Галич: переезд в Париж

В 1993 году в Москве под эгидой фонда "Гласность" проходила очередная конференция "КГБ: вчера, сегодня, завтра" , на которой выступил генерал Олег Калугин . В своем докладе он сообщил, что если главным внутренним врагом для КГБ был Андрей Сахаров , то главным внешним врагом - радиостанция "Свобода" . В числе "активных мероприятий" против нее Калугин назвал взрыв 1981 года рядом с мюнхенским филиалом радиостанции и "работу по разжиганию антисемитизма среди сотрудников": "Поскольку Александр Исаевич Солженицын одно время высказывался как-то не совсем одобрительно о евреях, то эти высказывания легли в основу специальной акции КГБ, которое через своих агентов устраивало такие, скажем, мелкие склоки типа распространения листовок на радио "Свобода", в которых некто вопрошал: когда наконец эти жиды уедут отсюда и перестанут мешать нам вести настоящую пропаганду на Россию, а не сионистско-жидомасонскую? Все это было делом рук КГБ" [ 1707 ]. А если верить сотруднице исследовательского отдела "Свободы" Юлии Вишневской , то виновником одного из антисемитских скандалов на радиостанции явился сам Галич, а точнее, его появление в качестве руководителя культурной секции. Дело в том, что на "Свободе" до прихода Галича существовала передача "Они поют под гитару", которую вела Галина Зотова . Так вот, у Зотовой была подруга Виктория Семенова - также сотрудница радио "Свобода", эмигрантка второй волны. И хотя она не работала в культурной секции, но, когда ее возглавил Галич, Зотову понизили в должности (разжаловали из редакторов-составителей программ в дикторы, поскольку руководство радиостанции сочло, что Галич является живым символом "магнитиздата", и поэтому передача Зотовой уже не нужна), и Семенова обиделась за свою подругу. "Взяв слово на летучке возглавляемого Галичем коллектива, Вика обвинила Галича в том, что тот "развалил культурную секцию", поскольку сократил программу Митиной [ 1708 ], "а ведь в ней,- пояснила свою творческую идею Вика,- был Русский Дух". Собравшиеся усмотрели в выступлении Семеновой намек на неарийское происхождение православного Галича, после чего разгорелся грандиозный русско-еврейский конфликт , сотрясавший и радиостанцию, и, почитай, практически всю русскоязычную эмигрантскую прессу в течение последующих нескольких лет" [ 1709 ]. Вообще на "Свободе" Галич чувствовал себя достаточно скованно - не только из- за многочисленных завистников, жаловавшихся на него начальству, но еще и потому, что был обязан руководству радиостанции тем, что ему предоставили отдельную квартиру и приняли на высокую должность. 21 апреля 1976 года из СССР эмигрировал Анатолий Гладилин , и мюнхенское руководство "Свободы" в тот же день пригласило его в гости. Был устроен ужин для узкого круга: присутствовали два главных начальника радиостанции - Джон Лодизин и Фрэнсис Рональдс , а также Гладилин с Галичем. На этом ужине Галич полушутя-полусерьезно произнес фразу, которая показалась Гладилину довольно странной: "Ты знаешь, Толя, чтобы работать на "Свободе", тоже нужна смелость!" [ 1710 ] Гладилин тогда еще подумал: "Ну, Саша дает. Как можно сравнивать жизнь в Советском Союзе и на свободном Западе?" [ 1711 ] Но Галич знал, что говорил [ 1712 ]. Незадолго до переезда у Галича случился сердечный приступ. Его положили в больницу в одноместную палату. Вскоре туда нанесли визит Евгений Романов и редактор "Посева" Ярослав Трушнович. Когда они спросили врача, каково состояние Галича, тот их успокоил: "Жизни не угрожает. Но сердце пошаливает. Следить надо" [ 1713 ]. Рядом с кроватью стоял магнитофон - Галич работал над новой книгой стихов, которая называлась "Когда я вернусь". Романов с Трушновичем начали было уговаривать его не переутомляться, но Галич отмахнулся: "Это меня не утомляет. Раз могу писать, значит, мне хорошо". Единственное, что его беспокоило,- это предстоящий переезд в Париж: город, как известно, дорогой, да и французским языком Галич владел не очень свободно? Потом он поделился с Романовым своими творческими планами: "Закончу эту книжечку стихов - скажите Льву Александровичу [ 1714 ], что вот-вот закончу,- буду писать прозу. Есть замысел и материал для "одесской истории". По форме - приключенческий роман, но по теме - серьезно". Перед самым уходом гостей к Галичу пришла медсестра делать ему капельницу и принесла с собой, как водится, сосуд с жидкостью, трубку и иглу. Увидев эти приспособления, Галич в шутку обратился к сестре: "Добавили бы вы туда что- нибудь алкогольное". А теперь - о причинах сердечного приступа, который случился с Галичем. Незадолго до своего переезда он "исчез" из Мюнхена вместе со своей любовницей Миррой. "На радиостанции существовало правило,- рассказывает Израиль Клейнер ,- что, если вы по какой-либо причине не вышли на работу, вы обязаны немедленно, в течение не более двух часов с начала рабочего дня, сообщить об этом начальству. Такое правило было вполне объяснимо в связи с тем уровнем опасности, которому подвергались работники радиостанции. Галич не вышел на работу и не сообщал о себе до следующего дня. На следующий день он как ни в чем не бывало позвонил из Парижа и сказал, что поехал погулять, отдохнуть и скоро вернется. Возмущению начальства не было предела. Рядового сотрудника за такое нарушение могли бы уволить, но ведь это был Галич. <...>

Как на следующий же день рассказывали возбужденные языки из русской редакции, Галич укатил в Париж вместе со своей красавицей и якобы по ее наущению, а ее фиктивный муж явился в дирекцию радиостанции и закатил скандал, обвиняя начальство в потворстве разврату, в развале его семейной жизни и угрожая судом. Подумав, начальство нашло "соломоново решение": Галича переводили на работу в наше небольшое бюро в Париже, где он, таким образом, мог оставаться" [ 1715 ].

Василий Бетаки объясняет решение мюнхенского начальства иначе: "Интересно, что этот его переезд, о котором он сам просил, и его просьба тут же была удовлетворена директором "Свободы" Ф.Рональдсом, в советской печати был истолкован как "ссылка" в Париж из Мюнхена! Дескать, не справился Галич со своими делами!" [ 1716 ]

Третью версию называет искусствовед Игорь Голомшток : "Последний период, очень короткий, уже в Париже Галич был счастлив. Он говорил мне о том, как он счастлив, как он снова почувствовал себя человеком. Ведь парижская студия "Либерти" фактически была создана, чтобы вытащить Галича из Мюнхена" [ 1717 ]. Итак, главное, в чем сходятся все мемуаристы,- это то, что Галичу в Мюнхене было плохо. Кроме того, имеется свидетельство сотрудника мюнхенского филиала "Свободы" Леонида Владимирова , который, по его словам, был непосредственным инициатором перевода Галича в Париж: "В 1977 году, переехав в Мюнхен, я стал свидетелем еще одной печальной истории в Сашиной жизни. <...> На радио "Свобода" в Мюнхене удержать что-либо в секрете было невозможно, и о романе Галича знали буквально все - в том числе, боюсь, и Нюша . Жены сотрудников за глаза перемывали косточки Сашиной семейной жизни и запрещали мужьям приглашать его с новой возлюбленной. <...> А через несколько дней разразился чудовищный скандал. На радиостанцию явилась некая личность, бежавшая из Советского Союза под предлогом еврейства его бабушки. Выяснилось, что в России он был известен под кличкой "Толик-менингит" . Он потребовал свидания с директором и на вопросы секретаря ответил, что, мол, здесь один хмырь увел у меня жену, и я с ним посчитаюсь. Администрация, понятно, была в ужасе. Галич слег с сердечным приступом. Мною был предложен простой выход: перевести Сашу на работу в парижский корпункт" [ 1718 ].

Другие подробности похода этого субъекта к руководству "Свободы" запечатлены Вадимом Белоцерковским : "Он потребовал от Рональдса призвать Галича к порядку. Если же это его законное требование будет проигнорировано, он - внимание! - обратится с жалобой к Солженицыну ! Рони, как его звали американцы, стало плохо. Он велел секретарше вызвать "секьюрити" (охранника) и удалить "этого джентльмена". Лодизин очень веселился по этому поводу и поздравлял Рональдса с боевым крещением, с полученной им возможностью побывать в Советском Союзе, не выходя из своего бюро" [ 1719 ].

А Юлия Вишневская утверждает, что "Толик" обещал пожаловаться не только Солженицыну: "В один прекрасный момент оскорбленный муж Толик ворвался в кабинет Рони, как ураган, размахивая газовым пистолетом и сметая со своего пути перепуганных секретарш и обомлевших американских политсоветников. <...> Галич - возвестил нашему интеллигентному директору Толик - разбил его семью, но он, Толик, против столь грубого нарушения его священных прав и будет сражаться всеми доступными ему способами. Для начала он, Толик, убьет Галича прилагаемым сему газовым пистолетом, а потом будет жаловаться во все известные ему авторитетные инстанции. А именно: в "Правду", "Известия", академику Андрею Сахарову и писателю Александру Солженицыну. <...> Как впоследствии рассказывала нам Ангелина Николаевна Галич , Толик свои угрозы затем осуществил по крайней мере частично. Застрелить он, разумеется, никого не застрелил, но в редакции упомянутых им советских газет написал, а в "Правде" и "Известиях" Толиковы жалобы якобы прочли внимательно и даже как-то в своих пропагандистских целях использовали. История умалчивает также, удалось ли Толику достучаться до Сахарова, но в Вермонт к Солженицыным он, если поверить его словам, вроде все-таки дозвонился и был выслушан там со всем вниманием и пониманием. Говорят, что наше высокое вашингтонское начальство откликнулось на скандалы вокруг Галича одной чеканной американской фразой: "А почему этот Галич у нас еще работает? Надо полагать, им объяснили почему. В результате Галича перевели из Мюнхена в Парижский филиал радиостанции " [ 1720 ].

Исходя из воспоминаний Л. Владимирова , переезд Галича состоялся в начале 1977 года. Коллега Галича по парижскому бюро "Свободы" Анатолий Гладилин также говорит, что "он просидел, в общем, в своем кабинете 9 месяцев" [ 1721 ]. Отняв от 15 декабря 1977 года девять месяцев, получим примерно февраль - март. Вместе с тем в разгромной статье "Это случилось на "Свободе", написанной двумя сотрудниками КГБ, утверждалось: "Осенью 1976 года в студии радиостанции "Свобода" состоялись, так сказать, официальные проводы Галича" [ 1722 ]. А Майя Муравник начинает свои воспоминания такой фразой: "1976 год. Из Мюнхена в Париж на постоянное жительство приехал Александр Галич с женой Нюшей" [ 1723 ]. Да и Василий Аксенов рассказывал о поездке в Париж со своей мамой Евгенией Гинзбург осенью 1976 года: "Приехали туда на два месяца и вдруг узнали, что Галич только что переехал из Мюнхена в Париж. И вдруг он звонит маме, и они договариваются о встрече" [ 1724 ]. Когда дирекция "Свободы" решила перевести Галича в Париж, Мирра обрадовалась, что наконец-то она будет с ним вместе, поскольку Ангелина по-прежнему находилась в клинике. Но внезапно из этой клиники на имя Галича пришло письмо, в котором сообщалось, что его супруга неожиданно быстро пошла на поправку и вскоре будет выписана. [ 1725 ]

При переезде в Париж Галичи захватили с собой целый вагон мебели и сняли квартиру на улице Маниль, дом 16, рядом с площадью Виктора Гюго. Вслед за ними с одним лишь чемоданом и сыном Робиком бросилась Мирра и поселилась в параллельном переулке, сняв небольшое однокомнатное жилье. А находившийся в Мюнхене муж Мирры , по выражению Юрия Нагибина, "громогласно объявил, что едет в Париж иступить хорошо наточенный резак" [ 1726 ] . В общем, не зря, видно, Галич грустно шутил: "Мальчик Робик загонит меня в гробик" [ 1727 ]. В Париже к приезду Галича был специально открыт свой корреспондентский пункт радио "Свобода" , куда были приглашены также Гладилин , Панич и Борис Литвинов . Кроме того, с радиостанцией сотрудничали Максимов , Синявский , Горбаневская , Некрасов и Эткинд .

Вдобавок в Париже располагалась редакция журнала "Континент" , так что Галич вновь оказался в привычной для себя литературной обстановке. Даже американское начальство, приезжая в парижский филиал, вело себя совсем иначе, чем в Мюнхене. "На фоне таких имен, когда американское начальство приезжало к нам в Париж,- вспоминает Гладилин,- они очень тихо ходили, всем улыбаясь, и так далее. А потом мне сослуживец, тоже корреспондент парижского бюро, сказал как-то: "Толь, ты думаешь, это они всегда такие? Ты бы посмотрел, какие они в Мюнхене. Как перед ними все сгибаются. В Париж они приезжали тихие, потому что они понимали, что тут совсем другой состав!" [ 1728 ]. Через день после приезда Галича Виктор Некрасов и Василий Бетаки провожали его из редакции "Континента" на другой берег реки Сены, где располагалось бюро радио "Свободы". Войдя в свой новый кабинет, Галич заметил: "И щуку бросили в реку". "А как тебе название улицы?" - спросил Некрасов. Галич в ответ засмеялся: "Да, не очень подходяще!" [ 1729 ] (Улица называлась Rapp - в честь наполеоновского генерала Раппа. А в России в 1925-м тоже появилась РАПП - Российская ассоциация пролетарских писателей. Ее-то Галич с Некрасовым и имели в виду.) Еще через десять минут начальник бюро Виктор Ризер вызвал из студии звукорежиссера Анатолия Шагиняна и повел их всех в бретонский ресторан, находившийся на той же улице Рапп, чтобы отпраздновать приезд Галича. Так начался последний и самый удачный период его жизни. Обстановка вокруг Галича в парижском филиале "Свободы" была гораздо лучше, чем в Мюнхене, и даже начальство его там любило. Начальство - это в первую очередь Виктор Ризер, настоящее имя которого - Витольд Шиманский . По происхождению он был поляком (точнее: отец - поляк, а мать - русская), однако, эмигрировав из СССР в Англию, поменял паспорт и фамилию и стал работать лондонским корреспондентом радио "Свобода". Через некоторое время возглавил лондонское отделение PC, а в 1974 году был переведен в Париж и назначен директором парижского бюро. Хотя Галича поставили заведовать отделом культуры, никто за ним особенно не следил. Анатолий Гладилин вспоминает: "Мудрый начальник бюро англичанин Виктор Ризер (впоследствии уволенный) заходил в кабинет Галича на цыпочках и службой его не утруждал. Галич оценил обстановку, после обеда в бюро не появлялся. Сидел дома, говорил, что пишет прозу. Но когда он делал запись своей получасовой программы, все бюро, включая секретаршу, бухгалтера, журналистов из венгерской и польской редакций, приходило в студию и благоговейно слушало рассказ Галича, который всегда заканчивался песней" [ 1730 ].

Когда Галич только пришел в парижское бюро (дом *20 по авеню Рапп), Ризер сразу же ему сказал: "Александр Аркадьевич, вы у нас поэт. Вам совершенно не обязательно приходить в 9 утра и уходить в 18 вечера. Приходите, когда напишете новую песню, отправляйтесь в студию, запишите и идите домой" [ 1731 ]. Обед на парижском радио начинался в час дня, и после этого Галича в студии уже никто не видел [ 1732 ]. Его передачи теперь выходили в эфир раз в неделю и длились полчаса. По свидетельству Фатимы Салказановой , "Ризер придумал для Галича прекрасную серию передач: "История моих песен": Галич исполнял песню и рассказывал, как она возникла, в каких обстоятельствах и почему. Виктор Ризер относился к Галичу очень тепло." [ 1733 ]. Более того, Ризер не препятствовал частым поездкам Галича на гастроли и даже засчитывал их как рабочие дни [ 1734 ].

Вообще на "Свободе" авторские программы никогда не шли в прямом эфире: сначала автор читал написанный текст, далее редактор вырезал лишние фрагменты и правил стиль, после чего давал визу на то, чтобы автор подошел к микрофону и записал свою передачу. Потом звукорежиссер убирал все шумы, хмыканья, запинки, повторы и оговорки, и лишь после этого передача запускалась в эфир. Но в случае с Галичем всего этого не требовалось. И Гладилин, который должен был редактировать его передачи, и звукорежиссер Шагинян, который должен был их подчищать, поражались: с первого же раза текст записывался набело, без единой запинки и смысловых повторов. К тому же Галич никогда не пользовался готовыми текстами и шпаргалками. И это при том, что как раз в тот период американское начальство издало запрет на любую "отсебятину" в передачах: отныне все авторы должны приходить в студию с напечатанным текстом". [ 1735 ]

По должности Галичу приходилось проявлять себя и в качестве редактора чужих программ. "Как редактор он был очень внимателен,- вспоминает Василий Бетаки . Вплоть до того, что он говорил: "Вы знаете, запятые тоже нужны, потому что в микрофон ваши запятые могут напортить". Это не только мне, это он вообще многим говорил" [ 1736 ]. Совместно с Бетаки Галич сделал несколько получасовых программ, одна из которых называлась "Париж в русской поэзии". Эту программу Бетаки особенно любил: "Он пел, мы оба читали стихи разных поэтов, рассказывали о них, о Париже, а вел эту передачу, как и все другие, тоже очень подружившийся с ним бывший питерский артист, наш режиссер и тонмейстер в парижском бюро Радио Анатолий Шагинян " [ 1737 ].

Была у Галича на "Свободе" еще одна обязанность - он должен был вычитывать рукописи других авторов. А вот с этим он уже совершенно не справлялся, поскольку не любил это занятие: зачем читать чужие рукописи, когда ему нужно работать над своими?! Тем более что Галич тогда уже ясно осознал для себя: его истинное призвание - писать прозу. В целом его настроение по сравнению с Мюнхеном заметно улучшилось, и об этом периоде он уже не хотел вспоминать. А в декабре 1977-го Галич начал вести на "Свободе" цикл сатирических передач "Галич в Париже читает советские газеты". Его коллега по радиостанции Семен Мирский вспоминал: "Помню холодное осеннее утро, час уже не слишком ранний. Часов десять - пол-одиннадцатого. Хлопает входная дверь, слышен голос Галича: "Здравствуйте, Лидочка, здравствуйте, Сонечка" - это он приветствует секретарш. Потом уже с легкой отдышкой следует в студию слева по коридору, где его ждет режиссер, звукооператор и первый слушатель Толя Шагинян. Но Галич к микрофону не спешит. У него явно припасена байка. Народ потихоньку стягивается в Толину будку. Галич начинает: "Слушайте, я только что был на Рю де Риволи, и вдруг вижу - навстречу мне идет газета "Известия". То есть развернутую газету держали две руки. Под газетой ноги, а человека, который ее нес, читая на ходу, не было видно. Я заглянул за газету, вижу лицо татарское. Читает, чему-то улыбается.- Здесь Галич сделал паузу, задумался на минуту, а затем продекламировал: - Какие нас ветры сюда занесли, какая попутала бестия, шел крымский татарин по Рю Риволи, читая газету "Известия". [ 1738 ].

Действительно, в этих четырех строчках заключена вся абсурдность и трагизм жизни людей, вынужденных уехать из СССР: крымский татарин (то есть один из тех, кто в 1944 году подвергся насильственной депортации из Крыма советскими властями), эмигрировавший в Париж, идет по улице и читает самую ортодоксальную советскую газету "Известия", чтобы узнать, что же там происходит, на родине? [ 1739 ]

Ссылки: