины, самосвалы снимаем с платформ на солдатских горбах и пупах, бывает, что роняем, гробим технику. Мы рассчитывали с прибытием экскаваторов приспособить их вместо кранов для разгрузки. Но когда они прибудут - неизвестно. Стройбат майора Задорина прибыл пятнадцатого июля и после разгрузки прямо со станции походным порядком был направлен в район строительства объекта * 2 , в двухстах пятидесяти километрах западнее Сары-Шагана. За семь дней добрался до места и там приступил к обустройству служб и личного состава. В радиусе двадцати пяти-тридцати километров от объекта * 2 удалось найти воду, оборудованы три колодца. В двух вода соленая, непитьевая, но для строительства после умягчения пойдет. Воду из третьего колодца - приходится пить, хотя вообще-то она жестковата. Постоит час-два в графине и делается рыжая, как чай. Видно, много в ней железа. Но и этой воды едва хватает для голодной нормы. Воду из колодцев специальные команды солдат вычерпывают круглосуточно в специальные емкости, а оттуда ее разбирают автоводовозы и доставляют на объект * 2. Этот объект рекордный по жаре и безводью. Надо срочно изыскивать и бурить штатную скважину. Товарищ генерал, у меня все.
Генерал не случайно решил завернуть в Сары-Шаган по пути в Тюратам .
Он понимал, что сары-шаганская стройка намного сложнее тюратамской и поэтому требует особого внимания со стороны главка. И был внутренне доволен и всем увиденным, и докладом Губенко. Нет, не ошибся главк, когда рекомендовал назначить в это пекло полковника Губенко - энергичного, знающего дело, до самозабвения преданного порученному делу, не жалеющего себя, требовательного и заботливого командира. Правда, есть жалобы, что он бывает груб и бесцеремонен с подчиненными, но это бывает у него с неисполнительными, недисциплинированными, с разгильдяями. Генерал считал это вполне нормальным, хотя для порядка иногда журил полковника за горячность. Для порядка - потому что знал, что Губенко любил и умел поощрять хороших добросовестных работников, и они тоже его любили. Горяч, - значит, неравнодушен, и люди всегда это поймут. Но генерал ничем не выдал своего удовлетворения увиденным и услышанным. Его худощавое скуластое лицо посуровело, и он сказал:
- Александр Алексеевич, ваш доклад меня, прямо скажем, огорчил. Вы докладываете так, будто прибыли сюда для обустройства. А что делается по основной задаче?
- Основное задание нам еще не выдано. Нет даже генплана площадки "4в" - временного поселка строителей.
- Это как же у нас такое получается?
Теперь уже генерал обратился к Ивану Ивановичу.
- Товарищ генерал, генплан будет вместе с проектным заданием в назначенный срок. Через полгода.
- Товарищ полковник, вы живете на земле или витаете в облаках? Нам надо не ПЗ через полгода, а через пять месяцев сдать на второй площадке сооружения под монтаж конструктору. Вашим проектантам надо немедленно прибыть сюда и обеспечивать здесь, на месте, без задержек выдачу документации строителям из рук в руки. Как мы договоримся по этому вопросу: прямо сейчас или мне надо придать вам бодрости через ваше начальство?
- Я готов выполнить ваше требование, товарищ генерал, но у нас большая загрузка по другим заказам, - уклончиво ответил Иван Иванович.
- Это вы мне бросьте, все ваши заказы я знаю. В Тюратаме мы, слава Аллаху, прошли через критическую точку, и сейчас у нас нет более важного заказа, чем этот.
- Но, товарищ генерал, я боюсь, что полковник Губенко все равно ничего не сможет сделать, пока у него этот - недобор с рабочей силой, техникой, стройматериалами.
- Это уже не ваша забота, товарищ полковник. Вместо ваших боязней дайте нам, как подобает настоящему проектировщику, квалифицированный расчет этих самых материалов, техники и рабочей силы, за которые вы так усердно агитируете. Я имею в виду расчет потребности на тот первоочередной минимум, который нам задал главный конструктор на этот год.
- У нас есть только предварительные черновые наметки, составленные с учетом моей личной беседы с Кисунько . Исходных данных от него еще нет.
- А мы и не требуем от вас сочинение по чистописанию. Вы отлично знаете, что нужно выдать строителям, когда идет срочная работа, и как все это потом отразить в проектном задании. А насчет исходных данных от конструкторов вы тут явно путаете. Документ, подписанный Кисунько , Грушиным , Сосульниковым , Минцем и Липсманом , а в части площадки * 35 - и Лавочкиным , в моем присутствии был утвержден маршалом Неделиным в июне месяце.
- Очень большая работа. Одних конструкторов пересчитать - не хватит пальцев на руках. И каждому - подай в первую очередь.
- Иван Иванович, что в какую очередь, определяет один конструктор - Кисунько. Кроме, конечно, тридцать пятой площадки. И он четко определил: вторая площадка , объект РЭ . И не надо никого пересчитывать на пальцах. Короче говоря, если через три дня Губенко не доложит мне о прибытии к нему вашей проектной группы, то я обещаю вам интересный разговор с вашим начальством. Я вам не угрожаю, Иван Иванович, но такова наша с вами планида, - примирительно закончил Григоренко, - что если завалим сроки, то считайте, что вместе с Губенко и мы полетим в тартарары в самом центре сары-шаганского пекла.
У самолета, прощаясь с Губенко, генерал подбодрил его:
- Крепись, Александр Алексеевич. Я все записал, в Москве меня будет принимать маршал Конев специально по сары-шаганскому строительству. Будут вам и подкрепления от министра, и помощь от Бога, и тумаки от его архангела Михаила, который будет прилетать к вам на вот этом самолете.
- Вас понял, Михаил Георгиевич - или Архангелович? Генерал стоял в проеме самолетного люка, превозмогая улыбкой нестерпимую головную боль - память о контузии, полученной под Кенигсбергом, разыгравшуюся под палящим казахстанским солнцем. А на груди у него в такт прощальным взмахам руки играла солнечными бликами Золотая Звезда Героя Советского Союза.
Ссылки: