Наука колхозно-совхозного строя

У жителей страны, не разбиравшихся в тонкостях дела, складывалось, да и не могло не сложиться впечатление о непрекращающейся полезной деятельности Лысенко, его сторонников и учеников. Учитель разъезжал по солидным учреждениям, участвовал в престижных совещаниях, мельтешил перед глазами руководителей страны. Ученики исполняли роли эмиссаров - разъезжали по колхозам, следили за цифрами в анкетах, направлявшихся из низов в верхи. В Одессе стали часто проводить совещания, слеты, курсы, на которые приглашали крестьян со всех районов Украины ( 5_150 ).

В 1933 году было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) о недостатках в подготовке кадров сельскохозяйственных научных работников (это был в значительной мере удар по Н.И.Вавилову, предпринимавшему героические усилия для скорейшей подготовки наивозможно большего числа специалистов для создаваемых им почти двадцати новых институтов в системе ВАСХНИЛ).

По мнению лидеров партии их готовили слишком много: "за последние 4 года число аспирантов в системе ВАСХНИЛ возросло в 21 раз и в 1933 году достигло 1722 чел.", говорилось в постановлении ( 5_151 ). Теперь предлагалось уменьшить это число, принимать в аспирантуру более проверенных товарищей. Было выделено 40 мест для так называемой "специальной аспирантуры", в которую вменялось брать работников партийных органов, печати, комсомольских и иных активистов. Семь из этих мест было отдано Лысенко, и, таким образом, у него появились специальные аспиранты, такие как И. Глущенко . Специальные аспиранты решительно вошли в жизнь Одесского института, сразу же взялись за "опыты", были душой всех слетов, сборов, курсов, проявляли смекалку и находчивость. (Например, И.Е. Глущенко рассказал мне в 1976 году, как он, будучи аспирантом у Лысенко, догадался послать письмо в Департамент Земледелия США с просьбой прислать какой-нибудь отчет о свойствах русских пшениц, использованных при выведении американских сортов. Составить письмо и перевести его на английский язык взялся один из сотрудников, оставшихся еще со времен Сапегина. Американцы быстро прислали в Одессу просимое, тот же сотрудник перевел все с английского на русский, Глушенко вставил перевод в качестве одной из глав будущей диссертации и пошел прочесть этот раздел Лысенко. Дело было летом.

Лысенко теперь по положению имел право занять летом одну из дач на берегу моря, где он и жил в самой спартанской обстановке. Когда Глушенко пришел на дачу, он, по его словам, застал Трофима Денисовича разлегшимся с Исаем Презентом на полу, на тонкой подстилке, вроде рваного армяка. На предложение прочесть написанное оба "профессора" ответили утвердительно. Глушенко уселся на табуретку и зачитал развалившимся шефам "свой" труд, крайне изумив их глубиной познания. "Когда это ты стал таким умным?" - спросил Лысенко у своего аспиранта и, получив разъяснение, как можно без особого труда раздобывать уникальные сводки литературы, остался очень довольным и Глушенко за находчивость похвалил).

Для более быстрой популяризации своих идей Лысенко использовал не только печать, но и устное общение со слушателями курсов. Простецкий с виду, одетый так же, как и обычные колхозники, владевший тем же лексиконом, что и они, доступный и прямой, всегда появлявшийся на этих курсах в окружении невидных людей, - Лысенко вызывал симпатии наблюдавших его издалека слушателей. Его энергия заражала. Вокруг Трофима Денисовича крутились такие же, как он, простые ребята, вечно озабоченные - кто посевом, кто починкой сельхозмашин, кто обработкой семян. Они входили в здание в сапогах, телогрейках, вымазанные землей, перепачканные машинным маслом, обращались к Лысенко за советами, шли со своими нуждами, вполне понятными и близкими любому крестьянину. И все это было на виду. Натруженные руки лысенковских помощников, как бы говорили всем яснее ясного, едят ли они хлеб даром. Сохранилась фотография лысенковской гвардии тех лет, на которой они засняты не в парадной форме, а так, как были одеты в повседневной жизни. Было видно, что все вернулись с поля, сапоги и ботинки в земле, никто не прихорашивался, чтобы выглядеть на фотографии получше. Какими пришли, такими и устроились для съемки, дружно и сосредоточенно: восемь человек уселись на длинную скамью, девятеро встали за их спинами у стены здания.

Единственная женщина - А.И. Галеева надела варежки, а остальные спрятали руки в рукава пальто и телогреек. Только двое или трое были в галстуках, а остальные в косоворотках, в темных рубашках. И нельзя было отличить обычно Франтоватого Д.А. Долгушина от простецкого И.Е. Глущенко, А.Д.Родионова от Ф.Г. Луценко, С.А.Погосяна от Г.А. Бабаджаняна, и всех их от сидящего в центре Лысенко, сунувшего руку в карман пальто, заложившего ногу за ногу. Не знай его в лицо, так и не скажешь, что это - академик, орденоносец, руководитель института. Крестьянин и крестьянин, лицо в лицо с другими такими до крестьянами

... Все эти черты способствовали безоговорочному признанию Лысенко за "своего" всеми, кто стал считать, что теперь для них открылась прямая дорога к таинству научной деятельности. Стать ученым! Стать, минуя долгий и в общем трудный путь гимназического или школьного, а потом университетского или институтского обучения, минуя аспирантуру или докторантуру, сразу взять быка за рога - этого жаждали многие. Не удивительно, что призывы и обещания Лысенко находили восторженный отклик среди сотен крестьян, загоревшихся мечтой превратиться "по щучьему велению, по одному хотению", как говорилось в русских сказках, - в ученых, какими стали Лысенко и его приближенные.

Важнейшим козырем Лысенко, разыгранным им с блеском, стало раздувание кампании поддержки его простыми колхозниками. Привлечение их в качестве главных арбитров в споре с учеными рассматривалось тогда руководством страны как вполне нормальное, естественное и правильное явление, а не попрание науки, не оскорбление ученых. См. пора массового оптимизма - 1920-е - 1930-е годы Манипулируя людьми, охваченными революционным энтузиазмом, он превратил их мнение в страшную силу, назвав это мнение коллективным разумом миллионов, найдя способ публиковать высказывания простых людей в газетах и журналах, натравливая их на ученых и одновременно культивируя ненависть к серьезной науке, к сугубому профессионализму.

Конечно, сам Трофим поднаторел, оказавшись в научной среде, знал слова, неведомые крестьянам, и они за это чтили его как бога, но и их он одарил новыми возможностями, дал им право называть избу с десятком книжек, весами и термометром на столе - "хатой-лабораторией" (все, как в настоящей науке, своя лаборатория), величал их "колхозными академиками" (а им и неведомо было, какие там еще такие академики имеются, чай, есть такие в столицах, сидят за столами - у кого голова посветлее, да лицо почище). Решив обратить незнание этих людей себе на подмогу, Лысенко поступил крайне расчетливо. В Одессе, как уже упоминалось, организовали краткосрочные - от недели до трех недель - курсы для колхозников.

Примитивным языком сам Лысенко, чаще вместо него Исай Презент , иногда другие хлопцы из собравшейся вокруг Лысенко команды рассказывали доходчивые байки о том, как растет, как развивается растение, также доходчиво излагали суть лысенковских предложений, а параллельно клеймили врагов лысенковской науки, объясняя, что эти люди зазнались и будут мешать расцвету жизни самих простых колхозников, раз высокомерно посягнули на самое святое для крестьянина "на замечательное учение товарища Трофима Денисовича Лысенко, нашего народного академика". (Благодаря этому изначально проповедовавшиеся идеи всеобщей справедливости и равенства возможностей изначально же стали перерастать в свою противоположность - и это было также фактором формирования лысенкоизма).

Когда статья Константинова, Лисицына и Костова была опубликована, в Одесском институте собрали открытое партийное собрание (дела научные нужно было решать не иначе как на партийном собрании). Произошло это 28 октября 1936 года. Презент зачитал выдержки из статьи Константинова и соавторов, а затем, как сообщалось в отчете об этом собрании коммунистов: "горячее участие в обсуждении этих вопросов приняли прибывшие на курсы при институте заведующие хатами-лабораториями из Днепропетровской области" ( 5_152 ). Срочно в журнале "Яровизация" напечатали отрывки из их речей, насколько возможно подправленные стилистически редакторами, с неизменно факсимильным воспроизведением подписей-каракулей авторов выступлений. Для этих людей, недавно познавших грамоту, строй мыслей, факты и аргументация ученых были темным лесом, но они брались уверенно судить об ошибочности мнения ученых с мировым именем: ведь теперь им было предоставлено право на равное с академиками волеизъявление. Приговоры их были единодушными.

"Мы, колхозники, знаем пока единственного человека из людей науки, который открыл нам глаза ... этот человек и есть академик Лысенко...

И вот я узнаю, что в науке есть немало людей, старающихся очернить, оклеветать, работу того, кого колхозники больше всего из людей науки знают, кому больше всего из ученых верят. Выслушав зачитанные тов. Презентом выдержки из статьи, написанной акад. Константиновым, Лисицыным и Костовым, я прихожу к выводу, что да, есть еще ученые, которые смотрят не туда, куда советскому ученому смотреть следовало бы", -сказал Козыряцкий Петро из колхоза имени Кирова Запорожского района ( 5_153 ).

А колхозник Юрченко из "Спiлной працi" Васильковского района сделал такое заявление: "Кое-кому становится непонятным, как объяснить такое явление, что против такой жизненной науки Лысенко выступают некоторые другие люди науки? Мне, как колхознику, этот вопрос кажется очень прост. Я его понимаю так: "факты" обвинений, которые выдвигаются против акад. Лысенко, родились из ревности, зависти, на базе собственного незнания того, что действительно надо колхозам. Только это и могло способствовать написанию такого рода статей, которые вызывают только смех и сожаление о том, что некоторые люди, не брезгая [орфография сохранена - В.С.] даже клеветой, решили выступить против работ Т.Л. Лысенко" ( 5_154 ).

Н. Брижан из колхоза "Коминтерн" Красноармейского района говорил: "Великий Сталин поставил перед нами задачу добиться высоких урожаев, сделать жизнь колхозника зажиточной ... И мне лично довольно странными кажутся рассуждения академиков Константинова, Лисицына и доктора Костова о том, что будто бы яровизация дает снижение урожая" ( 5_155 ).

Изъяны их логики были столь явными, что их заметил бы любой образованный человек, но сами они из этого порочного круга выбраться не могли, также как не были заметны эти изъяны редакторам "Яровизации", не ушедшим нисколько от этих горе-критиков, стоящих вместе с ними на одной - социальной, или, как их представляли лысенкоисты, классовой основе.

Теперь Лысенко и Презент начали из номера в номер печатать такие письма трудящихся .

Лысенкоисты развили новый способ дискуссий: вместо аргументов в ход пошли окрики, вместо возражений - ссылки на отклики из колхозов и совхозов. Журнал "Яровизация" запестрел письмами простых крестьян, которые, славя "колхозного академика", противопоставляли ему "кабинетных ученых", "буржуазных приспособленцев", якобы ставивших палки в колеса "народному герою" - Лысенко ( 5_156 ).

Шла цепная реакция. Лысенко подстегивал колхозников, а они, в свою очередь, прибавляли все больше смелости самому Лысенко и давали ему возможность козырять перед властями "откликами с полей", ссылаться на "мнение народа". Он все больше смелел, используя возможности советской прессы, с видимым удовольствием печатавшей его самые разнузданные по тону статьи. А все, кто пытался даже в самой строгой академической манере изложить свои замечания или просто поделиться сомнениями, преподносились теперь и самим Лысенко, и его клевретами, как враги советской власти, выступающие уже не против него лично, а против науки и общества в целом, а иногда и хуже - как буржуазные перерожденцы и классовые враги.

Не забудем, что именно Лысенко был первым, кто аттестовал ученых, честно возражавших против его идей, как "классовых врагов" , чем вызвал бурную радость Сталина. Так формировался новый стиль борьбы с инакомыслящими в научной сфере, стиль шельмования, оскорблений, нетерпимости, политической подозрительности и доносов. Так воспитывалась молодежь, которую натравливали на уважаемых ученых.

Страшные плоды этой учебы вскоре дали себя знать. По вздорным, но злобным доносам были арестованы десятки людей из руководства ВАСХНИЛ, директора многих институтов (хлопководства, животноводства, агрохимии, защиты растений и др.). Руководители партии шли на то, чтобы расчистить дорогу Лысенко. Из науки и жизни устранялись явные и потенциальные его критики.

Ссылки: