 |
Консолидация сил пролетарской литературы, вступление Маяковского в РАПП, 1930
Всю глубину провала "Бани" в Ленинграде Маяковский осознал, когда на следующий день после открытия выставки "20 лет работы" до него дошли слухи, что всего после нескольких спектаклей "Баню" намереваются снять с репертуара. Он хотел поехать туда, но не мог оставить выставку, и вместо него поехала Лили . Тревога оказалась ложной, запрещать спектакль никто не собирался, хотя "публика не ходит и газеты ругают". Некоторые цензурные купюры были, однако, сделаны, о чем Лили упомянула в дневнике 3 февраля, в частности реплику "я туда по партийному билету пройду" заменили на "по трамвайному". Ситуация в Ленинграде была более или менее под контролем, но в день отъезда Лили Маяковский в Москве сделал шаг, который, подобно разрыву бомбы, поверг в шок как друзей, так и врагов: 3 февраля он написал заявление с просьбой принять его в РАПП .
Еще в 1923 году Леф объединился с МАППом (московским отделением РААП ), главным образом по тактическим причинам: несмотря на различие в эстетических вопросах, политические идеалы у них были общие, а лефовцам этот альянс в определенной степени помогал избавиться от клейма "попутчиков".
И вот Маяковский вступает в РАПП - организацию, на протяжении лет использовавшую свои более или менее интеллектуальные ресурсы для агрессивных атак на "попутчика" Маяковского и эстетику, которую он проповедовал: "Леф нельзя реформировать - его надо уничтожить";
"Октябрь не раз привлекал внимание Маяковского <...> но во всех этих произведениях Маяковский был далек от понимания Октября, его содержания, его сущности"; "Безвкусным, опустошенным и утомительным выходит мир из- под пера Маяковского". И так далее.
Зачем он это сделал? Одним из объяснений, несомненно, может служить чувство изолированности, которое охватило Маяковского после того, как "свои" - рефовцы - его оставили. Но это послужило лишь последней каплей.
Решение созревало долго и не было совсем уж нелогичным для человека, объявившего осенью 1929 года "примат цели и над содержанием и над формой" и выразившего свою солидарность "по большинству вопросов" с РАППом, на чьи пролетарские кадры "опирается будущая советская литература".
И все же решение мотивировалось в первую очередь не внутренними убеждениями, а было результатом внешнего давления. 4 декабря "Правда" опубликовала передовицу под заголовком "За консолидацию всех сил пролетарской литературы", в которой РАПП объявлялся орудием партии в области литературы. Статью, которая имела характер директивы, перепечатал ряд литературных журналов, а 31 января 1930 года была опубликована еще одна передовица на ту же тему со следующей грозной формулировкой: "Напряженность ситуации заставляет сделать выбор: либо окончательно перейти в лагерь честных союзников пролетариата, либо быть отброшенными в ряды буржуазных писателей..."
То, что именно аргументы "Правды" заставили Маяковского вступить в РАПП, доказывает первая фраза его заявления, напрямую отсылавшая к первой передовице:
"В осуществление консолидации всех сил пролетарской литературы прошу принять меня в РАПП".
Это был старый большевистский прием - сославшись на "напряженность ситуации" и "внешнюю угрозу", вынудить граждан занять позицию "за" или "против", и кампания консолидации 1929-1930 годов была прямым отзвуком призыва, с которым партия обращалась к интеллигенции осенью 1918-го: "<... > в такое время, какое мы сейчас переживаем, нейтральность невозможна. <...> Школа не может быть нейтральной, искусство не может быть нейтральным, литература не может быть нейтральной. <... > Товарищи, выбора нет. <... > И я бы советовал вам, вместо того, чтобы спасаться под дырявым зонтиком нейтральности, идти под родную Российскую кровлю, идти к рабочему классу" (см. "Комфут" ).
Но была разница: в то время как ситуация 1918 года характеризовалась реальными противоречиями между сторонниками и противниками большевистской революции, "напряженность", царившая сейчас, являлась результатом интенсивной пропаганды в советской печати, предупреждавшей о скором нападении на Советский Союз со стороны "мировой буржуазии", что в свою очередь повлечет за собой обострение "классовой борьбы" внутри страны. В своем заявлении Маяковский утверждал, что полностью разделяет линию партии в литературно-политических вопросах, какой она представлена РАППом; что касается "художественно-методологических разногласий", то их можно решить "с пользой для пролетарской литературы в пределах ассоциации". Кроме того, он считал, что "все активные рефовцы" должны сделать такой же вывод и вступить в РАПП. Через три дня заявление Маяковского получило единодушное одобрение, и 8 февраля на конференции МАППа он объявил о том, что стал членом РАППа, поскольку это дает ему "возможность переключить зарядку на работу в организации массового порядка", и отметил, что "путь массовой работы влечет за собой изменение всех методов поэтической работы".
Через несколько дней подали заявления и были приняты в РАПП два других писателя - конструктивисты Эдуард Багрицкий и Владимир Луговской .
Но рефовцы не прислушались к призыву Маяковского. Осип, изначально намеревавшийся составить Маяковскому компанию, теперь воздерживался, а остальные рефовцы, по словам Лили, после вступления Маяковского в РАПП пребывали "в дтанике".
Помимо самой сути вопроса, Маяковский опять, так же как в 1928 году, привел друзей и соратников в замешательство неожиданным поступком, не посоветовавшись с ними предварительно!
"Нам казалось это недемократичным, самовольным, - вспоминал Асеев , - по правде сказать, мы сочли себя как бы брошенными в лесу противоречий. Куда же идти? Что делать дальше? <... > Идти тоже в РАПП? Но ведь там недружелюбие и подозрительность к непролетарскому происхождению".
Наиболее непримиримо был настроен Семен Кирсанов , который, после того как Маяковский отказался поздороваться с ним, написал стихотворение "Цена руки", где по сути отказался от дружбы Маяковского:
"Пемзой грьзть!/ Бензином кисть облить, / чтобы все / его рукопожатья / со своей ладони / соскоблить".
Стихотворение было напечатано в "Комсомольской правде" в тот же день, когда один из лидеров рапповцев, молодой прозаик Александр Фадеев , в газетном интервью утверждал, что тот факт, что "в смысле своих политических взглядов [Маяковский] доказал свою близость пролетариату", не означает, что его приняли "со всем его теоретическим багажом... Мы будем принимать его в той мере, в какой он будет от этого багажа отказываться, - объяснил он, снисходительно добавив:
"Мы ему в этом поможем".
Если Маяковский думал, что, вступив в РАПП, автоматически станет "пролетарским писателем", то он ошибался, о чем четко заявила передовица в рапповском журнале "На литературном посту" . Менторский тон рапповцев объяснялся внезапным и непредвиденным поступком злейшего противника, давшим им повод почувствовать себя победителями - если для рефовцев решение Маяковского оказалось неожиданным, то в рядах рапповцев оно вызвало не меньшие переполох и растерянность. Что делать в сложившейся ситуации? Как поступить с таким гигантом, как Маяковский? Вместо того чтобы выбрать его в правление, что было бы естественно, они обращались с ним как с учеником - несмотря на то что лидеры РАППа были намного моложе Маяковского (председателю Леопольду Авербаху было, к примеру, всего двадцать шесть лет). Асеев вспоминал, как Маяковский "прислонясь к рампе на эстраде, хмуро взирал на пояснявшего ему условия его приема в РАПП, перекатывая из угла в угол рта папиросу".
Но как бы мрачно ни был настроен Маяковский, он понимал, что членство в РАППе требует пересмотра "всей системы [его] поэтических взглядов", чем он и обещал заняться. Обещание "переключить зарядку на работу в организации массового порядка" тоже воспринималось серьезно:
"Володя собирается взять на себя огромный кружок с 3-х заводов - учить писать стихи", - читаем мы запись от 8 февраля в дневнике Лили, а "через две недели он объявил об этом своем намерении публично. Но это была теория - ни один из проектов не реализовался. На практике Маяковский относился к своим идеям так же вяло, как РАПП к его "перевоспитанию".
"Он держался бодро и все убеждал и доказывал, что он прав и доволен своим вступлением в члены РАППа, - вспоминала Нора . "Но чувствовалось, что он стыдится этого, не уверен, правильно ли он поступил перед самим собой. И хоть он не сознается даже себе, но что приняли его в РАППе не так, как нужно и должно было принять Маяковского".
Ссылки: