 |
Некрасов В.П.: работа над повестью "В окопах Сталинграда"1
В 1944-м, после второго, тяжелого ранения в Польше, наш герой опять попал в госпиталь, на сей раз в киевский. Здесь лечивший его врач посоветовал ему разрабатывать раненую правую руку. Так была начата повесть "Сталинград" (после ее публикации в 1946-м в журнале "Знамя" книжные издания выходили уже под менее пафосным названием "В окопах Сталинграда" ).
А продолжил В.П. Некрасов "Сталинград" уже дома. ""Как вам нравится, - жаловалась моя строгая тетка знакомым. - Керосин стоит бешеные деньги, а мой племянник завел керосиновую лампу со стеклом, при коптилке, видите ли, ему неудобно, и целыми вечерами пишет свое гениальное произведение". Знакомые сочувствовали, а со временем, когда "гениальное" это произведение увидело свет, попробуй они хоть что- нибудь критическое по поводу него сказать - тетка горло перегрызла бы. Так или иначе, но оно было закончено, перепечатано, в Киеве отвергнуто всеми издательствами и отправлено в Москву Ясе Свету , пусть там покажет кому надо" (из повести "Саперлипопет").
В "Записках зеваки" обнаруживается след одной знакомой дамы В.П. Некрасова, уже послевоенной: "В крохотной комнатке маленького московского домика на углу Плотникова пер. и Сивцева Вражка <...> я заканчивал свое первое литературное произведение, здесь же начал второе.
По вечерам <...> я читал вслух написанное. Верной слушательницей моей была Р., визиты которой почему-то повергали в смущение моих старушек хозяек". Не Раиса ли Исаевна Линцер была этой визитершей? (см. ниже). Кроме того, из этого упоминания следует, что В.П. Некрасов дорабатывал свой тогдашний роман "Сталинград" уже в Москве.
По невероятному стечению обстоятельств в Москве первый литературный труд В.П. Некрасова попал к Мире Соловейчик . Эта "дама энергичная, с литературными связями, взяла шефство над рукописью". Далее события развивались так: "Побегать пришлось ей много, безуспешно, везде отказы, пока злополучное произведение не попало в руки <...> Владимира Борисовича Александрова , критика, одного из образованнейших людей на свете, заядлого холостяка, народника и денди одновременно, знатока утонченных блюд, а заодно и напитков, что нас особенно и сблизило. Дальше все пошло как по маслу. Твардовский , Вишневский , "Знамя" , растерянность официальной критики, Сталинская премия, успех, издания и переиздания, деньги" (из повести "Саперлипопет").
Тетка участие московского друга племянника в продвижении рукописи подтверждала: "Ведь это Яське Вика дал свою первую вещь (тогда она называлась - "Сталинград"), чтоб тот ее поместил в Москве. Ведь оба тогда никаких знакомств и связей в литературном мире не имели. И это так неправдоподобно и оригинально вышло. Моя соседка, вдова писателя утверждала, что когда появился Викин "Сталинград", он был встречен фанфарами".
Весьма философски сам автор описывал в 1981-м судьбу "Окопов" в очерке "Через сорок лет:": от обстоятельств его написания, уговоров редакторов вставить в него "сценку в кабинете товарища Сталина" (до разоблачения "культа личности") и выкинуть "те две-три строчки, где говорят у меня офицеры про Сталина" (после разоблачения оного), до присвоения Сталинской премии и изъятия книги из библиотек ("говорят, только в Лефортовской тюрьме сохранилась").
Действительно, еще в августе 1962-го С.Н. Мотовилова сообщала о развернувшейся во-всю чистке библиотек, но от "сталинизма", в рамках борьбы с "культом личности" (сам В.П. Некрасов, как писатель, под запрет еще не попал): " Нина (тети Верина дочь) пишет из Ленинграда, что ей подарили Викины "Окопы" со штампом библиотеки. Она сказала, что книг с библиотечным штампом иметь не хочет. Но ей объяснили, что Викины "Окопы" выкидывают из библиотек. Когда я [еще] работала, был такой приказ: выкидываемые книги завбиблиотеки должен тут же рвать. Ну, эту книгу как- то спасли.
Глупость-то какая! "Окопов" было около трех десятков изданий, некоторые - с громадными тиражами (у Воениздата). Но если взять средний тираж в 30 000, то это значит надо выкинуть 900 000 книг, в которых нет ничего плохого, очевидно Сталинград в заглавии не нравится (На волне "борьбы с последствиями культа личности" Сталинград в 1961-м был переименован в Волгоград).. Вот он "le Gaspillage des Societes humaines" ("Напрасная трата ресурсов человеческого общества"). До чего глупо! Когда Вика работал в газете "Мистецтво", в одном единственном месте наборщик ошибся и вместо "Сталин" набрал "Стлин". Уничтожили все номера газеты и перепечатали все вновь. Вот уж именно "gaspillage"".
Ну что же, поистине печальная судьба будет уготована государству с "непредсказуемым прошлым": Советский Союз и большевистский режим развалятся в 1991-м, и этот развал больно ударит по миллионам россиян. К судьбе книги и снятого по ней фильма "Солдаты" мы еще вернемся.
Однако тетка уже ставшего знаменитым писателя не приняла его творения (так что приписываемая ей племянником фраза - "горло перегрызла бы" является лишь фигурой речи):
"<...> Вещи моего племянника мне тоже не нравятся. Все его герои из чуждой и не понятной мне среды и все противные. А его воспоминания о родном доме привели меня в ужас. Вы не можете себе представить, что за уютный культурный дом у нас был, какая уйма книг. <...> Когда-то Коробко говорил тете Соне: "Не покупайте себе такую мебель, как у Мотовиловых". Тогда ведь мода была на стиль модерн, ну а у нас было все старое и старинное. "Пушкинские диваны", как говорила одна моя знакомая, мебель с гнутыми ножками, треугольные столики в углах, чудесные ковры с розами. Войдешь и сразу видишь: обстановка среднего дворянства, XIX век. Когда мама была больна, и мы пригласили врача-профессора, он, войдя, спросил:
"Мотовиловка (это местеч-ко под Киевом) была Ваша?". Иначе говоря, сразу почувствовал: бывшие помещики.
Ну, как и что вспомнил мой племянник о своем доме? Клопы, пыль, продавленный самовар, старые туфли: Я, прочтя это, была больна недели две, и дочитать "Окопов" уже не могла. Подумала: "Хорошо, что мама умерла, до чего бы ей было больно это читать! Все, что осталось у него в памяти от его детства!". Знакомые мне говорили: "Поймите, он же не мог изобразить Ваш дом таким, как он был". А знаете, что один из киевских критиков написал? "Сейчас видно, что дом буржуазный, клопы". Как Вам известно, пролетариат отличается верхом культуры и чистоты, ну а все плохое у "бывших"".
Объективности ради стоит заметить, что впечатления В.П. Некрасова о своем доме носили достаточно нейтральный характер: "Хороший был диван - мягкий, просторный. Я на нем спал. В нем было много клопов, но мы жили дружно, и они меня не трогали. "..."Направо большой гардероб. <...>На гардеробе картонки со шляпами. На них много пыли, ее сметают только перед Новым годом, Первым мая и мамиными именинами - двадцать четвертое октября. За гардеробом комод с овальным зеркалом и бесчисленными вазочками и флакончиками. Я не помню, когда в этих флакончиках были духи, но их почему-то не позволяют убрать. Если вынуть пробку и сильно втянуть носом, то можно еще уловить запах духов. Дальше идет ночной столик. Нет, голубое кресло с подвязанной ножкой. Садиться на него нельзя, и гостей всегда об этом предупрежда-ют. А затем уже ночной столик. Он набит мягкими клетчатыми туфлями, а в его ящике - коробочки с бабушкиными порошками и пилюлями. В них давно уже никто не может разобраться" (из повести "В окопах Сталинграда").
В то же время пристрастный "биограф" писателя констатировала: "Ты знаешь, я Викины "Окопы" послала давно [своей швейцарской знакомой] Лине на немецком языке. Лина в ответ написала: "Книга о войне, в которой не чувствуется вражды к врагу". Мы, конечно, с этой точки зрения к книге не подходили".
А вот как С.Н. Мотовилова описывала ту "тепличную обстановку", в которой ее племянник учился (до войны) и творил "Сталинград" (после войны):
Вы подумайте только: до двадцати восьми лет Вика ничего не зарабатывал, окончил Строительный институт, шесть лет стипендии не получал, окончил драмстудию, учился там четыре года и ничего не делал, а жил на деньги мамы, Зины, мои! Мама продавала свои вещи на толкучке, получала посылки из-за границы, вечно мы стояли в ломбардах - что-нибудь закладывали. Мама работала вовсю по хозяйству, у меня бывало по две, по три службы (тогда это было можно), давала уроки, делала переводы, а он ничего не делал.
Сидел, развалившись в кресле, и говорил: "Бабушка, напиши за границу, чтоб мне выслали материи на костюм". Я ему сказала: "Такое стыдно даже за границу писать, окончил два учебных заведения и не может себе костюм купить!" "Ах, да, неудобно". И мама пишет Вере, чтобы ей, маме (!), та прислала отрез на костюм. А бедная мама, уж бог знает, как одетая ходила. Поедет за границу. Вера ее оденет с ног до головы, а мама приедет в Киев и сейчас же все продает: надо семью кормить. Ульянов тогда материал на костюм для мамы (!) заказал в Англии, это было перед войной - дорого стоило.
Вернувшись в Киев, раненый Вика сперва был в госпитале, потом получал пенсию 500 руб. (До денежной реформы 1947 г.). Ничего не делал, ни одного пайка не хотел сам получать, все я как сумасшедшая бегала - получала пайки в трех-четырех магазинах за троих! Я же стряпала и на них, и на всех его "друзей", живших у нас, а он повторял: "Мне службу получить, раз плюнуть, но я не хочу". Писал по ночам свою повесть о войне, и на один керосин для его лампы тратил 400 руб. Вы поймите: из 500 руб. пенсии 400 на керосин! Все теперь смеются: "Помните, когда Вы ужасались - 400 руб. на керосин (при 500 руб. пенсии!), а ведь он за эту повесть сотни тысяч получил!" О том, как его повесть была принята к напечатанию, я Вам как-нибудь расскажу, это дико и неправдоподобно. Напиши, читатель сказал бы: "Можно такую чепуху писать?!"
Но в жизни бывает странно: Здесь С.Н. Мотовилова не совсем справедлива к своему племяннику: до войны, как мы видели, он немного подрабатывал для удовлетворения своих культурных запросов (хотя неполучение им стипендии требует дополнительного исследования), а после войны не только писал по ночам "повесть о войне", но и работал днем в газете "Советское искусство". Последний эпизод В.П. Некрасов отобразил в повести "Записки зеваки". Что касается "дикой и неправдоподобной истории" напечатания "Сталинграда", С.Н. Мотовилова в своих письмах так к ней и не вернулась. А жаль: В 1946-м она лишь сообщила своей давней знакомой Л.Б. Хавкиной :
"Вика заходил к Вам с Сацем . Это бывший секретарь Луначарского и брат последней его жены - Розанель . Вика с ним познакомился этой весной и сейчас остановился в Москве у них. Вика, к сожалению, меняет уже третью профессию. Он окончил Вуз, как архитектор, был очень талантлив в этой области, но бросил и стал актером (учился четыре года!). Война его застала актером Ростовского-на-Дону театра. Был четыре года на войне, три раза ранен. Вернувшись с войны, стал журналистом и начал записывать свои военные впечатления. Получилась роман-хроника. Мне очень не нравится, но имеет большой успех. Печатается в "Знамени" (называется "Сталинград") и сразу в двух издательствах - "Советском Писателе" и "Московском Рабочем". А теперь его одоле-вают театры МХАТ и Вахтангова, чтоб он писал для них пьесу. Одним словом, стал писателем".
Здесь стоит пояснить, что А.В. Луначарский вторым браком женился на Наталье Александровне Розенель (а не Розанель), урожденной Сац . У нее был брат Игорь Сац , ставший литературным секретарем наркома просвещения, а впоследствии "личным" редактором по "Новому миру" и другом В.П. Некрасова (так он обозначен последним в повести "Саперлипопет"). А у И.А. Саца была жена Раиса Исаевна Линцер (которую С.Н. Мотовилова обозначала в своих письмах как "Сациху") и двое детей - Евгений и Александр . Р.И. Линцер (1905 г.р., т.е. старше нашего героя на шесть лет) переводила с французского и испанского зарубежные художественные произведения.
А в 1960-х С.Н. Мотовилова вспоминала такой характерный эпизод отношения к начинающему писателю "советской писательской общественности":
После выхода в 1946 году "Окопов" в Москве было назначено обсуждение их в Союзе Писателей. Вика должен выехать. Они поехали с Зиной на вокзал, но когда приехали туда, оказалось, Вика забыл билет дома. Взял такси, мчался вовсю. Но когда с билетом вернулся на вокзал, поезд уже ушел! Он был доволен остаться дома. Ему после прислали стенографический отчет.
Против Вики выступила писательница Караваева . Она говорила, что у него в его книге не чувствуется восторга нашей победы в Сталинграде. В день этой победы она была в театре, жила она в эвакуации в Куйбышеве (Самаре). Когда в антракте узнали о победе, восторг был такой, что незнакомые люди обнимались, целовались. И ей очень хорошо ответил [бывший] граф Игнатьев : "Вы-то были в театре, в партере, а они - в окопах". Письмо этого Игнатьева стало первым поздравлением Вике, после выхода его книги. И подписался Игнатьев - "Киевский кадет". Ну, а другие писатели поздравили только тогда, когда Вика получил лауреата Сталинской премии. Характерно!
В другом письме тетка сообщала пикантные обстоятельства того, почему ее племянник стал лауреатом лишь второй степени и как его теперь уже "знаменитое перо" пытались использовать власти:
В 1947 году Вика получил лауреата Сталинской премии (вторую степень, на первую не хватило одного голоса). Твардовский тоже должен был получить лауреата и по-этому не пошел на голосование*. Неловко было, чтоб при нем они голосовали, и его голос для Вики пропал. Так что из-за Твардовского Вика получил на 50 000 р. меньше (первая - 100 000 р., вторая - 50 000 р.)
Ссылки: