НИИ-2 предписывалось разработать три ракеты: К-6, К-7 и К-8

Предписывалось разработать сразу три ракеты: К-6 , К-7 и К-8 . ( Ракеты класса "воздух - воздух" имели индекс "К", а класса воздух - поверхность - "X". Но при принятии на вооружение им давали войсковое обозначение.) Две первые ракеты продолжали идею использования луча, третья - проектировалась самонаводящейся.

В этом же постановлении было сказано, что НИИ-2 должен взять на себя научно-техническое сопровождение этих трех ракет.

Для коллектива это была совершенно новая область исследований, предстояло искать людей, и волей случая получилось так, что единственным человеком, хоть что-то знавшим об управлении ракетами, был я. Какую-то часть знаний удалось почерпнуть в МВТУ, где мы стали первыми выпускниками в этой области, определенную информацию дал немецкий архив, неплохой багаж я вынес из учебы в аспирантуре и общения с умными людьми.

Ну, а придя в НИИ-2, я начал с изучения того, что было наработано Н. Н. Моисеевым , заместителем начальника института по научной работе В. Е. Рудневым , Э. Н. Кашерининым .

В какой-то степени нас допустили к материалам по ракете К-5 , и мы получили небольшую возможность изучить опыт КБ-1 .

В КБ-1 был собран элитный коллектив, потому что перед ним ставилась задача создать пояс ПВО Москвы . Сюда были направлены лучшие специалисты по радиолокации. Это КБ было практически наглухо "закрытой" организацией, возглавлял ее сын Л. П. Берия - С. Л. Берия .

Чтобы попасть туда, требовался допуск по "форме 1" , а получить его было не так-то просто, поскольку он давал доступ к работам "особой важности". Охраняли КБ-1 сотрудники КГБ, и когда тебе выдавали пропуск, вслед за ним из окошка вдруг высовывалась голова и грозно спрашивала:

"А оружие есть?! Это, естественно, вызывало трепет у посетителя, ведь только сумасшедший мог прийти в такую организацию с оружием. Я так и не понял, была ли то шутка или действительно таким образом внушался должный трепет. См. 1954-й напряженный год разгара "холодной войны" Все это накладывало определенный отпечаток на психологию коллективов, занятых созданием этих ракет. Мы прекрасно осознавали, что от нашей работы фактически зависит исход возможного конфликта, причем довольно реального.

Сроки ставились очень жесткие, каждый неудачный результат отзывался в душе болезненно и за него строго спрашивали и наказывали. В общем, работать пришлось в весьма непростых условиях: с одной стороны, это было очень интересно, ведь мы вторгались в сферу непознанного - как построить высокоточное управляемое оружие; с другой - творческий поиск втискивался в жесткие сроки и велся под неусыпным контролем руководства, что, конечно, не стимулировало полета фантазии. При этом материально обеспечивали нас не намного лучше, чем наших коллег в других отраслях и премиями не баловали. Их выписывали лишь по достижении окончательных результатов - удачных пусков ракет, принятия их на вооружение и т.д. Но этих премий, как правило, хватало лишь на то, чтобы провести скромный банкет с коллективом, поэтому рассчитывать приходилось лишь на небольшой оклад. Это было время, когда страна залечивала раны войны, все жили одинаково небогато. Может быть, существовала какая-то партийная или правительственная элита, которая пользовалась привилегиями, но в нашей среде резкого различия в образе жизни между генеральными, главными конструкторами и рядовыми научными работниками и инженерами не было. В лучшем положении находились академики Академии наук СССР. Вообще, отношение к ученым было весьма уважительным, работы над кандидатской или докторской диссертациями стимулировались, а после их защиты твоя зарплата резко возрастала и открывались новые возможности в продвижении по работе. К тому же в научном коллективе считалось неприличным занимать какую-то руководящую должность, не имея ученой степени. Это не значит, что поголовно все научные сотрудники были "остепененными" - нет, встречались очень сильные конструкторы, которые степени не имели. Например, я могу назвать Г. Н. Бабакина , который занимал в КБ Лавочкина должность начальника теоретического отдела, не имея даже инженерного диплома. Но он блестяще разбирался в динамике управляемых ракет, в чем я не раз убеждался, сталкиваясь с ним по работе. И все же в конце концов я стал руководителем его дипломного проекта. Ему все-таки пришлось его защищать. Видимо, где-нибудь по линии отдела кадров ему сказали:

"Товарищ Бабакин, надо же иметь совесть! Вы же начальник отдела, диплом- то сделайте"!. Я думаю, что у него просто времени не хватало, чтобы оформить свои разработки в виде диплома, поскольку человек он очень увлекающийся, все время стремился вперед, а на рутинную работу отвлекаться не хотел. Но пришлось. Дипломным проектом у него стал истребитель Ла-250, управление им и самонаводящейся ракетой К-250. Формально он попросил меня быть его руководителем, я написал рецензию. Позже Бабакин стал одним из корифеев космических разработок, членом- корреспондентом АН СССР. Кстати, он еще до войны сотрудничал с С. П. Королевым и прорабатывал управление ракетами - об этом он мне сам рассказывал.

Ссылки: