Сталин давит на Ахматову - хроника событий

Но страх, обуявший сотрудников издательства "Советский писатель" , когда им пришлось решать судьбу ахматовской рукописи, был связан не только с "комплексом поротой задницы". Немалую, а может быть, даже и главную роль тут играло то обстоятельство, что в это самое время судьбой Ахматовой уже вплотную занялись сотрудники другого ведомства. Того, в чьих лапах опять оказался ее сын Лев.

Как и десять лет назад, два эти сюжета разворачивались параллельно. Поэтому тут есть прямой смысл опять воспользоваться уже опробованным нами кинематографическим приемом параллельного монтажа.

Итак, еще один параллельный монтаж:

1. 28 августа 1949 года. В Фонтанный Дом, где с семьей теперь уже бывшего своего мужа Н.Н. Пунина живет Ахматова, являются сотрудники НКВД с ордером на арест. На сей раз еще не Льва (за ним придут три месяца спустя), а Николая Николаевича Пунина . Его уводят - на этот раз уже навсегда.

2. 27 октября того же года. Ахматова пишет письмо Эренбургу:

Дорогой Илья Григорьевич!

Мне хочется поделиться с Вами моими огорчениями. Дело в том, что против моей воли и, разумеется, без моего ведома иные английские и американские издания, а также литературные организации уделяют мне и моим стихам чрезвычайно много внимания. Естественно, что в этой зарубежной интерпретации я выгляжу так, как хочется авторам этих высказываний.

Я принадлежу моей родине. Тем более мне оскорбительна та возня, которую подымают вокруг моего имени все эти господа, старающиеся услужить своим хозяевам.

Я бы хотела услышать Ваше мнение относительно того, как я могу довести до сведения этих непрошеных опекунов о том, что мне противна их нечистая игра. Пожалуйста, подумайте об этом и помогите мне.

Анна Ахматова.

3. 6 ноября 1949 года. В квартиру 44 дома 34 является следователь с ордером на арест Льва . (Постановление на арест было подписано задним числом - 14 ноября - и утверждено министром ГБ Абакумовым.)

Арестованною переправляют в Москву, в Лефортово , в распоряжение следственной части по особо важным делам. Следователь майор Бурдин грозит ему избиениями и лишением сна. О том, как выполнялись эти посулы, Лев Николаевич потом вспоминал скупо: "Били мало, но памятно".

Во время допросов следователь проявляет повышенный интерес к матери подследственного:

ВОПРОС. Это та самая поэтесса Ахматова, антипатриотическое творчество которой в 1946 году было осуждено советской общественностью?

ОТВЕТ. Да, это моя мать.

ВОПРОС. Кто она по социальному происхождению?

ОТВЕТ. Ахматова, урожденная Горенко, родители которой дворяне.

ВОПРОС. А что означает ее псевдоним "Ахматова"?

ОТВЕТ. Это фамилия ее бабушки..

ВОПРОС. Кто такие были Ахматовы?..

ОТВЕТ. В семье было известно, что Ахматовы - князья из рода чингизидов, принявших православную веру и получивших фамилию Ахматовы.

(Виталий Шенталинский. Преступление без наказания. М. 2007. Стр. 370-371)

4. Не вполне оправившись от беспамятства, в которое она впала во время ареста сына, страшась нового прихода чекистов и нового обыска (как это было при ней во время ареста Мандельштама ), Ахматова устраивает "самосожжение": всю ночь напролет жжет черновики старых стихов, беловики новых, смертельно опасные рукописи "Реквиема" и "Энума Элиш" - и какие- то совсем невинные семейные реликвии: в огонь летят фотографии, письма, - все, что попадается под руку.

5. 31 марта 1950 года. Следователи, ведущие дело Л.Н. Гумилева, получают постановление: выделить из его дела в особое производство материалы, относящиеся к Ахматовой.

Капитан Меркулов , допрашивающий Н.Н. Пунина, тоже ведет дело к ее аресту.

ИЗ ПОКАЗАНИЙ Н.Н. ПУНИНА

19 мая и 9 июня 1950 года

С Анной Ахматовой я знаком примерно с 1910 года. В дореволюционные годы вместе с ней и ее первым мужем, поэтом, монархистом Гумилевым Н.С. , я сотрудничал в художественно-литературном журнале "Аполлон" , издававшемся в Петербурге для привилегированных слоев населения. Будучи выходцами из дворянской среды, Ахматова и Гумилев враждебно восприняли установление Советской власти и на протяжении последующих лет проводили вражескую деятельность против Советского государства. Гумилев Н.С. в первые годы существования Советской власти был участником контрреволюционного заговора в гор. Ленинграде.

Что касается Ахматовой, то ее антисоветская деятельность проявилась в то время на литературном поприще. Так, в 1921-1922 гг. она выпустила два своих сборника ("Божий год" и "Подорожник") со стихами антисоветского характера. Помню, в одном из этих стихотворений Ахматова называла большевиков "врагами, терзающими землю", и открыто заявляла, что ей не по пути с Советской властью. Вражеское лицо Ахматовой и ее антисоветские проявления мне стали известны еще в большем объеме после того, как я вступил с ней в брак.

В 1925-1931 гг. у нас в квартире устраивались антисоветские сборища, на которых присутствовали Пильняк , арестованный в 1937 году; писатель Замятин , эмигрировавший потом во Францию; поэт Мандельштам , арестованный в 1935 году органами НКВД, и другие литературные работники из числа недовольных и обиженных Советской властью. Ахматова, в частности, высказывала клеветнические измышления о якобы жестоком отношении Советской власти к крестьянам, возмущалась закрытием церквей и выражала свои антисоветские взгляды по ряду других вопросов. Такие антисоветские сборища в нашей квартире устраивались и в последующие годы.

Исходя из своих вражеских настроений о необходимости изменения существующего в СССР строя, мы считали приемлемым средством борьбы против Советской власти, - насильственное устранение руководителей партии и Советского правительства. При этом я выражал свою готовность совершить террористический акт против вождя советского народа. В откровенных беседах со мной Ахматова разделяла мои террористические настроения и поддерживала злобные выпады против главы Советского государства. Она высказывала недовольство в отношении репрессий, направленных против троцкистов, бухаринцев и других врагов народа, обвиняла Советское правительство в якобы необоснованных арестах и расстрелах и выражала сочувствие лицам, репрессировавшимся органами Советской власти.

Ахматова до последнего времени и особенно после известного решения ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград", в котором было подвергнуто справедливой критике ее идеологически вредное "творчество", считала себя обиженной Советской властью и в беседах со мной высказывала недовольство политикой партии и Советского правительства в области литературы и искусства.

(Виталий Шенталинский. Преступление без наказания. М. 2007. Стр. 380-382)

6. Апрель 1950. В "Огоньке" появляется первая подборка из цикла Ахматовой "Слава миру" с двумя стихотворениями о Сталине ("И он орлиными очами" и "21 декабря 1949 г.").

В это же время Ахматова пишет письмо Сталину, умоляя его вернуть ей сына.

7. 14 июня 1950 года министр государственной безопасности Абакумов направляет Сталину докладную записку - О необходимости ареста поэтессы Ахматовой. (Документ * 12).

Подробное обоснование необходимости этой меры заключает вывод:

МГБ СССР считает необходимым АХМАТОВУ арестовать.

Прошу Вашего разрешения.

АБАКУМОВ

(Виталий Шенталинский. Преступление без наказания. М. 2007. Стр. 387)

8. ИЗ ВНУТРЕННИХ РЕЦЕНЗИЙ НА РУКОПИСЬ КНИГИ АННЫ АХМАТОВОЙ "СЛАВА МИРУ!"

"Поверхностно, риторически звучит стихотворение на очень ответственную тему: "РСФСР". Здесь настоящий показ величия созвездия советских республик подменен декламацией".

(Вера Инбер)

"Щели в саду вырыты. Старушечье причитание! "А вы, мои друзья, последнего призыва". Насчет святцев и багрового света - чепуха. Надо убрать. "Первый дальнобойный в Ленинграде". В последних четырех строках нет смысла.

(Александр Чаковский)

А. Ахматовой предстоит продолжить и углубить начатую ею работу по перестройке своего мировоззрения, по пересмотру своего отношения к целям и назначению поэзии, по овладению методом социалистического реализма. В настоящее время включать ее сборник в план редакционной работы издательства было бы преждевременно.

(Петр Скосырев)

(Михаил Кралин. Победившее смерть слово. Томск. 2000. Стр. 164-165)

9. Ахматова пишет "Автобиографию", которую заключает давно требовавшимся от нее откликом на постановление 46-го года:

Исторические постановления ЦК ВКП(б) о литературе и искусстве помогли мне пересмотреть мою литературную позицию и открыли мне путь к патриотической лирике.

(Михаил Кралин. Победившее смерть слово. Томск. 2000. Стр. 163)

Эту "Автобиографию" она, судя по всему, предполагает включить в предложенный ею издательству сборник.

Если сравнить этот параллельный монтаж с тем, в котором я соединил два параллельных сюжета 1940 года, сразу бросится в глаза разница между ними.

Там две параллельные сюжетные линии сопрягались одна с другой по закону контраста. Строя тогда эту параллель, я не стремился к такому эффекту. Это вышло само собой.

То, что вышло у меня сейчас, вышло тоже само собой. Но эффект получился совсем другой. Здесь две параллельные сюжетные линии оказались соединены не по контрасту, а по закону сообщающихся сосудов.

Второй параллельный монтаж, в отличие от того, первого, показывает, как тесно переплетены эти два, казалось бы, никак меж собою не связанные сюжета. Мало того! Он рисует картину, из которой ясно видно, что каждый новый шаг, предпринимаемый Ахматовой, представляет собой не что иное, как прямой ее ответ на очередной новый ход Лубянки.

Арестовывают Пунина, и она, продумав и взвесив все обстоятельства, решает сделать наконец публичное заявление о своей лояльности. Ведь именно в этом - только в этом! - и состоит смысл ее письма Эренбургу. Не Эренбургу же на самом деле адресованы эти слова из ее письма:

Я принадлежу моей родине. Тем более мне оскорбительна та возня, которую подымают вокруг моего имени все эти господа, старающиеся услужить своим хозяевам.

Написав и отправив ему это письмо, она явно рассчитывает, что он переправит его дальше. Куда? Ну, разумеется, "наверх".

Так оно и произошло:

Это письмо (в копии), как свидетельствуют документы, опубликованные в журнале "Родина", дошло до самого М.А. Суслова , но "там, наверху" посоветовались и решили не давать делу хода. "Кампания" 1946 года давно закончилась, и в новой обстановке письмо Ахматовой посчитали "нецелесообразным".

(Михаил Кралин. Победившее смерть слово. Томск. 2000. Стр. 158)

Следующий ход Лубянки: арестован Лев. Следователь выколачивает из него сведения о "чуждом пролетарскому государству" социальном происхождении его матери. Ахматова уничтожает семейный архив, сжигает фотографии, письма.

Материалы, относящиеся к Ахматовой, из дела Л.Н. Гумилева выделяют в особое производства. Из Пунина выбивают признания, дающие основания для ее ареста. Она, разумеется, об этом не знает, но чувствует, что над нею нависла смертельная угроза и спасать надо уже не только Льва, но и себя. Пишет и публикует в "Огоньке" стихи о Сталине.

Абакумов направляет докладную Сталину, испрашивая у него разрешение на арест Ахматовой. Внутренние рецензенты издательства, словно бы зная об этом (некоторые из них, кстати, вполне могли совмещать свою литературную деятельность с "работой" на Лубянке), с большим рвением "дуют на холодное", требуя от уже сдавшейся Ахматовой еще более глубокой "перестройки" ее мировоззрения и еще более глубокого овладения методом социалистического реализма. А сама Ахматова, разумеется, не зная всех обстоятельств, но о многом догадываясь, выдавливает наконец из себя давно ожидаемое начальством признание, что "исторические постановления ЦК ВКП(б) о литературе и искусстве" помогли ей пересмотреть ее порочную литературную позицию.

А Сталин между тем не спешит с решением. Медлит.

Докладная Абакумова легла на стол вождя в середине июня. А 13 сентября Особое совещание при МГБ СССР "за принадлежность к антисоветской группе, террористические намерения и антисоветскую агитацию" приговорило Л.Н. Гумилева к десяти годам строгого режима.

Похоже, что к этому времени решение вождем было уже принято. И было это решение в классическом его, сталинском, стиле: сына не выпускать, а мать - не трогать.

А история с ахматовским сборником "Слава миру!" продолжала медленно тлеть, и конца этому не было видно. Ахматова терпеливо сносила все гнусные замечания и рекомендации внутренних рецензентов. Меняла состав книги. Дополняла ее то новыми стихами, то старыми, которые представлялись ей более или менее "проходимыми". Так дело тянулось почти три года.

На исходе третьего года (когда окончательно выяснилось, что гроза над Ахматовой прошла стороной, молния в нее не ударила и теперь наверняка уже не ударит) А. Сурков направил директору издательства "Советский писатель" М.М. Корнееву и главному редактору издательства Н.В. Лесючевскому такое письмо:

Дорогие товарищи!

Пересылаю Вам рукопись сборника А. Ахматовой с рецензией А. Фадеева. Я с рукописью знаком. Считаю, что и оценка стихов и мотивировка издания книги, изложенная в рецензии А.А. Фадеева, глубоко правильны. Правильны и его замечания относительно снятия некоторых стихов.

Прошу Вас поставить вопрос об издании сборника "Слава Миру" на рассмотрение редакционного совета в непродолжительном времени и, если вопрос будет решен положительно, оформить с автором договорные отношения, т.к. Ахматова и тяжко болеет и находится в трудных материальных условиях.

И.О. Генерального секретаря ССП СССР Ал. Сурков.

Под письмом этим стояла дата: 4 февраля 1953 г. А через месяц умер Сталин. Суркову и Фадееву теперь было уже не до Ахматовой.

Ссылки: