Лев Александрович Блюменфельд. Кафедра Биофизики Физфака МГУ

"биогенный магнетит" В серии моих очерков этот - особый. В нем переплелись многие линии повествования.

Л.А. Блюменфельд - "эталонный" представитель поколения, родившихся в 20-ые годы. С детством во время индустриализации и коллективизации. С увлечением поэзией и наукой. Уходом на фронт в 1941 г. Артиллерист и разведчик он воевал, а его отец , арестованный в 1938 г., умирал от голода в концлагере . Он не "устраивал судьбу", был тяжело ранен, но выжил. После Победы он, склонный к физике и математике, был участником глубоких научных исследований. Но в 1949 г. его выгнали из секретного института. Он был принят на работу на кафедру Патофизиологии ЦИУ Наряду с преподаванием, исследовал биохимию гемоглобина. Почти завершил докторскую диссертацию. Но снова был уволен в 1953 г. в компании "борьбы с космополитизмом" . В 1954 г. вернулся в ЦИУ, защитил докторскую диссертацию и вместе с А.Э. Калмансоном создал спектрометр ЭПР для физико-химических и биологических исследований. Н. Н. Семенов пригласил его в качестве заведующего лабораторией в Институт химической физики , а И. Г. Петровский предложил организовать кафедру Биофизики на Физическом факультете МГУ . Создание этой кафедры можно считать главным делом его жизни. Однако в то же время он сделал выдающееся открытие - обнаружил магнитные свойства ДНК. Сообщение об этом открытии вызвало большой интерес в научном мире. Но вскоре появились сообщения, что это - ошибка, обусловленная загрязнениями препаратов ДНК "железными опилками". Сообщения эти были неверными. Однако они были приняты "научным сообществом". Тяжелые переживания, связанные с этой ситуацией, в совокупности с переживаниями предыдущих лет, подорвали здоровье Л. А. В 1969 г. его постиг тяжелый инфаркт миокарда. В последующие годы он выполнил еще ряд фундаментальных научных исследований, продолжал чтение лекций и руководство кафедрой в МГУ и лабораторией в Институте химфизики. Но изменить общее мнение об ошибочности своей главной работы не смог. Он умер 3 сентября 2002 г., а уже в декабре 2002 г. стала ясной истинность его работ по "магнитным свойствам ДНК", обусловленных образованием на определенных стадиях жизни клеток на молекулах ДНК магнетитовых агрегатов, дающих "широкие линии в сигналах ЭПР.

Это было сделано в работах выпускника кафедры Г. Б. Хомутова . Каждый этап в жизни Л. А. был сопряжен с решением трудных психологических и нравственных проблем. Я сделал в этом очерке акцент на драматические обстоятельства его, как мне кажется, главной работы. Но весь его жизненный опыт, облик представителя поколения, перенесшего тяжелейшие испытания, весьма важен.

Осенью 1950 г. наш с М. Н. Кондрашовой высокочтимый учитель Сергей Евгеньевич Северин сказал:

"Симон! на заседании Биохимического общества будет доклад интересного человека. Он физик, пытающийся объяснить механизм оксигенации гемоглобина. Боюсь, что многое будет в его докладе не понятно в аудитории. Приходите и обязательно выступите после этого доклада". Я делал тогда дипломную работу и пытался понять природу макроэргичности АТФ и родственных соединений. На кафедре Биохимии я имел (завышенную!) репутацию знающего физику. Я, в самом деле, очень хотел знать физику и особенно термодинамику и квантовую механику. Слушал лекции Я. К. Сыркина и ходил на семинар С. С. Васильева . Был под впечатлением курса общей физики, прочитанного нам Е. И. Кондорским . Но знания у меня были без должного фундамента. Тут я себя не переоценивал. В главе 39 я уже рассказывал о заседаниях Московского Биохимического общества и председательстве на заседаниях С. Е. Северина. Это были торжественные театрализованные события. Аудитория была полна. Докладчик имел впечатляющий облик. Очень он годился бы на роль молодого контрабандиста в опере "Кармен". Черные густые брови, сверкающие глаза. Выдающийся нос. Некоторая свирепость в лице. И низкий, рокочущий бас. Он вполне сознавал, что аудитория его не понимает. И продолжал без снисхождения употреблять основные представления квантово-механической теории химической связи, теории валентности, рассказывать о расчетах на основании уравнения Шредингера. Мне показалось даже, что он получает удовольствие от своего явного превосходства над притихшей и даже оробевшей аудиторией. Сергей Евгеньевич, многие годы занимавшийся биохимией крови и особенно оксигенацией гемоглобина, пытался скрыть свое смущение. Из доклада никак не было видно, что квантовая механика поможет понять природу оксигенации... Сергей Евгеньевич поглядывал на меня. Во мне "кипели" протест и смущение. Смущение из-за неуверенности в себе. Протест - зачем это докладчик так с нами обращается...

Преодолевая это смущение, я спросил зачем он так поступает, ведь ясно же, что его не понимают! И, кроме того, квантово-механические представления для такой сложной системы пока еще ничего не дали. И дадут ли? Реакция докладчика была в том же "превосходном" стиле

"А, - сказал он, - кажется, один здесь хоть что-то понимает...". Он сказал, что будущий прогресс в этих проблемах неизбежно связан с современной физикой и знакомство с этой наукой обязательно... Я не сразу "остыл". После доклада мы немного поговорили вполне мирно. Нам было суждено дружеское сотрудничество на протяжении более полувека. Вот уже несколько лет его нет на Земле, и мне остро не хватает его общества. Ему тогда было 29 лет. Его отец - Блюменфельд Александр Матвеевич - в молодости был увлечен революционными событиями, но довольно быстро отошел от политики и занимался техническими проблемами кинематографии. А вот матерей у него было две - тут он был уникален! Полина Моисеевна и Раиса Моисеевна - были одинаковыми близнецами. Я, бывая у них в доме, различить их не мог. Сам он их как-то различал. Матерью "непосредственной" была Полина Моисеевна . Она была в дружбе с сестрой великого физика Леонида Исааковича Мандельштама . Юный Л. А присутствовал на дискуссиях по злободневным проблемам физики. Сильнейшее, на всю жизнь, впечатление произвели на него комментарии Л. А. Мандельштама хода знаменитого спора Н. Бора и А. Эйнштейна по основам квантовой механики . В 1938 г. Александр Матвеевич был арестован вместе с большой группой деятелей кинематографии . Он один из группы не подписал вздорные обвинения и один из всех не был расстрелян. Он умер от голода в лагере в 1942 г., когда Л. А. был на фронте.

Война осталась главным событием в его жизни

В 1943 (?) году он писал:

И снова бой. Опять растет

Число убитых и сгоревших

А мы опять идем вперед

И помним только уцелевших.

И часто спрашиваю я:

Когда же очередь моя?

И как? Граната ль стукнет рядом?

Иль снайпер в сердце попадет?

Или нечаянным снарядом

Меня на части разорвет?

Иль прозвенит осколок мины

И с горлом срежет жизнь мою?

Иль в танке, облитый бензином.

Как факел медленно сгорю?

Иль в суматохе ресторанной

Другим гуляющим в пример

Меня застрелит в драке пьяной

Такой же русский офицер?

Иль немец быстро между делом

Часы с руки моей сорвет,

К виску приставит парабеллум

И спусковой крючок нажмет?

Или нечаянно узнают

Про строки глупые мои

И на рассвете расстреляют

За нелегальные стихи?