Стогов Иван Дмитриевич (Отец Стогова Э.И., 1766-1852)

Отец мой был совершенно нравственный человек, всю жизнь не знал вкуса в водке и вине, не дотрогивался до карт, был до крайности богомолен, посты соблюдал до аскетизма; все знали его как честнейшего и совершенно бескорыстного человека.

Воспитание миновало его, церковную печать он читал свободно, ну, а гражданскую - не очень быстро, да и считал греховным читать гражданскую книгу, писал тоже по старинке, например: инператор и тому подобное. Написать письмо ему нужно было не менее двух, трех черновых и чтобы во всем доме была ненарушимая тишина; помню, когда делал конверт, и тогда никто не смел пройти по соседней комнате. Нрава был серьезного, улыбка была редкою гостьей, и тогда непривыкшее лицо делало какую-то страдальческую гримасу. В опасных случаях был крайне смел, должно быть, был храбр. Характера был чрезвычайно вспыльчивого, над зависящими от него был неумолимо строг, даже жесток, перед людьми, на вершок выше его стоящими в иерархии, - уничижался до последней степени - клал земные поклоны, - таково было время его юности. Родился он в 1766 или 1767 году, умер в 1852 году. Будучи в отставке, до старости служил по выборам: городничим, судьею, казначеем, и помню, раз был содержателем соляных магазинов. Верил отец, не рассуждая: молитва, пост, все постановления церкви - исполнял неотступно, строго, но верил в колдовство и в постоянную деятельность чорта; надеть жилет, галстух, сапоги не перекрестясь он не решился бы, но исполнив все по своему убеждению, он уже ничего не боялся.

Из многих случаев могу рассказать один. В Можайске , за московской заставой, по левую сторону большой дороги, было кладбище колдунов , которых хоронили не иначе, как забивая большой осиновый кол в спину покойнику. Этого кладбища очень боялись ночью.

Раз были у нас гости, заговорили о злых проделках колдунов, и среди страшных рассказов, когда всех пронимала дрожь, кто-то сказал, что едва ли найдется смельчак ночью сходить на кладбище. "Разве сумасшедший решится на такую штуку, - говорили присутствующие. "С молитвой можно сходить, - отвечал отец. Ему предложили пари. Отец, помолясь, отправился один. Его упрашивали вернуться, мать плакала, но отец вернулся со щепкою, срезанною с одного осинового кола. На другой день приложили щепку к колу и убедились, что отец, действительно, был на кладбище.

Он был бессменным ординарцем Суворова , который за молодость звал его - Мильга; [а кончил службу] у Потемкина , был при его кончине. Прослужив 18 лет, вышел в отставку подпоручиком; медалей у него было много: и осьмиугольные, и круглые, и эллипсом. Рассказывал отец много. Дисциплина тогда была строгая; ездивши с Потемкиным в карете, должен был стоять навытяжку во весь путь.

Отец был замечателен тем, что к нему не приставала чума , а поэтому он часто был начальником чумных лазаретов.

- Я, братец мой, ел с ними, спал на их кроватях.

- Как же вы, батюшка, не боялись?

- А молитва, братец, от всего сохранит, бывало - все в дегтю, а я не пачкался.

- Батюшка, при вас брали Одесс ?

- Эх, братец, какой Одесс, мы брали Хаджи-бей . Мы с Дерибасом тихо подошли перед зарей, так тихо, что колесы у пушек были обмотаны соломой, тесаки обмотаны паклей. Пришли и стоим, никто и шепотом не говорил. Только стало всходить солнце, смотрим: крепость тихо поднялась на воздух, покачалась, покачалась, да и развалилась надвое. После мы и строили Одесс.

Мой отец очень любил рассказывать о старине. Певал он принятые тогда в армии припевы, например, большой припев при ограждении лагеря рогатками, расходясь спать по палаткам, и много припевов. Зачем я не записал? - Не думал, что "Русская Старина" потребует моих воспоминаний. Помнил отец мой весь артикул того времени. Раз, развеселившись, отец захотел показать мне кой-что из артикула.

Я скомандовал:

- налево, кругом!

- Не так, братец, направо, кругом, - ружье к ноге, ружье перед себя, перемени руки, правую ногу вперед, ногу на место, левую ногу вперед - всякое движение с приговором. Чтобы сделать направо кругом - я насчитал до 18-ти темпов! настоящий танец;

вместо марш командовалось ступай. Что за удивительный народ был тогда! Отец рассказывал, что они с Суворовым зимою формировались в Полтаве , им много привели рекрут, отец имел капральство . Был отдан приказ - девятерых забей, а десятого выучи.

- Ко мне в капральство попали два из духовного звания; здоровяки, молодые. Они всегда держали нагнувши голову так, что бороды касались груди; что я ни делал и как ни наказывал - не помогало. Я сделал завостренные лучинки и каждому по две лучинки одним концом упер в грудь, а острыми концами подставил по сторонам бороды. Что же ты думаешь, лучинки прокололи в рот, а бороды уперлись в грудь!

- Батюшка, вы видели, как кончался Потемкин?

- Я, братец, стоял в ногах.

- Не помните ли, что он говорил?

- Он сказал: доктор, спаси меня, я полцарства дам тебе (что это - пародия Шекспира?). Доктор поднес ему образ и сказал:

- вот твое спасение.

Потемкин крепко прижал образ и скончался. Четыре раза гостивши у меня в Киеве, много рассказывал отец; рассказы весьма любопытные для современников, но не записал - жалею.

Отец мой был другого характера, чем мать он был до конца жизни суворовский сослуживец, ростом 2 аршина 7 вершков (173 см.), сложения сухощавого, мускулистый и замечательно силен и необыкновенно перенослив в физических трудах; до конца жизни держался прямо; вспыльчив, в доме и даже между близкими родными - властитель; мне говорили, что он никогда не сказал лжи. Старшим по службе, богатым по состоянию не только не кланялся, унижаясь, но был крайне подозрителен, как говорится - был щекотлив, малейшее чванство осаживал, несмотря на лицо. Я много слышал о прямоте и гордости отца; чтобы не забыть, расскажу характерный случай, который и подтвердил мне отец. В Можайске отец мой служил судьею по выборам .

Вздумал объехать Московскую губернию главнокомандующий Москвы князь Голицын , известный барич, пропитанный парижским воспитанием; посетил со свитою можайский уездный суд; конечно, он не ревизовал дел; обратясь к моему отцу, спросил, отчего видит мало служащих?

-Отец отвечал, что канцелярские приходят на службу по очереди.

- Для чего так?

- Для того, что у двоих одни сапоги, да и у многих один сюртук на двух.

- Какая же тому причина?

- Жалованья три рубля в месяц, трудно одеваться.

Отцу показалось, что князь внимательно смотрит на судейское просиженное кресло, которое, вероятно, стоит тут с учреждения суда; гордому отцу подумалось, не подозревает ли князь в обычных взятках судью, отец не выдержал:

- Вы, князь, внимательно смотрите на мое кресло, я приглашаю вас сесть и уверяю - не замараетесь, князь: на этом кресле я сижу!

Князь, конечно, был удивлен, слыша непривычный для него язык.

- Для чего вы мне это говорите?

- А для того, чтобы сказать, что есть честные люди и на кресле судьи! Еще прошу, можете сесть и не замараетесь. Князь скоро ушел, думая, что отец мой сумасшедший, но после узнал, что с ним говорил честнейший, хотя и бедный человек. После князь судье и канцелярии прислал денежное награждение.

Отец мой не очень любил читать гражданскую печать, но зато в церковных книгах был великий знаток. Он писал: "Iнператор, Iван, пiсмо, пiсал, чiсло? и проч.; своей орфографии был постоянно верен, был очень богомолен и строго соблюдал посты. Хорошо помню, как приезжал к нам игумен Колоцкого монастыря упрашивать отца, помочь отправить всенощную по уставу Феодору Тирону , - кажется, бывает постом.

Помню, как отец с книгою переходил с клироса на клирос и звонким тенором что-то читал, и клиросы подхватывали; отец во всю службу командовал в церкви, и его слушались. Далее см. Отец женился

Ссылки: