Семья Мотовилова Ивана Андреевича (с точки зрения С.Н. Мотовиловой)

С.Н. Мотовилова : "Вся семья Ивана Андреевича была ужасно мещанственна. О [его сыне] Георгии Ивановиче ничего сказать не могу, он молчал. Зато брат его [ Андрей Иванович ], очень красивый, говорил, говорил, говорил без конца, и все ходил и ловил мух, даже когда их не было. Но кто был безнадежно мещанствен и вульгарен - это обе дочери: Маня и Надя . Причем Маня была невестой, они жили в их имении. В это время заболел Иван Андреевич. Маня поехала в Москву, и Надя отбила ее жениха и вышла за него замуж. У Мани после революции был какой-то не муж, а так, какой-то возлюбленный. Ее брат сочинял про него песенки и распевал их, помню только припев: "Комбат, комбат, комбат!. По-моему, он вовсе не был бывший полковник, а чисто советский военный.

Семья Александра Андреевича была еще хуже, невероятно вульгарна. Они приезжали к нам с родителями [в Симбирск] из Скорлятки , их имения под Симбирском. Однажды заразили нас, детей, всех коклюшем. Сперва приехали к бабушке, Луизе Францевне, та, узнав, что у них был коклюш, скорее прислугу послала к нам, чтоб сказала, что у них коклюш, и мы сказали, что нас нет дома. Но горничная заговорилась на кухне, тем временем они к нам приехали, и мы все переболели коклюшем. Одну из них я встретила после революции с ее мужем Николаем Александровичем Мотовиловым у Надежды Кронидовны [уже вдовы Ивана Андреевича ]. (Ее муж Николай Александрович, будучи внуком Николая Егоровича Мотовилова , получается, приходился ей троюродным братом! МК )

Он говорил, что он "старший в роду", написал мне всю родословную (увы, она сгорела), а жена его, какая-то крашеная и вульгарная, в детстве была лет на пять старше меня, а после революции стала на пять лет моложе. У этого Мотовилова был свой конный завод [в Пензенской губернии]. После революции он, как и многие другие богатые помещики, работал на государственном конном заводе, не знаю, как это называется. И с юмором рассказывал, как какой-то малограмотный комиссар выходил и кричал:

"Ну, мои конюхи, идите сюда!". И все эти бывшие богатые помещики почтительно мчались к нему! <...>

Однажды вечером у нас были в гостях в Москве Иван Андреевич Мотовилов и его жена Надежда Кронидовна . Вы их помните (родители Гомочки [ Георгия Ивановича ]). Нам она казалась старой, хотя, я думаю, ей было тогда не больше тридцати лет, а может быть и двадцать с чем-то, но она уже родила четверых детей! Мы сидели у нас в столовой, когда пришли Классон и Коробко . И тут произошло нечто необыкновенное, Надежда Кронидовна вдруг оживилась. Она была очень хорошенькая, гладко причесанная, лицо мадонны. Это мы тут только заметили. Она начала невероятно кокетничать. Мы вообще не видели раньше, чтоб люди так кокетничали, это даже считалось неприличным, но она ведь была из купеческого общества. Мы сидели и глаза таращили от изумления. Думали: "такая старая и так кривляется". Возраст между двадцатью-тридцатью годами нам казался старым. Гомочка был влюблен в Вашу сестру Соню, но мне кажется, что и Надежда Кронидовна была неравнодушна к Роберту Эдуардовичу. Она дружила потом с Вашей нянькой, которая рассказывала ей все Ваши семейные дела, и будто бы нянька говорила, как было бы хорошо, если бы Классон был женат не на тете Соне, а на ней, Надежде Кронидовне".

И.Р. Классон в своих черновых записях заочно дополнял киевского корреспондента: "О семье Ивана Андреевича Мотовилова я знаю главным образом из того, что слышал от мамы и от няни, которая гораздо раньше была у них кормилицей (я слышал, как Маня и Лиза Мотовилова, бывая у нас, называли няню "кормилкой"), ее в 1899-м Мотовиловы рекомендовали маме, когда я должен был родиться. Иван Андреевич работал хирургом в Ново-Екатерининской больнице в Москве и был, по-видимому, хорошим хирургом. Я помню, как приблизительно в 1905 г. в воскресенье днем к нам приехала Надежда Кронидовна и просила маму спрятать куда-нибудь [моих сестер] Соню и Таню на случай, если вдруг приедет Иван Андреевич: она потихоньку от него взяла для детей на тот день билеты в Художественный театр, причем на дневной спектакль "На дне". Выбор такой пьесы еще усугубил бы ее вину. Опасаясь, что у нас появится Иван Андреевич, она просила сказать ему, что его дети с Соней и Таней пошли гулять. Но он мог увидеть Соню и Таню, поэтому Надежда Кронидовна и просила их спрятать. Иван Андреевич, против ее ожидания остался дома и спросил, где дети. Надежда Кронидовна ответила, что они поехали к Классонам (а на самом деле отправились на спектакль). <...> Семья Ивана Андреевича вообще была старомодной. Позже, [после 1905-го] Соня виделась иногда с Андреем и Гомой . Они оба учились в 7-й (дворянской) гимназии [в Москве], а потом - на медицинском факультете. Гома еще гимназистом стал заниматься скульптурой, его учителем был [скульптор Николай Андреевич] Андреев . В гимназии его кто-то из товарищей толкнул, и он сломал правую ключицу. Андреев говорил по этому случаю, что Гома разовьет себя как скульптор, работая левой рукой.

А обеих дочерей, Маню и Лизу, провожала в гимназию и обратно горничная, до последнего класса. Однажды Соня была с Гомой на катке и удивилась, что он принес коньки, завернутые в салфетку. Прогрессивными они были по отношению к спорту (кажется, занимались, главным образом, гимнастикой с гирями). Андрей и Гома служили врачами в действующей армии в Первую мировую войну. После революции к нам заезжала старшая из сестер Маня, но наиболее интересные вещи она рассказывала не нам, а няне, а мы уже от нее слышали. Иван Андреевич после февральской революции [1917- го], предугадывая инфляцию, взял в банке - еще царскими деньгами - все свои сбережения, но вскоре умер. Впрочем, сыновья тоже не растерялись. Например, когда рядом с их квартирой оказался покинутым деревянный дом, они первыми из соседей выламывали в нем паркет, чтобы топить у себя. В начале НЭПа короткое время оба брата варили на продажу хозяйственное мыло. Вскоре Андрей вернулся к своей профессии врача, а Гома стал профессиональным скульптором. В начале 1930-х я видел в Третьяковской галерее его скульптуры, в том числе бюст Тухачевского. В конце 1930-х ему этот бюст, а также то обстоятельство, что жена [врага народа] Тухачевского училась у него скульптуре, припомнили. С.Н. Мотовилова тоже вспоминала интересные подробности судьбы родственника-скульптора и сталинской эпохи: "На первой же выставке, где была выставлена наша скульптура в Париже (в 1937 году), он получил золотую медаль. У нас его затирали. Причин две: во-первых, он не подхалим, а очень независим, во- вторых, одно время давал уроки ваяния жене Тухачевского . Это был какой- то важный военный у нас, которого арестовали, расстреляли, ну и пострадали все его близкие, и родственники и знакомые". Тем не менее, немалое число выполненных Г.И. Мотовиловым работ, а также присвоение ему в 1950-м Сталинской премии позволяет предположить, что "затирали" его не очень радикально, хотя и продолжительно. Он в 1918-1921 гг. учился в Свободных художественных мастерских (затем Вхутемас и Вхутеин) у С.Т. Коненкова . Выполнил массу образцов монументально-декоративной скульптуры. Кроме того, Г.И. Мотовилов преподавал в 1945-63 гг. в Московском высшем художественно-промышленном училище, а в 1953-м даже стал профессором. "Линия жизни" замечательного скульптора до сих пор ждет внимательного, профессионального биографа. В 2001-м в интернет- журнале "Наше наследие" появилась весьма комплиментарная статья Сергея Попова "Возвращение Мастера", которую мы частично приводим в "Действующих лицах" (Приложения на сайте "Города" .) фото (класс) Goma-1 Горельеф на ст. метро "Электрозаводская" фото (класс) Goma-5 Горельеф на ст. метро "Смоленская"

Ссылки: