Галич на Бьеннале, 1977

Вскоре после окончания Сахаровских слушаний Галич принял участие в главном мероприятии года - Венецианском фестивале "Культура диссидентов" , который проходил с 15 ноября по 15 декабря и был посвящен, как можно догадаться по названию, теме инакомыслия. По-итальянски этот фестиваль называется "бьеннале", то есть "двухгодичный", поскольку проводится раз в два года.

Организаторы фестиваля 1977 года выпустили к его открытию 126-страничную книжку с песнями бардов: Александра Галича, немца Вольфа Бирмана и чеха Карела Крыла [ 1816 ] (песни Галича давались в переводе Марии Олсуфьевой )- и сделали обширную выставку литературы самиздата из стран Восточной Европы и СССР. 15 ноября Галич приехал на открытие этой выставки, а потом еще раз - в начале декабря, когда у него состоялся сольный концерт.

В Венеции у Галича было много встреч с давними друзьями. Павел Леонидов в своих воспоминаниях упоминает рассказ режиссера Генриха Габая о том, как тот ездил на фестиваль, чтобы сделать доклад о Сергее Параджанове , который еще сидел в тюрьме: "Идет по Венеции Гена, и вдруг из-за угла - Галич! Спрашивает, как пройти куда-то там! Как на Пушкинской площади" [ 1817 ]. Там же, в Венеции, состоялась встреча с Петром Вайлем , о чем тот впоследствии и рассказал: "Я имел честь тогда познакомиться с Иосифом Бродским, с Андреем Синявским, с Александром Галичем. С Галичем это было, может быть, особенно примечательно, потому что ему суждено было жить, если не ошибаюсь, всего две недели. И я помню, как мы прохаживались с ним по Славянской набережной (Riva Degli Schiavoni), и он был такой импозантный - в пальто с меховым шалевым воротником, в меховой шапке пирожком, с тростью,- настолько выделялся из итальянской толпы, что на него все оглядывались. Какие-то я задавал ему почтительные вопросы." [ 1818 ]

Помимо советских эмигрантов в дискуссиях на фестивале принимали участие итальянские писатели, критики и общественные деятели. Например, писатель Альберто Моравиа , которого в Советском Союзе называли "большим другом нашей страны", рассказал, как он смело говорил на съезде советских писателей в 1976 году о Фрейде и Джойсе. На это последовала реплика Галича: "Нынче смелостью было бы говорить с советской трибуны о Солженицыне и Синявском" [ 1819 ].

Вместе с Максимовым, Плющом, Бродским, Синявским, Эткиндом и Некрасовым Галич участвовал в литературных семинарах, посвященных творчеству писателей- диссидентов и самому понятию диссидентства . Как вспоминает Леонид Плющ, обсуждали, "что это, прогрессивное или консервативное, новое или устарелое (за счет отсталости истории России), новая ли это культура или политическое направление, идеология или мораль" [ 1820 ]. Семинары проходили в помещении художественного музея Коррер (Museo Civico Correr), располагавшегося на площади Сан-Марко напротив собора Св.Марка: "Большой зал с хорами над входом, мраморными колоннами и росписью на потолке. Против входа в другом конце зала плакат "Letteratura В77" и пятиконечная звезда с разорванным одним углом. Посередине - большой накрытый красным стол, вокруг - мягкие гамбсовские стулья, у стен - стулья в матерчатых чехлах - для публики" [ 1821 ]. Причем это помещение было предоставлено организаторам бьеннале всего за десять дней до его открытия - сказалось мощное противодействие советских властей, из-за чего, кстати, и сам фестиваль был передвинут на зимнее время, когда в Венеции бывает мало приезжих. Однако этот расчет не оправдался. Директор бьеннале Карло Рипо ди Меана говорил Александру Глезеру, что уже много лет не видел такого наплыва зрителей. И действительно, одну только выставку "Новое советское искусство" (La Nuovo Arte Sovietica) посетило 160 000 любителей живописи. Кстати, сам Галич был ее большим ценителем и делал все от него зависящее, чтобы не дать пропасть бесценным произведениям искусства.

До своего отъезда Галич часто пел в компаниях художников - например, "пел в мастерской у Ильи Кабакова , на чердаке громадного, многокорпусного, дореволюционной постройки, странноватого дома на Сретенском бульваре." [ 1822 ] . Более подробное описание этого места дает Валерий Лебедев: "Помню, пригласил он [Галич] меня в мастерскую модного в те годы (среди узкого круга) художника- концептуалиста Ильи Кабакова. Находилась она в большом сталинском доме, на чердаке над 7-м этажом. Огромный караван-сарай с отгородками для кухни, там же стояли диваны, раскладухи. В общем, типичная богема. Кабаков уже и тогда (это был примерно 1971 год) общался с иностранцами, вернее, продавал им свои картины. Часто - за натуру. За фотоаппараты, магнитофоны (как раз в тот день получил "Грюндиг" и гордо нам его демонстрировал). Народ собрался "на Галича". Но были там и какие-то барды еще. И если один еще был ничего (не помню сейчас фамилию, зато помню его песню "Дерева вы мои, дерева" - она показалась мне интересной) [ 1823 ], то второй заныл нескончаемую песню про какую-то тетю, не в лад и не в склад. Что за чушь? Да это на стихи модного поэта Лимонова - вон он сидит, рядом со своим исполнителем. Если хотите сшить хорошие брюки, можете у него заказать. Он недурно кроит.

- Что скажете, Александр Аркадьевич?

- Есть люди, которые считают любые свои выделения произведением искусства" [ 1824 ]. Примерно в это же время, увидев картины 30-летнего художника Игоря Ворошилова , Галич загорелся желанием ему помочь: "Он внимательно посмотрел ворошиловские рисунки. - Замечательные работы!- сказал он.- Да, настоящие. Надо помочь. Обязательно надо, Игорь, тебе помочь. Вот ведь только: пообещаешь, обнадежишь, с похмелья,- и вдруг? Он запнулся, смутился, сгорбился. И совсем уже тихо, глухим полушепотом, грустно продолжил:

- А ведь надо, надо помочь!.." [ 1825 ] И после своей эмиграции Галич не потерял интереса к живописи. Например, в мюнхенском альманахе "Зарубежье" можно было прочитать следующее объявление: "В Париже, по инициативе французского философа Мишеля Фуко, образован комитет поддержки "Русскому музею в изгнании" . В состав Комитета вошли следующие лица: Владимир Буковский, Александр Галич, Анатолий Гладилин, Наталья Горбаневская, княгиня Голицына, Андре Глюксман, Вадим Делоне, Эдуард Зеленин, Эжен Ионеско, Виолетта Иверни, Владимир Максимов, Виктор Некрасов, Александр Ниссен, Михаил Шемякин. Желающих принять участие просят обращаться по следующему адресу: Cornit?pour le sotien du ?Mus?e Russe en Exil?, c/o Vladimir Maximov, 11 bis, rue Lauriston Paris 16 или по телефону к Василию Николаевичу Карлинскому: 628 81 85 или 202 90 60" [ 1826 ].

Основателем "Русского музея в изгнании" был Александр Глезер , которому в 1975 году удалось вывезти на Запад свою коллекцию картин. Решив создать музей русского искусства, он начал писать письма в различные благотворительные фонды - людям, которые до его эмиграции приезжали в СССР и предлагали уехать на Запад, чтобы создать там музей. Но в то время уже началась пресловутая "разрядка" , и когда он наконец эмигрировал, ни один из западных фондов не захотел ему помочь, поскольку общение с эмигрантом-антисоветчиком могло помешать их собственному бизнесу. В конце концов Галич, Максимов и Голомшток нашли помещение в русском замке Монжерон под Парижем [ 1827 ]. А уже в феврале 1976 года вышел первый номер альманаха "Третья волна" под редакцией Александра Глезера, и там было опубликовано коллективное письмо "Свободу Эрнсту Неизвестному!" , адресованное Председателю Президиума Верховного Совета СССР Н.Подгорному . Подписали его Н.Боков, А.Галич, А.Глезер, В.Максимов, В.Марамзин, В.Некрасов, Е.Терновский, С.Татищев, А.Толстая, М. Шемякин и другие. Всего - более пятидесяти подписей [ 1828 ]. В результате 10 марта 1976 года Эрнсту Неизвестному удалось эмигрировать из СССР.

На венецианском фестивале у Галича была отдельная пресс-конференция, где он отвечал на острые, а порой даже провокационные вопросы. Особенное впечатление на слушателей производили идеологические дебаты, которые он вел с местными коммунистами. "В Са? Giustinian [ 1829 ] проходила пресс-конференция Галича ,- рассказывает Петр Акарьин .- Народу набралось изрядно, вопросов была масса. И первый: как ему пишется за границей, не отрезана ли для него Россия? Галич сказал, что прежде высылка писателя из России могла быть равна его смерти. Теперь - не так. Он, да и другие (Галич так и сказал: мы) не считают себя умершими для своего народа. Сегодня мир довольно мал: в нем сейчас удивительная степень взаимопроникновения, информация проходит, как бы ее ни задерживали. Прежде всего, есть радио. <...> Всю пресс-конференцию он провел блестяще. Особенно интересна была полемика с человеком, держащим в руках номер газеты "Унита" . Полемика шла о марксизме , и надо было слышать, как Галич давал одну за другой дивные цитаты из Маркса, выкладывал фамилии, даты, названия. На возражение, что, мол, только в Италии есть подлинные марксисты- коммунисты, Галич рассказал, как летом 1977 года выступал в Пистойе. В день его приезда организатору концерта разворотили разрывными пулями оба бедра. Это сделали коммунисты из так называемой Лиги активного действия . А организатором был - рабочий. Человек с "Унитой" не нашелся что ответить" [ 1830 ]. После окончания литературных семинаров 3 декабря, в 21.00, в зале Ateneo Veneto Благотворительного общества наук и искусств состоялся сольный концерт Галича. Свободных мест не было - люди сидели даже на полу и в проходах между рядами, а на улице стояли группы молодежи и слушали песни через репродуктор. [ 1831 ] Поэт Даниил Надеждин , за семь месяцев до этого эмигрировавший из СССР, в своих воспоминаниях о встречах на бьеннале с Иосифом Бродским кратко остановился и на концерте Галича: "В 9 вечера [4 декабря] мы пошли в зал "Атенеум Венета" на вечер Иосифа Бродского. Большой квадратный зал на 1-м этаже. Прекрасные росписи на потолке и стенах в стиле Тинторетто. 3 декабря в этом зале был вечер Галича. Попасть было очень трудно. У входа стояла толпа. Мы пробрались в зал, размахивая визами (наконец-то достигли места, где куда-то могут пустить, когда кричишь: "Я - русский!"), и весь концерт стояли. Галич сидел на высоком деревянном табурете, поставив ноги на его перекладину, сгорбившись на гитару, в хорошем костюме и блестящих штиблетах, в рубашке с расстегнутым воротом. Очень усталая улыбка, в самом начале он извинился, сказал, что простужен и что-то вроде: "Вы будете сидеть и ждать, когда я упаду с этой табуретки". Хлопали Галичу бурно, но когда он закончил, никто не просил его петь еще - может быть, потому, что было видно - он нездоров" [ 1832 ]. Сохранились перечень всех бардов, выступавших на этом бьеннале (Вольфа Бирмана, Карела Крыла, Александра Галича и Алексея Хвостенко), и, частично, сведения об их репертуаре [1833] . На то, что они неполны, указывает словосочетание "Alcuni titoli" ("Некоторые названия"), которое стоит перед каждым перечнем песен. Нас в этом перечне интересует только репертуар Александра Галича: "Recital Di Aleksandr Galic. Alcuni titoli: Ascoltando Bach, Cercatori d?oro, Isole felici, Vari modi di morire, Nuvole, Quando tornero" ("Слушая Баха", "Старательский вальсок", "Песня про острова", "Облака" и "Когда я вернусь"). Перед песней "Облака" в оригинале указано еще одно название - "Vari modi di morire", которое буквально переводится как "Различные виды умирания". Однако песни с таким названием у Галича нет. Из-за простуды Галич находился в плохой форме и после концерта сказал П. Акарьину, что скоро собирается в Париж - отлеживаться в постели. Однако его выступление прошло более чем успешно. Хотя Галич был сильно простужен, но все же нашел в себе силы прийти 5 декабря на небольшое заседание, посвященное защите прав человека. Как он узнал про него, сказать сложно, так как заседания не было объявлено в программе. Галич очень обижался, что его не пригласили, и попросил слова. По свидетельству очевидцев, говорил, как всегда, горячо и убедительно. Но и здесь, в Италии, несмотря на все видимые успехи, иногда возникал языковой барьер , причем при общении с коренным населением, а не с эмигрантами первых волн. "Я помню, он пел в изумительном зале Тинторетто в Венеции,- рассказывает Ефим Эткинд ,- а на другой день я завтракал с одной молодой женщиной, которая очень хорошо знает русский язык, но она иностранка, она меня спросила: "Хорошую песню одну я запомнила, только я не поняла, при чем там овцы?". Я говорю: "Какая песня, где овцы?" Она сказала: "Я не помню, я помню, что там еще про магазины". И тогда я вспомнил, сообразил, про овцы - это вот что: "А начальник все спьяну о Сталине, все хватает баранку рукой". Баранка - это она не понимала и считала, что это баран. А магазины, вы понимаете, что это: печки-лавочки. Вот печки-лавочки - это магазины. Вот такой уровень понимания" [ 1834 ]. Проведение фестиваля "Культура диссидентов" не на шутку встревожило советские власти. Еще 21 марта 1977 года, как только стало известно о подготовке бьеннале, ЦК КПСС направил обеспокоенное письмо руководству Итальянской компартии. А 27 сентября, когда проведение фестиваля стало неизбежной реальностью, секретариат ЦК разработал целый комплекс мер по его срыву, занимающий 14 страниц. В третьем пункте этой программы, например, говорилось, что "во Флоренции, по сообщениям газеты "Унита", организовывается дискуссия на тему о "диссидентстве" в странах Восточной Европы. В Риме планируется проведение т.н. "сахаровских слушаний" и т.п. Наиболее крупная манифестация подобного рода затевается в Венеции, в рамках международной выставки искусства ( Биеннале ). Здесь организовывается политическое мероприятие с участием "диссидентов" всех мастей из социалистических стран. В программе, принятой 16 сентября, предусматривается проведение выставки эмигрантской и другой враждебной социалистическим странам литературы, выставки художников- "диссидентов", проведение многочисленных симпозиумов и коллоквиумов с участием эмигрантского отребья и т.п." [ 1835 ].

Чем меньше времени оставалось до начала бьеннале, тем больше появлялось разгромных материалов по поводу его организаторов и предполагаемых участников - все они были написаны в духе статьи В. Ардатовского "Провокационная шумиха" (Известия, 11 октября 1977). А уж после окончания фестиваля такие публикации пошли просто косяком. Вот лишь один характерный пример: Обратимся хотя бы к тем материалам, которые были выпущены на орбиту информации в дни проведения в ноябре-декабре прошлого года скандального "биеннале несогласия". Разве не чистейшей акцией дезинформации, рассчитанной на элементарную неосведомленность публики, являются попытки организаторов биеннале преподнести в качестве виднейших представителей современной русской поэзии Иосифа Бродского и недавно умершего Галича . Надо, наверное, рассчитывать на абсолютную неосведомленность публики, если осмеливаешься (наподобие итальянского критика Сандро Скабелло) назвать этих двух отщепенцев "идолами советской молодежи". А попытки изобразить как зеркало современной русской литературы "Континент" - этот орган эмигрантов-пасквилянтов, издаваемый на деньги небезызвестного короля желтой прессы Акселя Шпрингера !.. [ 1836 ] А теперь - о неосуществленных планах. В интервью газете "Русская мысль" Галич говорил, что после сольного концерта на Венецианском бьеннале 3 декабря, собирается поехать в Германию и, может быть, даже в Австралию [ 1837 ]. Василий Бетаки вспоминает, что Галич планировал поставить в Париже грандиозный мюзикл по своей поэме "Вечерние прогулки": "Сам хотел в нем играть, собирался пригласить Шагиняна сорежиссером и актером на несколько ролей. Виктора Некрасова тоже, помня о его актерском прошлом. (Мне предназначалась роль черта.) Об этом будущем спектакле он не раз говорил, все собирался сесть за "сценарий" - не успел" [ 1838 ].

Также в конце 1977 года Галич пообещал Владимиру Максимову отдать в журнал "Континент" три новые песни о Климе Коломийцеве [ 1839 ] , но они так и не были опубликованы, и вообще неизвестно, успел ли их Галич записать. Если же не успел, то, скорее всего, песни не сохранились, поскольку на этот счет имеется свидетельство корреспондента "Русской мысли" Кирилла Померанцева: "Потом, после того, как уже стряслось, позвонил жене:

- Ангелина Николаевна, у Александра Аркадьевича остались неизданные стихи. Может быть, вы?

- Нет. Он никогда не записывал. Все ушло с ним." [ 1840 ] 10 апреля Галич написал послесловие к очередному сборнику своих стихов "Когда я вернусь", в который вошли произведения, написанные им с 1972 года. В этом послесловии Галич процитировал слова Сергея Эйзенштейна , адресованные его ученикам: "Каждый кадр вашего фильма вы должны снимать так, словно это самый последний кадр, который вы снимаете в жизни!" И добавил: "Не знаю, насколько справедлив этот завет для искусства кино, для поэзии - это закон" [ 1841 ]. Здесь же Галич сказал, что в глубине души надеется написать кое-что еще. И действительно, за то время, пока сборник находился в издательстве, он написал несколько новых стихотворений: "Сейчас жду выхода сборника "Когда вернусь" и уже жалею, так как за это время кое-что успел написать, что хотел бы включить, но поздно" [ 1842 ].

Книга вышла в издательстве "Посев" за неделю до смерти автора. На ее обложке изображен крест, который Галич сам выбрал для этого издания, еще не зная, что оно будет последним. Бетаки говорит, что был свидетелем, как Галич в своем рабочем кабинете на радио "Свобода" получил первый авторский экземпляр сборника из рук директора "Посева" Льва Papa , специально приехавшего с этой целью из Франкфурта [ 1843 ]. Однако другой знакомый Галича, Артур Вернер , утверждает, что во Франкфурт ездил именно он и что еще за два дня до своей кончины Галич этой книги не видел: "В последний раз мы с Галичем разговаривали по телефону за два дня до его смерти. В издательстве "Посев" только что вышла его книга Галича "Когда я вернусь" , и я, съездив во Франкфурт-на-Майне, взял не только сто экземпляров на раздачу советским людям, но и пятьдесят авторских экземпляров для Александра Аркадьевича.

- Ах, Арик! - сказал тогда Галич.- Я Вам завидую. Вы уже видели мою книгу, а я еще нет. Буду рад надписать ее для Вас и для Ваших клиентов". (По моей просьбе он всегда надписывал полсотни книг "моим" морякам, шоферам и другим приятелям, которые везли антисоветскую литературу во все уголки Советского Союза.)" [ 1844 ]. К счастью, сохранился автограф Галича на этой книге за 10 декабря 1977 года, адресованный Владимиру и Татьяне Максимовым, из которого следует, что автор все же застал выход своей книги: "Дорогим моим Танюше и Володе! Эта книжечка написана в ту пору, когда мы уже были вместе,- стало быть, спасибо и вам за нее. Александр Галич. 10/XII 77. Париж" [ 1845 ]. Да и в редакционном некрологе журнала "Посев" было сказано про сборник "Когда я вернусь", что "за пять дней до смерти Александру Аркадьевичу передали первые его экземпляры" [ 1846 ]. В конце 1977 года вышло в свет еще одно издание со стихами Галича. Весной издательство "ИМКА-Пресс" подготовило к печати четырехтомник "Песни русских бардов" , в который вошло 115 его стихотворений. Объявление о начале подписки извещало, что к этому собранию прилагаются "три серии по 10 часовых магнитофонных кассет каждая" и что сама подписка действительна до 1 сентября 1977 года [ 1847 ].

О реакции Галича рассказал сотрудник "ИМКА-Пресс" Владимир Аллой , на следующий год ставший директором издательства: "Наезжавший в Париж Володя Высоцкий очень радовался выходу Собрания - впервые и наиболее полно (более четырехсот песен) представившего его творчество. Ликовал и Александр Аркадьевич, после неудачи с посевовским диском потерявший надежду увидеть все свои песни изданными. Он сам выверял тексты (непоправимо уродуя верстку, поскольку вносил поправки гигантским фломастером), прослушивал записи, рассказывая при этом массу сопутствующих баек и веселясь, как ребенок" [ 1848 ]. Казалось бы, одна удача следует за другой, но именно на этом взлете все внезапно оборвалось.

Ссылки: