Под началом Духова (В. Жучихин)

Я познакомился с Николаем Леонидовичем Духовым в марте 1948 года в КБ-11 . Я уже к этому времени проработал там год без месяца. Он был назначен к нам руководителем сектора. Николай Леонидович был, если можно так сказать, вхожий в коллектив человек. Он быстро со всеми перезнакомился с большим для него, как нам казалось, удовольствием. Мы ему отвечали тем же. Если сказать, что он попал на должность, в специфике которой хорошо разбирался, то это неправда. Он до этого занимался механикой, в основном разработкой танков, а тут на тебе - ядерные заряды, в которых он, прямо скажем, разбирался неважно. Что поразило не только меня, но и всех нас, - что он не кинулся сразу разузнать, что такое атомная бомба, как она построена, из чего она состоит, какие особенности, габариты и т. д.

Он не этим сразу занялся, а обратил внимание на общетехнический отдел . И, надо сказать, нашел здесь массу недостатков в организации работы. Отдел должен был вести и учет, и хранение, и все формальности по сохранению и размножению, передвижению технической документации, которую разрабатывал конструкторский отдел. Это было первое, на что он обратил внимание, что надо было совершенствовать.

Затем он потихоньку начал, да нет не потихоньку, а быстро, быстро начал разузнавать, что, почем, как и к чему. Он не только к себе приглашал, но и мы к нему наведывались и с удовольствием ему рассказывали о тех хитростях, которые мы успели за год освоить, разобраться, что такое атомная бомба, из чего она состоит, как она делается. Мы ему рассказали. Он спросил:

- А откуда взялись размеры ядерного заряда? Мы ему сказали, что это устройство несколько заимствовано от американской атомной бомбы, которую испытывали в Штатах, а потом дважды сбросили в Японии. И решили сделать подобную, поскольку, видимо, разведданные попали в наши руки. Мы позаимствовали принцип устройства у американцев, но конструктивное оформление всех узлов и деталей было абсолютно не похоже на американское.

- А как все-таки выбрали размеры? Мы сказали, что не знали, какие размеры у американцев, но видели в журнале фотографию, где эту бомбу подвешивали под самолетом Б-29 , а такой самолет у нас был. Два самолета было захвачено в Корее во время войны, и мы их хорошо знали. Потом их скопировали в КБ Туполева и выпустили точно такие по указанию Сталина без изменений. Такие самолеты назывались Ту-4 вместо Б-29. В этом самолете замерили размеры бомболюка, длину его и диаметр, получились габариты атомной бомбы. По нормам бомбостроения длина должна быть примерно в 3,5-4 раза больше, чем диаметр, а у нас этого не получалось, потому что диаметр 1,5 метра, а длина 3 метра 20 сантиметров всего- навсего, то есть коротенькая бомба получалась. Она при этом в полете неустойчива. Наши специалисты сумели-таки создать конструкцию, которая была при таких формах очень устойчивой. К созданию этой конструкции, этой формы Николай Леонидович приложил большие усилия и проявил большой интерес. Мы поражались, как это - танкист и вдруг переключился на боеприпасы и начал в них неплохо разбираться. Видимо, все-таки он и дома учился сам, самоучкой осваивал интересные для него предметы, ну и, конечно, много выспрашивал у всех товарищей, которые уже преуспели на этих работах.

С ним было очень интересно разговаривать. Он очень любил шуткой разрядить обстановку так, что нескучно становилось обсуждать серьезные тяжелые вопросы. В августе 1949 года предстояло испытание первого образца, не бомбы, а одного заряда. Баллистический корпус испытывался в Крыму, там был 71-й полигон под Керчью - Багерово, это деревенька, рядом с которой был расположен аэродром. Там поначалу испытывались на летных испытаниях наши разработки. Испытывать первый образец бомбы с ядерным зарядом бросанием с самолета, хотя возможности были такие, не решились, Курчатов не решился, да и Сталин сказал:

- Нечего, вдруг промажете, не туда полетит она и набедокурит, и не зарегистрируете ничего. Давайте сначала испытывать так, как испытывали американцы - на башне. Так и решили. Для испытания на башне баллистический корпус не нужен, поэтому испытывали один заряд. Духов руководил сборкой этого заряда. Небольшую группу возглавлял Д.А. Фишман , у него было три помощника - Рыбин , Сбоев и Волгин . Четвертый - Фишман, а пятый - Духов. Вот они-то и осуществляли окончательную сборку фактически ядерной бомбы. Сам-то заряд собирался на другой площадке, в 10 км от места взрыва, группой А. Я. Мальского , который был тогда директором завода N 2 . На заводе детали взрывчатого вещества изготовлялись, его работники занимались сборкой и привозили заряд на полигон в разобранном виде, подетально. Как сейчас помню, на четырех самолетах привезли сразу пять комплектов деталей на пять зарядов и здесь собирали. Собранный заряд доставляли в здание, в котором окончательная сборка заключалась в том, чтобы в его центр уложить плутониевый заряд вместе с нейтронным запалом. Потом надо все это собрать и закрыть. Вот этой операцией и занимался Духов. Он руководил этой четверкой с Фишманом. Надо сказать, что он не "руководил" - не прятался никуда и сам, как слесарь, выполнял все эти работы и по ходу контролировал качество всей работы. Мне пришлось присутствовать во время сборочных работ, и я с таким и удивлением, и радостью, и гордостью за Николая Леонидовича наблюдал за ним - это действительно работяга! Не просто конструктор-белоручка, а сильный, настоящий работяга. Видимо, разработка танков заставила его проверять каждую гаечку, каждый винтик и каждый болтик, эта привычка перешла и сюда. Такая система контроля у нас очень необходима была, и НЛ (Н. Л. Духов) этим качеством обладал в полной мере. Эта первая наша работа прошла успешно, и мощность взрыва первого ядерного заряда была несколько больше, процентов на 30-40, чем у американцев. Как потом мы выяснили, большая мощность у нас обеспечивалась тем, что у нас размеры основного заряда были несколько больше, чем у американцев, то есть мощность взрыва, отжатие плутония получалось выше. Это во-первых. А во-вторых, у нас качество сборки и качество работы деталей были лучше намного, чем у американцев.

Потом, много лет спустя, американцы приезжали к нам, когда все рассекречивать начали, и удивлялись, почему у них такая плохая бомба сработала. Удивлялись тому, насколько хорошо - культурно, чисто, насколько точно разработана, изготовлена и испытана эта бомба у нас.

В процессе разработки первого ядерного заряда у нас родились идеи создать более мощный и конструктивно лучший ядерный заряд, чем подобие американского. А нам тогда запретили это делать. Была поговорка такая, что лучшее - враг хорошего.

Духов между нами говорил: - Вот заставляют все-таки нас не очень хорошую конструкцию испытывать. Ну так что, надо, сам Хозяин (Сталин. - Ред.) велел. Потом мы с Н. Л. все-таки стали разрабатывать уже усовершенствованную конструкцию своей собственной разработки - ядерный заряд. Духов с большим рвением, страстью поддержал наши предложения и разработки, сам непосредственно участвовал в решении сложнейших конструктивных вопросов. Во время совещания у нас всегда шел деловой разговор, кто хотел - выступал, все высказывали свои предложения, а потом он подводил итоги. Такая система обсуждения разработок и наметка планов на дальнейшее нам очень импонировала. Духов пришелся нам по душе.

У нас коллектив подбирался самоотверженный. Большинство наших сотрудников были участниками Великой Отечественной войны, и многие ходили в шинелях, нечего было надеть. В душе у каждого человека был большой патриотический подъем, настрой - не считаясь ни с чем, работать и не только просто работать, работать с большими успехами и внедрением новшеств. И такое рвение в работе было что у Духова, что у всего нашего коллектива. Духов поэтому влился в коллектив очень кстати.

Вторую, собственную конструкцию атомной бомбы разработали быстро и довольно удачно. В сентябре 1951 года эта конструкция была испытана тоже на башне. При той же закладке активного материала, то есть плутония, она выдала мощность в два раза большую, чем первая. Причем вес этой бомбы был почти в два раза меньше, и по габаритам тоже процентов на тридцать меньше (по диаметру). Отношение длины к диаметру получилось больше, то есть бомба для полета становилась более устойчивой...

Когда Сталину показывали хромированный шарик из плутония, как рассказывал Харитон , он посмотрел и спросил:

- А что вы мне показываете? Плутоний? Или это, наверное, какая-нибудь железка хромированная? Ему ответили:

- Потрогайте, он теплый!

- Да, действительно, теплый, - удостоверился Сталин.

- А сколько вы сделали? Ему говорят, что сделали одну штуку только. В 1949 году в "Сороковке" ( Челябинск-40 ) сделали только одну деталь. А Сталин говорит:

- Нельзя ли пополам разделить? Сделать два таких заряда? Не одну бомбу, а две? Ему объяснили, что этого делать нельзя, потому что нужна критическая масса. Если разделим, то сжатием можем критическую массу не получить и взрыва может и не быть.

В 1951 году родилась идея - а давайте мы половину очень дефицитного плутония заменим на уран-235. Это дешевле, и такого материала больше. Так и сделали. Вторая бомба была с активным материалом, состоящим из плутония и урана. Проводили испытания сбрасыванием бомбы с самолета. Получилось превосходно. И бомба сработала, и в цель попала, и мощность получилась такая же, как при первом взрыве. Это был колоссальнейший успех, большой шаг вперед в деле совершенствования конструкций ядерных устройств. В 1951 году, после второго испытания на башне на Семипалатинском полигоне,

Курчатов собрал всех участников испытания и объявил о том, что надо такую силищу использовать в народнохозяйственных целях . У нас очень много задач, когда горы нужно ломать, воронки делать и т. д. Но как решить, когда размер ядерного устройства большой?! Надо разрабатывать и искать принципы разработки зарядов меньшего размера, меньшего диаметра.

В этом направлении дальше пошли разработки. Была разработана РДС-4 , которая в два раза меньше по диаметру была, чем первая атомная бомба, то есть это был большущий шаг вперед. Испытали ее в 1953 году.

Одновременно разрабатывалась и водородная бомба . Разрабатывала группа Тамма, куда входил Сахаров , который предложил конструкцию, вариант, который мы потом и осуществили. Духов со своим коллективом разработал эту конструкцию при нашем газодинамическом исследовании. Целью исследования было определить, достигается ли нужная величина сжатия при взрыве активного материала. Этими задачами приходилось заниматься моей группе. Симметрией занималась группа А.Д. Захаренкова . По данным Захаренкова и моим определялась достаточность отработки разработанных деталей ядерных устройств. Николай Леонидович очень много внимания уделял нашим разработкам. В 1951 году, когда мы новый вариант ( РДС-4 ) испытывали, привезли заряды в Семипалатинск, долго разгружали. Разгрузку закончили в три часа ночи. Пришли в столовую, там ничего нет, а мы с утра не ели. Кто-то из шоферов предложил поехать в ночной ресторан. Поехали во главе с Г. П. Ломинским . Нас было человек десять: Ломинский, Цырков, Пронин, я и другие. Поужинали мы там, только вышли оттуда, нас арестовали кагэбисты. Нас таскали везде. Духов тогда, видно, испугался, а главные - Щелкин с Курчатовым - в Москве были.

Мы были одни, нас донимали в семипалатинском КГБ "солдаты Берии" во главе с полковником Мешиком , которого вместе с Берией расстреляли в 1953 году, тогда он был начальником режима нашего ПГУ . С ним было два генерала, один - из Москвы - от Берии, другой - местный, семипалатинский. Духов переживал страшно. Мы к нему приходили:

- Николай Леонидович, плюньте вы. Игорь Васильевич приедет, разберется, все будет нормально!

- Да как же, черти такие-сякие, они жаждут крови нашей! - волновался он. Причем в гостинице боялся разговаривать, для разговора мы уходили на берег Иртыша. Там осматривались кругом. Если никого нет, то обменивались мнениями.

Когда приехал Курчатов , мы ему рассказали о наших мытарствах. Он вызвал Мешика и спросил:

- Мишка (он так его звал), твои лоботрясы могут за них сделать дело? -

- Нет, Игорь Васильевич!

- Тогда вот что, отстань от них, и я не слышал, чтобы они на тебя жаловались!

И все. И мы воспряли духом. И Духов тоже. Тогда я понял, что он не может перед высшим начальством встать грудью.

Он был большой любитель коллекционировать фотоаппараты. Однажды, когда он болел и нужно было срочно подписать какой-то документ, я к нему пришел домой. Мы все быстро решили эти вопросы, которые нужно было, и он предложил: - Погляди мои коллекции! И я глянул на его фотоаппараты. Сколько у него, я не знаю, наверное, 30-40 фотоаппаратов было! Весь шкаф заставлен. Каких только фотоаппаратов нет! Со всего мира!

- Хоть ваша работа этими фотоаппаратами есть?

- Да, нет, - говорит, - я не люблю снимать.

Когда я стал заместителем начальника отдела, у меня были с ним связи значительно большие. Решали мы с ним вопросы всегда быстро и на высоком уровне. Когда у нас появилось много заказчиков на разработку ядерных зарядов, особенно для морского флота, нужно стало часто общаться с заказчиками.

Ездить к нам в Арзамас-16 было сложно, режим был строгим, и далеко не каждого пускали. Поэтому было решено сделать филиал КБ-11 в Москве, назвав его КБ-25 . Главным конструктором и руководителем назначили Духова. Он с собой взял Бриша Аркадия Адамовича и Зуевского Владимира Александровича с тем, чтобы один занимался разработкой зарядов, а второй - разработкой аппаратуры, как у нас было заведено. Ну и еще ряд сотрудников, в основном - конструкторов. Мне предлагали, но я наотрез отказался. Я сам москвич, но очень рад, что оттуда "эвакуировался", и обратно не хочу.

Поскольку заряды разрабатывались у нас, связь у них с нами не терялась, общались постоянно. Мне, когда стал заместителем начальника отдела Негина , который с Харитоном был постоянно в разъездах, приходилось исполнять все текущие дела. Поэтому приходилось очень часто ездить в КБ-25 к Духову и там решать вопросы компоновки зарядов нашей разработки в носителях, которые они разрабатывали...

Николай Леонидович никогда не кричал. Правда, иногда срывался, но это редко. Его выводили из себя только сногсшибательные безобразия, тогда гневался очень. А потом быстро отходил, и как будто ничего и не было, а потом просил прощения: "Ребята, извините!" С подчиненными он очень хорошо обращался, причем чем подчиненный умнее, дисциплинированнее, исполнительнее, тем к нему отношение было лучше. И всегда он скажет: - Слушай, попроси вот этого... - фамилию назовет, - он мужик работящий, сделает все как надо. Он знал, кто что может и как может.

Он прекрасно знал особенно тех, кто занимался сборкой, конструкторов всех знал до тонкостей, кто на что способен. У него неспособных, бестолковых не было, потому что отбор в наш коллектив он проводил очень жесткий.

Ошибки все же были. Мало ли какие ошибки бывают, ошибки бывают случайные, ошибки бывают - просто не додумался, не доработался. Вот тут Духов срывался и ругал здорово: - Как так можно пускать в дело, не обдумав как следует, не побеседовав ни с кем, не доложив никому? Пустил в дело, как так можно?! Но и разгромные разговоры эти заканчивались всегда миром и улыбками, какими-нибудь веселыми анекдотами. На него обид никогда ни у кого не было. Никогда. В этом смысле он человек был прекрасный.

И вот я узнаю, что Духов заболел. У него обнаружили рак крови. Принимали всевозможные меры, обращались и в кремлевскую больницу, приезжали великие специалисты по этим делам, но ничего не могли сделать. Рано он ушел, можно сказать, в расцвете сил, от нас. Как рассказывали ребята, так не хотелось ему умирать, а он понимал, что ему жить больше не предстоит, и он с такой горечью прощался со всеми. Получилось так, что наши начинатели - Щелкин , Духов , Зернов - они друг за другом лежат на Новодевичьем кладбище. Первым от входа с левой стороны - Щелкин, на могиле трехгранная перевернутая пирамида, означающая, что этой ракетой КИ пронзает землю. И слова: "Ученый, труженик, солдат". Второй - Духов. А затем не стало и П. М. Зернова, первого директора КБ-11. Я таких людей, как Духов, очень мало встречал.

В. ЖУЧИХИН

Ссылки: