Шадрин Алексей Матвеевич (Вспоминания Л. Кумпан)

Из старшего поколения мне вспоминается прежде всего Алексей Матвеевич Шадрин, знакомство с которым мне подарила Эльга. В тот вечер, когда я застала Шадрина у Эльги, он поразил меня монологом Гамлета. Он прочел свой вариант знаменитого "Быть или не быть", который кончался словами "оледенев над пропастью поступка". И сам Алексей Матвеевич меня очаровал, а после того, как Эльга чуть позже, при следующем нашем свидании посвятила меня в подробности его тюремных и лагерных испытаний , где его "страшно мучили, но он никого не выдал", я прониклась восхищением и нежностью к этому высокому и чуть-чуть сутулому (может быть - от предупредительности и застенчивости?), худому и обаятельному, чем-то странноватому человеку, высоко несущему над толпой свою седую голову с правильным, красивым, несколько скуластым лицом. Выражение этого лица запоминалось соединением отстраненности и детскости. Следующий раз я увидела Шадрина у Эльги крайне возбужденным и в то же время несколько отрешенным - он принес с собою "Плаванье" Бодлера в переводе Цветаевой . Сжимая в пальцах листики с блеклой машинописью, не доверяя их нам, не выпуская их из рук, он прочел нам эти стихи и, оценив наше оцепенение и долгую паузу, перечел их еще раз по нашей просьбе. Я помню, что мы вышли в тот вечер от Эльги вместе с Алексеем Матвеевичем и почему-то оказались на Кирочной. Мы все продолжали разговор об этом цветаевском переводе и, заметив незапертый скверик напротив Таврического сада, зашли туда, сели на скамейку и еще раз перечитали перевод Цветаевой. Стояла бесшумная белая ночь, завораживающая своей отрешенностью и неподвижностью, фантасмагорическим освещением и нереальностью существования...

Мы всходим на корабль - и происходит встреча

Безмерности мечты с предельностью морей...

Что нас толкает в путь? Тех - ненависть к отчизне... Эти строчки многое для нас тогда значили. Я чувствовала всегда нежность и признательность к Алексею Матвеевичу еще и за то, что он любил стихи Глеба и говорил о них с восторгом. "Я так благодарен Тамаре Юрьевне Хмельницкой , что она пригласила меня к себе, когда читал Глеб Сергеевич..." - говорил он мне при встрече. Понятное дело, он был страшным и яростным контрой. С каким восторгом он однажды выслушал мой рассказ о том, что в пушкинской квартире на очередной панихиде выступал Валя Непомнящий и читал стихи "Тебе, но голос музы томной..." и "В Сибирь", и что выбор стихов был, конечно, не случаен. Валя Непомнящий читал их вслед уезжавшей в Сибирь Ларисе Богораз (накануне стало известно, что она приговорена к ссылке), и что там же, в пушкинской квартире следом за Валей выступил пожилой и мне тогда совершенно не известный писатель (это был Олег Васильевич Волков , чуть ли не столетний старец, бывший), который рассказал, что Солженицыну присуждена премия Гонкуров , но у нас об этом не объявляют, и - "Я хотел бы дожить до той поры, когда мы будем гордиться, что русский писатель получает такую престижную премию..." и т. д. Правда, Солженицын не был назван, было сказано что-то вроде "нашему замечательному писателю", но было понятно, что речь идет о Солженицыне. Надо было видеть, каким возбуждением горели глаза Алексея Матвеевича, когда он слушал меня, как его поразил мой рассказ. В последние годы жизни Шадрина я как-то потеряла его. До меня дошла, конечно, весть о его смерти, но только что умер Глеб Семенов - и я могла только горестно охнуть вослед ушедшему Алексею Матвеевичу. Однажды я, возвращаясь с могилы Глеба, брела в сторону Маечки Данини , которую только что похоронили по соседству с Глебом на Ново-Волковском кладбище. И вдруг недалеко от Майи я увидела заброшенную, почти провалившуюся, залитую водой могилу Алексея Матвеевича Шадрина. Я приехала к Эльге - "Эльга Львовна, что же делать, ведь это ужасно..." Эльга строго сказала мне: "Оставьте, Лена. Он так хотел. Он был безнадежно одиноким человеком и не желал никакой материальной памяти о себе после смерти. Пусть все будет как будет". Мне хочется надеяться, что этим коротким и совершенно нематериальным воспоминанием я не нарушила последней воли Алексея Матвеевича Шадрина...

Ссылки: