Мотовилова Алина Антоновна (ур. Фон Эрн)

Отец фон Эрн Антон , мать Флориани В.Ф. , муж Мотовилов Н.И. Дети Мотовилова С.Н. и Некрасова З.Н. , Мотовилова Н.Н. умерла в детстве.

Дочь полковника (а затем генерал-майора в отставке) и кавалера Его Величества лейб-гвардейского уланского полка Антона Вильгельма сына Николаева фон Эрн (Оерн) , евангелическо- лютеранского вероисповедания и жены его Валерии, урожденной Флориани , римско-католического вероисповедания. Была крещена в лютеранскую веру 28 июня 1857 г. Полтавским дивизионным проповедником и пастором Карлом Гуерихом (отдел рукописей РГБ, ф. 786). В 1874 г. окончила Смольный институт : "Думаю, что именно ее взгляд и улыбка покорили некоего господина с бакенбардами, который на балу в Смольном пригласил Алину Эрн на первую мазурку. Этим господином с бакенбардами был самодержец всероссийский император Александр II . Вот так моя бабушка начала свой жизненный путь - папа с Анной на шее, институт благородных девиц, трогательные розы в белой рамочке, мазурка с царем"" (Виктор Некрасов. Алина Антоновна).

Алина Антоновна, повзрослев, вышла замуж за своего двоюродного брата Мотовилова Николая Ивановича , тем самым они "закольцевали" родословную Мотовиловых. В итоге у С.Н. Мотовиловой были бабушки - сестры: Луиза Францевна (по отцу) и Валерия Францевна (по матери). Последнюю наша героиня называла то бабушкой, то grande tante .

А вот живописные подробности о дочери Валерии Францевны из очерка В.П. Некрасова "Алина Антоновна":

В бабушке не было ни капли русской крови (отец по происхождению швед - Антон фон Эрн - вернее Oрн - генерал русской армии, мать - итальянка, родом из Венеции, Валерия Францевна Флориани ), но как-то так получилось, что бабушка моя умудрилась сочетать в себе самые положительные черты русского человека. Приветливость, доброта, исключительное гостеприимство, умение легко переносить трудности (а их в ее жизни было предостаточно) и необыкновенная легкость в обращении с людьми любого положения и происхождения. К тому же она была на редкость обаятельна.

Друзья мои всех возрастов - от мальчишек со школьной скамьи до институтских курящих и пьющих студентов - души в ней не чаяли. Все ее любили - мы, соседи по дому, швейцар Герасим, швейцариха Катя, почтальон Никифор Петрович, бубличник, приносивший по утрам свежие бублики, - все до единой молочницы, продавцы и продавщицы в "сорабкоопах" (были такие в моем детстве "гастрономы") и, конечно же, все нищие, сидевшие на Марино- Благовещенской (теперь Саксаганского), и даже извозчики, стоявшие на углу Б. Васильковской, хотя услугами их бабушка из-за отсутствия средств не очень-то часто пользовалась. Такой милый и открытый был у нее характер.

Была она ко всему еще и красива. Красота, которую не искажает старость, по-видимому, и есть подлинная красота. И дело даже не в правильности и благородстве черт, а в том, чего на фотографии из альбома не увидишь, в выражении глаз и в улыбке, которые на всю жизнь остались молодыми. Думаю, что именно ее взгляд и улыбка покорили некоего господина с бакенбардами, который на балу в Смольном пригласил Алину Эрн на первую мазурку. Этим господином с бакенбардами был самодержец все- российский император Александр II . Вот так бабушка начала свой жизненный путь - папа с Анной на шее, институт благородных девиц , трогательные розы в белой рамочке, мазурка с царем. А потом? Потом жизнь в имении своих родителей в Симбирской губернии, в " Мокрой Бугурне ".

В парижском архиве В.П. Некрасова хранилось трогательное письмо от его дедушки к его бабушке:

"Дорогая кузина моя, Алина Антоновна!

Согласны ли Вы сделаться моей женой? Ни роскоши, ни высокого положения общественного не могу Вам дать в случае Вашего согласия. Взамен этого: непритворное, искреннее чувство глубокого к Вам расположения, известное материальное обеспечение, которое даст нам возможность жить, не рискуя помереть с голоду. Если Вы согласны, то не найдете ли удобным передать о моем предложении тетушке". ( Н.И. Мотовилов , как мы уже отмечали, был племянником В.Ф. фон Эрн ).

Во всяком случае, пишите мне в Харьков, так как я на днях буду там: хочу поступить в тамошний Ветеринарный институт. Коли Вы письменно изъявите согласие, то я приеду к Вам. Жду ответа с нетерпением. Целую вас крепко (хотя бы по праву кузена).

Искренне любящий Вас

Николай Мотовилов

1877 г. Июля 4. Самара

В эмигрантском очерке "По обе стороны Стены" В.П. Некрасов дал краткий комментарий к этому письму: "Вот так сто лет тому назад делали предложения. И ждали письменного согласия в ответ на непритворное чувство глубокого расположения. Насколько мне известно, бабушка с дедушкой жили дружно, с голоду не помирали в каких-то симбирских поместьях, и только после дедушкиной смерти (умер он молодым, тридцати с чем-то лет, от туберкулеза) бабушка с тремя дочерьми уехала в Швейцарию. Не эмигрировала, а уехала, дав дворнику три рубля, чтоб он принес заграничные паспорта".

Фото (класс) Николай Иванович Мотовилов в молодости

Фото (класс) Алина Антоновна фон Эрн-Мотовилова в молодости Мы, со своей стороны, тоже приведем выдержки из письма Н.И. Мотовилова своей будущей невесте:

"<...> Затем скажу Вам, что Вы славная, хорошая натура, честная в высшей степени и что я Вас за все люблю; мне, кажется, мы с Вами не только уживемся, но, пожалуй, и будем счастливы. Но жить придется нам довольно скромно, чтобы не сказать больше. Это потому что мне не хочется вполне пользоваться добротою безграничной моих родителей, хоть они для моего счастья готовы на все; хорошие люди, они меня любят. <...> Целую Вас, милая, дорогая моя кузиночка; в случае Вашего согласия, как жених; в противном случае как кузен. Любящий Вас как самого себя"

(из письма от 7 июля 1877 г. из Ряжска по дороге в Харьков, ф. 786 отдела рукописей РГБ).

Любящий кузен, по-видимому, в Ветеринарный институт не поступил, зато добился согласия кузины! Их венчание произошло в августе 1877 г. в православной Константино-Еленовской церкви села Малая Даниловка Харьковского уезда. Возникает вопрос: а почему это торжественное событие случилось в селе, к которому молодые, похоже, до этого никакого отношения не имели?

Ответ на него мы находим в письме С.Н. Мотовиловой :

Витте в своих воспоминаниях рассказывал о Меринге , мамином крестном отце. Он был дружен с маминым отцом Антоном фон Эрн , в Киев Меринг приехал бедным, и мамин отец дал ему несколько золотых, которые и послужили основанием большого богатства Меринга в дальнейшем. Он присылал маме на всякие праздники золотые, но бабушка их маме не давала, а прятала в отдельную коробку. Когда папа приехал к бабушке [ Валерии Францевне ] в Солоновщино (он же был ее племянником, и мама долго у них в Симбирске жила), он хотел жениться на маме, но бабушка своего согласия не давала. Сама она, бедная гувернантка, в тридцать с чем-то лет вышла замуж за генерала, богатого помещика, считала, что мама может выйти лучше замуж. Бабушка решительно папе отказала. После этого бабушка уехала на какую-то ярмарку, а мама и папа решили бежать. Денег у них не было ни гроша, и они забрали все золотые монеты Меринга и уехали в Харьков. Золотые-то ведь мамины были.

В Харькове не было согласия родителей на их венчание и кроме того, как кузен и кузина, они жениться не могли. Но какой-то папин приятель нашел загородного попа, который согласился их повенчать. <...> Вообще вся эта история с бегством, без согласия бабушки, мне представлялась какой-то романтикой.

В продолжение описания сего замечательного персонажа опять процитируем очерк В.П. Некрасова "Алина Антоновна": "С появлением детей - четыре дочери, младшая, Ниночка, умерла еще ребенком, - жизнь несколько изменилась. Меньше липовых аллей, больше симбирских улочек, а потом, после смерти дедушки, симбирские улочки сменились на лозаннские в Швейцарии. Почему бабушка одна с тремя детьми поехала вдруг в Швейцарию?

Два имения - в "Мокрой Бугурне и в Цыльне - двух маминых бабушек, Валерии Францевны и Луизы Францевны (моя бабушка вышла замуж за двоюродного брата) - и вдруг ни с того ни с сего Швейцария? Как мать [ Зинаида Николаевна ] сейчас объясняет, просто для того, чтоб сменить обстановку после смерти ее отца. "Ну и для того, чтоб научились французскому языку! -, добавляет она, мило улыбаясь. Учились они французскому языку что-то очень долго. Потом медицине - мать, геологии - тетка. А бабушка, как это называлось, "вела дом" и вместе с женой Плеханова успевала еще устраивать благотворительные концерты для русских эмигрантов и студентов".

В общем, как сформулировал Виктор Платонович, это была "жизнь русской интеллигенции левого направления тех давних лет". Правда, здесь он немного путает с имениями: у Валерии Францевны оно располагалось в Полтавской губернии и называлось (как мы уже видели) Солоновщино . Другое дело, что в 1896 году симбирские Мотовиловы продали "полтавской" Алине Антоновне, вдове дворянина, 292 десятины в имении Мокрая Бугурна .

Далее В.П. Некрасов так описывал жизненный эпилог Алины Антоновны:

"Бабушка прожила 86 лет. Первую половину в девятнадцатом веке, вторую в двадцатом. <...> В последние годы перед войной бабушка ослабела. У нее был небольшой, как тогда говорили, удар, и ей стало трудно ходить, приволакивая ногу. Отпали магазины, базары, готовка обедов. Сидела в кресле и что-то штопала, штопала - она не могла без работы, в сотый раз перечитывала французские романы в желтых обложках - у нас их был миллион или писала красивым бисерным почерком письма тете Вере и своей подруге по Лозанне. Кстати, письма ее были всегда интересны - сужу по тем, которые получал, когда жил вне дома, - полны мелких, забавных деталей и написаны настолько живо, что на них сразу же хотелось отвечать.

<...> Умерла бабушка 27 марта 1943 года, так и не дожив до освобождения. В Сонином дневнике есть запись: "Мама все повторяет: "Вот дождусь Викочку и тогда спокойно умру". Не дождалась. Умерла от гангрены. Тяжело перечитывать страницы дневника, посвященные последним ее дням. Холод, голод, безденежье, все, что возможно, продано. И милая, терпеливая, деликатная, ни на что не жалующаяся бабушка, только на темноту жаловалась - экономили керосин на коптилку - и на отсутствие людей. А она их так любила".

Из Сониного дневника: "Маме ужасно тоскливо. Зина целый день на своем заводском медпункте, я в этой никому не нужной библиотеке, и она одна с несимпатичной женщиной [ Мотей -домработницей], ни писем, ни прогулок, ни знакомых! Маме хотелось радости. Придет какой-нибудь знакомый человек, и она находит: такой он симпатичный, такой милый!" Покоится бабушка на Байковом кладбище, под разросшейся уже березкой. В одной ограде с ней теперь и тетя Соня. Лежат рядом. Они очень любили друга, хотя бабушка и побаивалась ее."

Приведем здесь одно замечание, не очень приятное для внука, так элегически описывавшего свою бабушку. В письме И.Р. Классону упоминалось, что З.Н. Некрасова побывала на Байковом кладбище 27 марта 1962 года, в день девятнадцатой годовщины со дня смерти Алины Антоновны. Побывала в связи с похоронами знакомого инженера Константинова, ее сверстника восьмидесяти двух лет. Но на мамину могилу не зашла - "было грязно?! В связи с этим С.Н. Мотовилова припомнила: "Да, а Вика - любимый маминой мамы внук, никогда на ней не бывает!

Зина одной знакомой говорит, что Вика был на кладбище. Та спрашивает: "На каком?". И Зина достойно говорит: "Ведь Вика бывает только на еврейском кладбище?".

В письме в Лозанну через год после этого С.Н. Мотовилова еще более критично оценивала своих родственников: "Вика никогда не бывает на могиле бабушки <...>. Ограду мы поставили с Зиной вдвоем, она стоила тогда 2 000. Я тогда еще работала, и мы с Зиной дали по тысяче, ну, а на памятник у меня уже денег не хватало. У них денег было сколько угодно, за одно издание "Окопов [Сталинграда]" Вика получил 65 000, а их было у него до тридцати. Были, конечно, издания и дешевле. Ну, а памятник, который я хотела заказать, Зина и Вика не одобрили. <...> Я все-таки настояла, и хоть плохенький, но все-таки какой-то памятник есть и стоил он тогда всего 1 500, теперь это было бы 150 р.!

Если бы у меня были деньги, я бы и папин памятник в Симбирске восстановила. В 1950 году, когда мы с Зиной туда приезжали, то оказалось, что был украден только мраморный крест, а глыба серого мрамора, на котором он стоял, еще была. Надо было только поставить ограду и крест на глыбе. Но у меня же не было денег".

Ранее, в письме за 1953 г. в Лозанну, приводилось описание памятника А.А. Мотовиловой, который все-таки оплатил разбогатевший внук: "Мы, наконец, (на одиннадцатый год!) поставили памятник на маминой могиле. Памятник простой, трафаретный: аналой, [высокая подставка, на которую при службах кладут для чтения церковные книги, ставят иконы и крест,- с раскрытой книгой и над ним небольшой мраморный крест. Вера, верно, не помнит, такой же памятник стоит на могиле отца Ленина в Симбирске .

Папин памятник там разрушен, ну а отца Ленина сохранился. В детстве Зине этот памятник [папе] очень нравился. Ну вот, в таком духе мы поставили на маминой могиле".

И тут мы заодно дадим свидетельство местного краеведа Жана Миндубаева . За отсутствием оного в Интернете приведем цитату из книги Дмитрия Волкогонова "Ленин" :

"Как писал журналист и краевед Ульяновска Ж. Миндубаев, превращение старинного города в "грандиозный ленинский алтарь" сопровождалось "громадным погромом". В ходе его, как с болью отмечал исследователь, "ломалось все - причем в прямом, чисто физическом смысле. Начав с переименования города под лихим лозунгом "Осиновый кол в могилу старого Симбирска !", местные преобразователи с потрясающей бездумностью сносили древние церкви, соборы, монастыри. Снесли все! <...> Кафедральный собор в память о симбирцах, погибших за отечество в 1812 году, взорвали для того, чтобы расчистить место для памятника Ленину <...> Вместо всяких там Лисиных, Солдатских, Дворцовых появились улицы Маркса, Энгельса, Либкнехта, Люксембург, Плеханова, Бебеля. <....> Кладбище Покровского монастыря, где были похоронены многие достойные симбирцы, исчезло вообще. Оно было превращено в сквер, и в нем, веселеньком, сохранена одна-единственная могила Ильи Николаевича Ульянова . Да и ту осквернили: отбили крест на надгробном памятнике. Как же: отец вождя революции - и покоится под крестом?!".

Выходит, могила Н.И. Мотовилова в начале 1950-х еще сохранилась, а затем большевики уничтожили ее, как и множество других захоронений "достойных симбирцев", при устройстве городского сквера.