Вавилов Н.И. - патриот советской страны

При оценке деятельности Н.И.Вавилова не следует затемнять то важное обстоятельство, что, одобрив революцию и поставив себя на службу ей, он, в соответствии с социальным заказом, с требованиями новой власти, направил основные усилия на всемерное развитие прикладных направлений, развитие науки, обращенной "лицом к практике". Сознательное следование предопределенным сверху заданиям не могло, конечно, не сочетаться у Вавилова с бессознательной, врожденной тягой к полезной деятельности, к все более широкому развитию его собственного ВАВИЛОВСКОГО дела, крепко поставленного на ноги и добротно управляемого. Будучи вовлеченным в процесс упрочения новой власти, интегрируя себя в высшие уровни этой власти, Вавилов не просто пассивно воспринял все механизмы ее упрочения, но и невольно воспроизводил эти механизмы в своей сфере, в создании собственной школы.

Была еще одна сторона его деятельности, которая вытекала из убежденной приверженности идеалам революции. Он постоянно, страстно, как он это умел делать, подчеркивал, что революция привела к созданию в советской стране наилучшей системы общественного устройства. Он с восторгом воспринял и коллективизацию сельского хозяйства, спорил с родными и близкими, сомневавшимися в правильности перехода к поголовному и беспрекословному объединению крестьян в коллективные хозяйства. В конце апреля 1929 года Н.И. Вавилов и Н.М. Тулайков выступили на XVI Всесоюзной конференции ВКП(б). Оба оратора приветствовали социальные реформы в стране. "Правда" посвятила их выступлению большой материал, подав его под следующей шапкой, напечатанной крупным шрифтом:

XVI Всесоюзная Конференция ВКП (б) . Выступления академика Вавилова и профессора Тулайкова, "ОНИ ПРИШЛИ ЗАЯВИТЬ О полной готовности НАУЧНЫХ РАБОТНИКОВ ВСЕМЕРНО СОДЕЙСТВОВАТЬ РЕКОНСТРУКЦИИ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА НА НОВЫХ НАЧАЛАХ! 3_19 " Ниже подробно излагались оба выступления, в которых два ученых якобы от лица всех коллег одобряли создание кооперативных хозяйств и выдвигали в связи с этим новые задачи перед биологической и сельскохозяйственной науками. Н.И. Вавилов, в частности, говорил: "У нас есть агрономическая наука, но те огромные задачи, которые выдвигают партия и жизнь, требуют исключительного внимания к организации и реорганизации самой агрономической науки".

Его дополнял Н.М.Тулайков: "Социальный строй (в нашей стране) открывает полную свободу научного творчества и восприятия необходимых научных истин огромной массой индивидуального крестьянского, кооперированного и крупного коллективного и советского хозяйства".

И дома, в России, и за рубежом Николай Иванович не переставал пропагандировать достижения Октября и поддерживать начинания советской власти.

Известно, что даже в самых интимных беседах, когда чужие уши никак не могли подслушать разговор, он оставался тем же восторженным сторонником советского образа жизни, верящим в конечное торжество светлых идеалов. Ярким примером такой веры стала беседа Н.И. Вавилова с Феодосием Григорьевичем Добржанским - учеником Ю.А.Филипчснко , решившим в 1927 году после трехлетней стажировки в США, не возвращаться в СССР. Содержание беседы Добржанский - крупнейший генетик современности - предал гласности уже после ареста Вавилова . В последний приезд Вавилова за границу они оказались как-то вдвоем в лесу, и там Добржанский напрямую спросил Вавилова, как все-таки ему живется, и услышал ответный монолог Вавилова, утверждавшего, что нигде не открывается так много возможностей для приложения своих сил, как в советской России.

Добржанский вспоминал: "Вавилов был пылким патриотом России. За пределами России его считали коммунистом, каковым он не был. Но он всем сердцем принял революцию, так как полагал, что она откроет более широкие возможности...для народа России... В октябре 1930 года во время поездки но Национальному парку секвой с автором этих строк (причем, вокруг нас никого не было) Вавилов с большим энтузиазмом и убежденностью говорил, что, но его мнению, возможности для удовлетворения потребностей человека, которые сущесгвуют в СССР, столь велики и столь вдохновляюши, что только ради этого можно простить жестокость режима. Он утверждал, что нигде в мире работа ученого не ценится столь высоко, как в СССР" ( 3_20 ).

Об этой же позиции Н.И. Вавилова писал первый исследователь жизни Н.И. Вавилова - писатель Максим Александрович Поповский : "О "научной силе Советов"

Николай Иванович говорит за рубежом вдохновенно. Разрушать клевету врагов, утверждать истину о молодой советской биологии, агрономии, но его мнению, прямой долг путешествующего ученого из Красной России. Для такого дела не жаль ни времени, ни сил... Темпераментные, богатые фактами речи русского ученого заставили многих скептиков по новому взглянуть на возможности русской науки" ( 3_21 ). М.А. Поповский приводил для иллюстрации правильности этого тезиса строки из письма дирктора Департамента сельскохозяйственных исследований Канадского зернового объединения Стрэнджа, писавшего Вавилову о своих чувствах после посещения Николаем Ивановичем Канады :

"Вы дали нам совершенно новую картину прекрасной работы, проводимой правительством СССР в целях поднятия благосостояния и преуспеяния своего народа. Если бы большее число людей Вашей страны могло посетить нас и если бы большее число наших [жителей] могло приехать в Вашу страну и видеть Вашу работу, я убежден, что нам пришлось бы гораздо реже слышать глупые высказывания о недопущении русских товаров в другие страны" ( 3_23 ).

Еще один из примеров, иллюстрирующих позицию Вавилова, можно почерпнуть из эпистолярного наследия академика. День 7 ноября 1932 года, 15-ю годовщину Октябрьской революции, Вавилов встречал вдали от родины в Перу. В этот день он отправил сотрудникам своего института в Ленинград большое письмо, в котором были строки:

"Беру все, что можно. Пригодится. Советской стране все нужно. Она должна знать все, чтобы мир и себя на дорогу вывести. Выведем! Издали еще яснее, что дело делаем...Мир баламутим. И к сути дела пробираемся. Институтское дело - большое, и всесоюзное, и всемирное... ...Издали наше дело кажется еще более грандиозным... Будем в растениеводстве продолжать начатую революцию" ( 3_24 ).

В газете "Правда" 28 октября 1935 года он писал:

"Социалистическое земледелие нашей страны являет могучий потенциал невиданных возможностей. Колхозы и совхозы стали рычагом величайших сдвигов в сельском хозяйстве" ( 3_25 ). Конечно, он мог писать такие строки из-за рубежа с учетом реальной возможности негласного контроля переписки агентами властей, мог вставлять аналогичные фразы в газетные статьи с учетом потребностей уже сложившейся официальной идеологии, с которой было бы лучше не расходится в оценках на публике, но не менее вероятно, что он делал это вполне искренне. С годами он упрочал свое лидирующее положение в биологической науке СССР. Но всеми этими действиями, субъективно целесообразными и прогрессивными, он подталкивал себя к пропасти, в конце концов, поглотившей его. Таким объективно было развитие трагедии Вавилова, постепенно становившегося конкурентом и самому Лысенко и тем, кто окружал и поддерживал его. Чем выше восходил Вавилов, тем более вавиловское дело становилось преградой на пути того движения, которое зародилось в тех же коридорах власти, в которых Вавилов еще чувствовал себя своим, но которое шло, набирая силу, в другом направлении, более соответствующем идеалам системы.

Ссылки: