 |
Воспоминания Николаевского о Бухарине
Фундаментом для создания задним числом воспоминаний о Бухарине послужили факты, хорошо известные Николаевскому-историку. Для того чтобы придать им видимость правдоподобия, Николаевский расцвечивает их красочными подробностями. В творческой фантазии отказать ему нельзя. Но в данном случае она неуместна. Лишь правдивые воспоминания о Бухарине представляют интерес. Фальшивые же вводят в заблуждение исследователей, особенно зарубежных, ознакомившихся с публикациями Николаевского.
Так, например, произошло при освещении ряда моментов с американским советологом Стивеном Коэном , написавшим замечательную книгу "Бухарин и большевистская революция" . Да и с другими авторами.
Николаевский пытается изобразить себя не политическим противником Бухарина, а его доверенным лицом. Я уже говорила, что своим братом Николаевский заинтересовался при последней встрече с Н.И., происходившей в конце апреля 1936 года в моем присутствии. Что же пишет Николаевский в своих "воспоминаниях"- интервью?
"В первый вечер, когда он (Бухарин) пришел ко мне, первыми его словами были: "Привет от Владимира". Позднее, когда Бухарин и я получили возможность говорить наедине, он добавил: "Вам шлет привет Алексей (Рыков)"... Это дало тон нашим последующим беседам". Так Николаевский использует свои родственные связи с Рыковым, чтобы в "воспоминаниях" придать разговорам с Бухариным характер доверительных бесед. Стараясь показать свою близость к Бухарину, Николаевский сообщает в этом интервью, что в Амстердаме и Копенгагене, работая над документами Маркса и Энгельса, в свободное время Бухарин водил его по музеям. О посещении музея естественной истории в Амстердаме Николай Иванович мне с увлечением рассказывал. Там были ценнейшие коллекции бабочек. В Копенгагене хранилась большая часть документов Маркса и Энгельса, и Николаю Ивановичу пришлось много работать. О посещении музеев в Дании я ничего не слышала, возможно, это у меня выпало из памяти. Но, когда Николаевский рассказывает, что в Копенгагене, в музее, Н.И. наполнил портфель фотографиями картин старых мастеров, я вообще ставлю под сомнение пребывание Николаевского в Дании. Никакого портфеля у Н.И. не было, да и фотографий из Копенгагена в Париж он не привозил. Николай Иванович говорил мне, что из Вены в Данию и Голландию его сопровождал Фридрих Адлер . О Николаевском же в этой связи он не упоминал.
Когда точно знаешь, что человек лжет в большом, не веришь и в малом. Даже если Б. Николаевский в Голландии и Дании был, то почему свободное время Бухарин проводил с ним, а не с членами советской делегации по покупке архива? В Париже я наблюдала исключительно официальные отношения между Бухариным и Николаевским.
Я не собираюсь касаться всех вопросов, затронутых в импровизации Николаевского. Остановлюсь лишь на том, что меня особенно поразило.
Несмотря на то что Николаевский правдиво рассказывает о гуманистических устремлениях Бухарина, о том. что Бухарин называл социалистическим, или пролетарским, гуманизмом, противопоставляя фашизму (что Н.И. ярко выразил в последнем в своей жизни докладе, произнесенном в Париже), он придумывает в связи с этим многочисленные эпизоды и рассуждения, чуждые Бухарину.
Николаевский выдает себя с головой, когда на вопрос интервьюеров, известны ли были Сталину эти идеи Бухарина, заявляет: "Существа взглядов Бухарина Сталин не мог не знать. Бухарин не только широко пропагандировал свои взгляды в рядах коммунистов, но и открыто писал о пролетарском гуманизме в печати".
Смехотворным представляется рассказ о разговоре Николаевского с Бухариным по поводу политического завещания Ленина (в широком смысле этого слова). Бухарин утверждал якобы, что оно состояло из двух частей: более короткой - о вождях и более длинной - о задачах партии, и пояснял Николаевскому, какие принципы Ленин считал нужным положить в основу политики. Бухарин будто бы обратил внимание Николаевского на две свои брошюры: "Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз" (1925 г.) и "Политическое завещание Ленина" (1929 г.). Первая была написана в то время, когда взгляды Бухарина не оспаривались Сталиным и положение Бухарина, казалось, было прочно, поэтому, излагая взгляды Ленина, Бухарин не пользовался цитатами из его статей. "Политическое завещание Ленина" - речь на траурном заседании, посвященном пятой годовщине со дня смерти Ленина, когда Бухарин был уже под обстрелом Сталина. Поэтому Бухарин цитирует в ней последние работы Ленина. В этом и было главное различие между первой и второй брошюрами Бухарина.
Николаевский утверждает, что первую работу он не читал. Это дает ему возможность сконструировать целый разговор. Бухарин будто бы сообщил Николаевскому, что первая брошюра основана на личных беседах с Лениным, считавшим, что Бухарин лучше других сможет сформулировать его мысли, если Ленин не успеет это сделать. Но Ленин успел изложить свои мысли в статьях "Странички из дневника", "О нашей революции", "О кооперации", "Как нам реорганизовать Рабкрин", "Лучше меньше да лучше". И разве Бухарину необходимо было тратить время, чтобы объяснять "малограмотному" историку, что в завещании Ленина была мысль о возможности прийти к социализму, не применяя насилия против крестьянства! Неужто Николаевский, великолепно знающий историю социал- демократического движения вообще и большевистской партии в частности, под каким бы углом зрения он ее ни рассматривал и с какой бы неприязнью ни относился к Ленину, самого Ленина не читал?!
Совершенно невероятно, чтобы больной Ленин вызывал к себе Бухарина и уводил в сад, несмотря на протесты жены и врачей. Это никак не соответствует характеру Бухарина, его отношению и к Владимиру Ильичу, и к Надежде Константиновне. Бухарин один из немногих бывал у Ленина и беседовал с ним в то время, когда тот уже был тяжело болен, но только тогда, когда это было разрешено врачами. Н.И. рассказывал мне, что однажды он вместе с Зиновьевым ездил в Горки и видел больного Ленина сквозь забор. Но автор интервью сообщает со слов Бухарина не только о факте этих немыслимых беседах, но даже об их содержании. И речь будто бы шла главным образом о "лидерологии", о проблеме преемственности. Кого Ленин назвал своим преемником. Николаевский не сообщает. Такой разговор вообще не в традициях большевиков. Лидеров партии выдвинула история, но в те времена их называли вожди партии, а не "Великий вождь", как это стало чуть позже.
Николаевский беззастенчиво извращает факты, касаясь вопроса о суде над правыми эсерами. Он утверждает, что Бухарин по собственной инициативе завел разговор об этом процессе, происходившем в июле - августе 1922 года, еще при жизни Ленина.
Б. Николаевский сообщает, что правых эсеров судили за борьбу в целях передачи власти Учредительному собранию. Однако о том, какими методами они пользовались, он умалчивает. Меньшевики тоже боролись против разгона Учредительного собрания, но борьбу за свои взгляды вели исключительно пропагандистски, и за это их никто не судил.
Что касается Бухарина, то он был одним из активнейших сторонников роспуска Учредительного собрания .
Выборы проводились 12 (25) ноября по спискам, составленным до Октябрьской революции. Большинство Учредительного собрания составляли эсеры и меньшевики. Оно отказалось утвердить декреты о земле, о мире, о передаче власти Советам, поэтому постановлением ЦИКа 6(19) января было распущено. Позиция Бухарина, его речи и статьи об этом были, конечно же, хорошо известны Николаевскому. В частности, в работе, которую Николаевский упоминает, "Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз"
Бухарин именует Учредительное собрание уничижительно "Учредиловкой". Как же развивались события на процессе правых эсеров ?
Подробности я узнала от члена большевистской партии с 1903 г. Рубена Катаняна , одного из защитников от ЦК РКП(б) на процессе правых эсеров. Р. Катанян прислал мне копию своих свидетельских показаний, направленных в Комитет партийного контроля в 1961 г.
Правые эсеры разделились на две группы: раскаявшихся, главным образом боевиков, заявивших, что действовали по поручению ЦК, и членов ЦК правых эсеров, отказавшихся от ответственности за совершенные террористические акты. Чтобы доказать, что раскаявшаяся группа правых эсеров говорит правду, ЦК РКП(б) выделил для них защитников. В числе защитников были Р. Катанян , М.П. Томский и Бухарин . Поскольку защитники доказывали правильность показаний своих подзащитных, разоблачавших ЦК правых эсеров, они, по сути, делали общее с обвинением дело. Одним из подзащитных Бухарина был бывший террорист Семенов, по показаниям Р. Катаняна, к моменту процесса не только раскаявшийся, но ставший членом коммунистической партии. Бухарин же "рассказывает" своему "собеседнику", что за кулисами суда он выступал против казни правых эсеров, а произнес несколько речей с резкими нападками на них, лишь подчиняясь партийной дисциплине. Как же случилось, что Бухарин, будучи в единственном числе, во всяком случае в меньшинстве в ЦК, победил: осужденным членам ЦК правых эсеров был вынесен смертный приговор, но приведен в исполнение не был?! Николаевский от имени Бухарина заявляет- "Да, нужно признать, что вы, социалисты, сумели поставить на ноги всю Европу и сделали невозможным приведение в исполнение смертного приговора эсерам". Что же, выходит, "добренький" Бухарин жалел террористов, убивших Урицкого, Володарского, покушавшихся и на Ленина? А после процесса правых эсеров, как рассказывал мне Николай Иванович, был задержан правый эсер Гуревич при попытке покушения на самого Бухарина. На чем Николаевский в данном случае строит свои фальсифицированные воспоминания, я поняла, прочитав статью Владимира Ильича: "Мы заплатили слишком дорого". В апреле 1922 года в Берлине была созвана конференция трех Интернационалов: II, II 1/2 и III. От Российской коммунистической партии делегатами были посланы Бухарин и К. Радек, а от Коминтерна - члены западноевропейских коммунистических партий. Делегация Коминтерна выдвинула предложение о созыве Всемирною конгресса в целях организации единого фронта в борьбе против реакции, подготовки новых империалистических войн, за отмену Версальского договора и т.д. Представители социал-демократии пытались навязать Коминтерну свои условия.
Делегация Коминтерна отвергла неприемлемые требования, однако, борясь за возможность выступить перед рабочим классом с трибуны Всемирного конгресса, согласилась разрешить представителям двух Интернационалов присутствовать на процессе правых эсеров и обещала, что Советская власть не применит к осужденным смертной казни. Компромисс не помог.
Руководители II и II 1 /2 Интернационалов приняли решение созвать в Гааге Всемирный конгресс без представителей коммунистов. Какой же вывод сделал Ленин в своей статье "Мы заплатили слишком дорого"?
"Вывод прежде всего тот, что тт. Радек, Бухарин и другие, которые представляли Коммунистический Интернационал, поступили неправильно. Далее. Вытекает ли отсюда, что мы должны разорвать подписанное ими соглашение? Нет. Я думаю, что подобный вывод был бы неправильным и что рвать подписанное соглашение нам не следует. ...Но несравненно большей ошибкой был бы отказ от всяких условий и от всякой платы для того, чтобы проникнуть в это, довольно крепко охраняемое, запертое помещение. Ошибка тт. Радека, Бухарина и других не велика, она тем более не велика, что мы рискуем самое большее тем, что, поощренные итогами берлинского совещания, противники Советской России устроят два-три, может быть успешных, покушения на отдельных лиц. Ибо они знают теперь заранее, что могут стрелять в коммунистов, имея шансы, что совещание подобное берлинскому помешает коммунистам стрелять в них. Но, во всяком случае, некоторую брешь в запертое помещение мы пробили. Во всяком случае, т. Радеку удаюсь разоблачить хотя бы перед частью рабочих, что II Интернационал отказался выставить в числе лозунгов демонстрации лозунг об отмене Версальского договора". Статья Ленина "Мы заплатили слишком дорого" была опубликована в "Правде" 11 апреля 1922 года. (Ленин В.И. Поли. собр. соч. T 45. С. 142- 143.)
Б.И. Николаевский не мог ее не читать. Он знал и о мотивах подписанного в Берлине соглашения. Спрашивается, зачем же Бухарину за кулисами надо было бороться пролив казни правых эсеров, когда сразу же после конференции в Берлине Ленин заявил, что соглашение рвать не следует? Не нарушая, по решению Ленина, согласия, данного на берлинской конференции, для зашиты ЦК правых эсеров были допущены прибывший в Москву бельгийский правый социалист Э. Вандервельде и другие. Бухарин не только выступал на процессе с резкими речами, изобличающими контрреволюционную деятельность правых эсеров, но и, обозленный на то, что делегация Коминтерна, несмотря на компромисс, не была допущена на Всемирный конгресс, мобилизовал студентов Университета им. Свердлова, сочинил злые частушки и устроил обструкцию Э. Вандервельде при встрече на вокзале (об этом мне рассказывали бывшие студентки "Свердловки", об этом же свидетельствует и Р. Катанян).
Я специально уделила внимание вопросу о суде над правыми эсерами, чтобы показать, как ловко Б. Николаевский извратил позицию Бухарина. Это тем более важно, что на процессе Бухарин обвинялся в связях с террористом Семеновым в целях организации покушения на Ленина.
В том же духе Б. Николаевский измышляет разговор с Бухариным о провокаторе Малиновском . Тема эта вроде бы вполне естественна. Провокатор Роман Малиновский выдавал охранке не только большевиков, но и меньшевиков. В особенности пострадала Московская организация большевиков, революционную работу в которой вел Бухарин. Бухарин был арестован в Москве в 1910 году и через несколько месяцев выслан в Архангельскую губернию, в Онегу, как он полагал, именно по его доносу. За границей в 1912 году в Кракове Бухарин встретился с Лениным и высказал свое подозрение, возможно, уверенность в том, что Р. Малиновский провокатор царской охранки. Полицейский агент Р. Малиновским был членом Центрального Комитета и возглавлял большевистскую фракцию IV Государственной думы. В то время он был популярен в среде большевиков, и Ленин этому не поверил.
Как сообщает Николаевский, на вопрос, как Ленин мог закрывать глаза на бесспорные факты, Бухарин будто бы сослался на одержимость Ленина, которого фракционная борьба (в то время внутри социал-демократической партии) делала слепым. Мог ли так ответить Бухарин, раз он сам во фракционной борьбе был на стороне Ленина? Свое меньшевистское мировоззрение Николаевский приписывает Бухарину. Хорошо хоть, что Николаевский заявил от себя лично, а не приписал Бухарину слова, что просчет в отношении Малиновского - "одна из самых позорных глав в биографии Ленина...".
В заключение хочу рассказать о менее значительных в политическом отношении эпизодах, придуманных Николаевским. Поражает сочиненный им разговор о составлении Конституции, принятой в декабре 1936 года VIII съездом Советов. "Смотрите внимательно, якобы сказал Бухарин Николаевскому, - этим пером написана вся новая Конституция от первого до последнего слова. (Он будто бы вытащил из кармана "вечное" перо и показал его.) Я проделал эту работу один, мне немного помогал только Карлуша. В Париж я смог приехать только потому, что работа эта кончена" Эти сведения - плод фантазии Николаевского.
Николай Иванович писал не всю Конституцию , а ее правовую часть. Писал дома, школьной ручкой, с обыкновенным пером, "вечного" пера не любил. В Париж эту ручку Бухарин не возил и показывать Николаевскому не мог, Бухарину не требовалась помощь Карлуши (так многие называли К. Радека, и это Николаевский, оказывается, знал), точно так же как Радек, член Конституционной комиссии, не нуждался в помощи Бухарина. Меня привело в изумление, когда я прочла, что Николаевский ввел и меня как действующее лицо своей инсценировки:
"Бухарин был явно утомлен, мечтал о многомесячном отпуске, хотел бы поехать к морю. В этот момент к нам подошла его молодая жена... она ждала первого ребенка, тоже нуждалась в отдыхе и явно была довольна, когда муж ее заговорил о море..." Фантазии импровизатора нет границ: многомесячный отпуск мог быть получен только по болезни, а Н.И. собирался в отпуск на Памир. Разговора о море не было, и мечтаний таких быть не могло ни у меня, ни у Николая Ивановича. Я со дня на день ждала ребенка и родила через несколько дней после приезда из Парижа. Николаевский позволяет себе и такой вымысел: "...когда мы были в Копенгагене, Бухарин вспомнил, что Троцкий жил относительно недалеко, в Осло, и сказал: - А не поехать ли на денек-другой в Норвегию, чтобы повидать Льва Давыдовича? - И затем добавил: - Конечно, между нами были большие конфликты, но это не мешает мне относиться к нему с большим уважением".
В Копенгагене я не была, но великолепно понимаю, что это очередная выдумка Николаевского. Я уже не говорю о том, что съездить в Осло нельзя было без визы, речь могла идти только о конспиративной поездке, на что Николай Иванович никогда бы не пошел. Кроме того, как мне известно со слов Н.И., в полемических дискуссиях он утратил уважение к Троцкому. Полагаю, что то же можно сказать и о Троцком, который едва ли принял бы Бухарина с распростертыми объятиями.
Не меньшее удивление вызывает рассказ Б. Николаевского о свидании Бухарина с Фанни Езерской . Езерская когда-то была секретарем Розы Люксембург, членом Германской коммунистической партии, работала и Коминтерне, была в оппозиции. После прихода Гитлера к власти эмигрировала во Францию. С Николаем Ивановичем близка она не была, но дружила с моими родителями. Фаня Натановна, как ее звали в ларинской семье, знала меня с раннего детства. Николаевский, якобы со слов Ф. Езерской, рассказывает, что она предложила Бухарину возглавить заграничную оппозиционную газету, хорошо осведомленную о происходящем в России, поскольку, по ее мнению, он был единственным, кто мог бы взять на себя роль редактора такой газеты. Иными словами, предложила Бухарину стать невозвращенцем остаться в Париже. Бухарин якобы отказался от этого предложения лишь из тех соображений, что привык к создавшимся в Союзе отношениям и к напряженному темпу жизни. Но в тот единственный раз, когда Езерская встретилась с Бухариным, она при мне пришла в "Лютецию" и при мне ушла. Я была свидетелем всего разговора.
Речь шла о VII Конгрессе Коминтерна, о едином фронте в борьбе против фашизма. Езерская говорила, что живется ей во Франции тяжко, что она работает на фабрике. Расспрашивала о жизни в Советском Союзе, Бухарин рассказывал ей приблизительно то же, что при мне самому Николаевскому, о чем я уже писала. Ничего даже отдаленно похожего на грубые фальсификации Николаевского не было. Как же можно так нагло лгать?
Очевидно, Езерской к этому времени уже в живых не было или же была в таком состоянии, что прочесть "труды" Николаевского она не могла. Если бы командировка Бухарина в Париж совпала с процессом Зиновьева и Каменева (август 1936 г ), то и настроение Бухарина совпало бы с тем, как его оценивал Николаевский. Хотя и в этом случае Бухарин ринулся бы в Москву, чтобы опровергнуть обвинения, но при таких обстоятельствах не исключено, что кто-нибудь наивно решился бы предложить Бухарину остаться за границей, предположив, что в Париже или иной западноевропейской стране, а может в Америке, Бухарин бы уцелел, тем более что жизнь в то время не доказала еще обратного...
Не мне опровергать, что до августа 1936 года Николай Иванович не предвидел своей гибели. Это доказывают его статьи, речи, в том числе речь, произнесенная в Париже. Сам факт, что незадолго до катастрофы Николай Иванович не только соединил со мной, юным человеком, жизнь, но и стремился иметь ребенка, о многом говорит. Неужто Николая Ивановича можно заподозрить в том, что он страстно желал, чтобы и ребенок его был обречен на мучительные страдания!
Николаевский, наворачивая одну ложь на другую, противоречит сам себе. В "Письме старого большевика" , созданном им через восемь месяцев после отъезда Бухарина из Парижа, говорится: "Сказать, что процесс Зиновьева - Каменева - Смирнова нас здесь как обухом по голове ударил, - значит дать только очень бледное описание о недавно пережитом, да и теперь переживаемом". Далее он сообщает, что даже Ягода узнал о готовившемся процессе в последнюю очередь. Вопрос: из какого источника Николаевский получил эти сведения?..
Почему-то в марте - апреле 1936 года после столь длительных бесед с Бухариным ему не передалось безысходное настроение того. Да и не могло передаться, ибо оно не соответствовало его описаниям в 1965 году.
В Париже Бухарин был жизнерадостен и весел, считал, что новая Конституция приведет к демократизации нашего общества - его долгожданной мечте. И разве кто-нибудь в марте - апреле 1936 года осмелился бы предложить Бухарину остаться в Париже?
В голове Николаевского все сместилось во времени, он запутывается и сам себе противоречит. С одной стороны, он вполне справедливо замечает:
"Бухарин недооценил своего противника. Он не предвидел, как предательски хитро Сталин применит все эти хорошие принципы (имеется в виду новая Конституция. - А.Л) и равенство всех перед законом превратив равенство коммунистов и некоммунистов перед абсолютной диктатурой Сталина"
С другой стороны, Николаевский объясняет "откровенность" Бухарина в беседах с ним таким образом: "То, что он (Бухарин) мне говорил, было сказано с мыслью о будущем некрологе". И в 1965 году, рассматривая события тридцатилетней давности через призму "большого террора", начавшегося после отъезда Бухарина из Парижа, Николаевский делает вывод, что Бухарин и тогда уже предвидел приближающуюся гибель.
На чем же основана уверенность Николаевского? Для доказательства безысходного настроения Бухарина во время пребывания за границей Николаевский приводит длинный фантастический рассказ о поездке Бухарина на Памир. Николаевский отмечает, что Н.И. якобы не раз возвращался к этой теме, добавляя все новые и новые подробности. Такую, например: Бухарину дали гида офицера-пограничника, хорошо знавшего край, о котором будто бы у нас сделали фильм, демонстрировавшийся и в Париже. Николаевский фильм смотрел. И запомнились ему и пограничник, и его собака Волк, и горы. Я этого фильма не видела.
Далее Бухарин якобы рассказал Николаевскому следующий эпизод: они с гидом поехали к развилке тропинок. Гид предупредил, что ехать по короткой дороге смертельно опасно - дорогу размыло дождями, были обвалы, и уговаривал Николая Ивановича ехать по длинной дороге. Бухарин настоял на своем. Рассказ вполне правдоподобный. На этом основании Николаевский делает вывод, что Бухарин испытывал судьбу и мысль о самоубийстве не покидала его. Потрясающее основание для такого вывода!
Я уже много раз отмечала жизнелюбие и азартность Николая Ивановича. Во время отпуска, независимо от политической ситуации, он мог вести себя рискованно просто в силу своего характера. Так было, скажем, в 1935 году, когда мы путешествовали по Алтаю и, еле держась в седлах, пробирались верхом на лошадях по крутым горным тропам к Телецкому озеру. Что же, Николай Иванович и моей гибели желал? А положение в тот момент не казалось ему катастрофическим.
Я могу привести пример и из самого благополучного для Николая Ивановича времени. В 1925 году я с родителями и одновременно с Николаем Ивановичем отдыхала в Сочи. Как-то он взял меня с собой в поездку на Красную Поляну. В то время мне было 11 лет. Дорога была плохая, надо было переехать глубокую пропасть, через которую был перекинут ненадежный деревянный мостик. Шофер предупреждал, что мост дряхлый, может провалиться, охранник Рогов требовал повернуть назад - он отвечал за жизнь члена Политбюро. Не помогло. Шофер разогнал машину, и мы быстро проехали через мостик, который сразу же рухнул. Нам пришлось ночевать в машине, в ожидании, пока построят новый.
Поездку Бухарина на Памир Николаевский датирует не точно, но приблизительно 30-м годом. Время для своих импровизаций он выбирает удачное. Сравнительно недавно Бухарин в связи с разногласиями со Сталиным был выведен из Политбюро, снят с постов секретаря Исполкома Коминтерна и редактора "Правды". Но дело в том, что Николай Иванович, хотя до поездки в Париж и бывал в Средней Азии, выше озера Иссык-Куль не подымался. Поездка на Памир была его давнишней мечтой, и он осуществил ее после возвращения из Парижа, в начале августа 1936 года.
Николай Иванович вернулся с Памира, когда на процессе Зиновьева и Каменева было упомянуто его имя и в газетах объявлено следствие по "Делу" Бухарина и других большевиков.
На чем же основан приписанный Бухарину рассказ о Памире? Ведь Бухарин и при всем желании не мог рассказать о том, что тогда еще не произошло. Николаевский упоминает опубликованные за границей мемуары Иванова-Разумника , эмигрировавшего после длительного пребывания в заключении. В них он сообщает, что судьба свела его в заключении с пограничником, сопровождавшим Бухарина на Памир, что вполне могло быть правдой. Этих воспоминаний я не читала, но предполагаю, что часть сведений Николаевский почерпнул у Р.В. Иванова-Разумника, остальное придумал сам.
Темы вымышленных разговоров Николаевского с Бухариным по тем временам действительно крамольны. Чтобы подчеркнуть это, Николаевский сообщает, что А.Я. Аросев , якобы присутствовавший при одном из них, испугался и заметил: "Вот мы уедем, а вы напишете сенсационные воспоминания". На что Николаевский сказал: "Заключим соглашение: о наших встречах откровенно напишет последний, кто останется в живых".
Меня конечно, он в расчет не принимал. Да и могло ли ему прийти в голову, что я прочту его сочинения? Ошибся Борис Иванович, последней осталась я. Какова цена "воспоминаниям" Б.И. Николаевского надеюсь, я показала. И после "Письма старого большевика" считаю интервью Николаевского вторым фальшивым документом, который он создал почти через тридцать лет после первого.
Ссылки: