Маяковский спектакль: "Баня"

"Баня" была своего рода продолжением "Клопа", но несла в себе более откровенную критику бюрократизации советского общества и нового привилегированного класса высокопоставленных чиновников с партбилетами.

Изобретатель Чудаков придумал машину времени, для которой нужно найти финансирование, однако товарища Победоносикова - главного начальника по управлению согласованием, главначпупса, - трудно убедить в необходимости проекта. Его интересуют только бумаги, заседания, резолюции, командировочные и подотчетные а также перспектива быть увековеченным на портретах, чтобы потомки могли изучать его величие. Спрятавшийся "за секретарей и бумажки".

Победоносиков представляет собой символ бездушного, необразованного, вульгарного властного бюрократа, который после революции "поднялся вверх по умственной, служебной и по квартирной лестнице". Однако, вопреки сопротивлению Победоносикова, машина времени приводится в действие, и из будущего появляется "фосфорическая женщина", чья задача - выбрать тех, кто сядет в "первый поезд времени", идущий к коммунизму. "Будущее примет всех, у кого найдется хотя бы одна черта, роднящая с коллективом коммуны, - радость работать, жажда жертвовать, неутомимость изобретать, выгода отдавать гордость человечностью. <...>. Летящее время сметет и срежет балласт, отягченный хламом, балласт опустошенных неверием".

Победоносиков и его секретарь Оптимистенко очень хотят отправиться в будущее, но их не берут. "Хорошо, хорошо, пускай попробуют, поплавают без вождя и без ветрил! - кричит он упрямо, но упрямство вскоре переходит в отчаяние. И он обращается к публике с риторическим вопросом, которым, собственно, и заканчивается пьеса:

- Что вы этим хотели сказать, - что я и вроде не нужны для коммунизма?!?"

Ни структурно, ни тематически "Баня" не содержит в себе ничего нового - все пьесы и поэмы Маяковского заканчиваются картиной будущего, положительной или отрицательной. Однако политический сигнал был четче, чем когда-либо. Пьеса названа "Баня", потому что "Баня" - моет (просто стирает) бюрократов". Так же однозначно Маяковский высказывался до этого лишь однажды - в наброске к "IV Интернационалу" , где кордон секретарей защищал самого Ленина (см. "Нэп и закручивание гаек" ). Когда

Маяковский 23 сентября прочитал "Баню" в театре Мейерхольда , тот сравнил ее с произведениями Мольера: "Это крупнейшее событие в истории русского театра, это величайшее событие <... > большое освобождение от традиции, но в то же время [Маяковский] так схватил приемы драматурга, что невольно вспоминается такой мастер, как Мольер. <...> Маяковский начинает собой новую эпоху. <...> Я с ужасом думаю, что мне в качестве режиссера придется коснуться этой вещи. Мы всегда насилуем тех драматургов, пьесы которых мы ставим, мы иногда поправляем что-то, иногда переделываем. В этой вещи ничего переделать нельзя, настолько органично она создана."

Но если Мейерходьд и другие театральные люди, например муж Норы Яншин , горели энтузиазмом, то публика осталась совершенно равнодушной. До премьеры пьесы в театре Мейерхольда в Москве она была поставлена в Ленинграде.

"Публика встречала пьесу с убийственной холодностью, - вспоминал Михаил Зощенко , - я не помню ни одного взрыва смеха. Не было даже ни одного хлопка после двух первых актов. Более тяжелого провала мне не приходилось видеть". Пресса была столь же беспощадна, как и публика: "Баня" бьет - или лучше сказать, хочет бить - по бюрократизму, - писала "Красная газета", - но острая и жгучая тема <...> трактована статически, крайне поверхностно и односторонне. <...> Спектакль неинтересен настолько, что писать о нем трудно: зритель остается эмоционально не заряженным и с холодным равнодушием следит за действием, самый ход которого местами не ясен". Тема варьировалась в других газетах: публике скучно, а критика бюрократизма - "примитивна".

Хотя многие критики относились к Маяковскому заведомо отрицательно, нельзя не признать, что во многом их замечания были справедливы. Пьесе действительно не хватает действия, персонажи клишированы, реплики и шутки порой натянуты. Но, несмотря на определенные формальные недостатки, не подлежит сомнению, что идейное содержание дошло до тех, для кого "Баню натопили: цензура задержала пьесу на два с половиной месяца и разрешила постановку только после того, как Маяковский смягчил особо критические моменты. Если многое и удалось оставить, то лишь благодаря особому положению, на котором все еще числился Маяковский, - ведь уже запретили пьесы Николая Эрдмана и Михаила Булгакoва и положение Маяковского стремительно ухудшалось.

В декабре 1929 г. на обсуждении спектакля "Баня" в рабочем клубе "Пролетарий" публика передавала Маяковскому записки с вопросами. Некоторые из них были опубликованы в журнале "Советский театр" вместе с карикатурами на людей, их задающих.

- Как по вашему тов. Маяковский, доступны ли пониманию ваши пьесы рабочему?

- Остроты натянутые, непонятны. Кто это Микель Анжело? - объясните. Вы пишете для интеллигенции.

- Товарищ! Мне не нравится Ваша пьеса, а нравитесь Вы сами. Люблю Вас давно. Варламова Вера.

- Товарищи, довольно нам забивать головы, они у нас и так уже забиты. Мое мнение - прикончите все ваши сказки.

Ссылки: