Московские процессы глазами Н. Берберовой

Этот обмен письмами, кстати, произошел в то время, когда в России шли московские процессы, точнее - когда между вторым и третьим процессом чествовали Пушкина. Третий процесс был тот, на котором разбирались дела об убийстве Максима Пешкова Крючковым и Ягодой и убийстве Горького двумя известными московскими докторами при пособничестве тех же Крючкова и Ягоды. Он начался с дел Бухарина и Рыкова, и на нем присутствовали иностранные дипломаты и корреспонденты. Подсудимые, как было объявлено, все полностью признались в своих преступлениях, начиная с Бухарина, которого обвиняли в том, что он - японский шпион. (Троцкий, который в это время был уже в Койоакане, обвинялся в том, что был на службе у Гитлера.) Обвиняемые смирно отвечали на вопросы, а затем слушали речи прокурора и приговор. Только Крестинский , бывший девять лет замнаркоминделом, а затем торгпредом в Берлине, один раз сделал попытку протеста, но его быстро призвали к порядку.

По запискам (неизданным) Н. В. Валентинова-Вольского можно узнать, что в 1929-1930 годах, когда Крестинский был торгпредом в Берлине , а Вольский работал в Парижском торгпредстве редактором "La vie йconomique des Soviets", они были в тесном контакте: Вольский через Крестинского регулярно посылал Рыкову платья, обувь и другие дамские вещи для его жены и дочери ("Наталки"). Вещи из Парижа в Берлин шли обыкновенной почтовой посылкой, а из Берлина в Кремль Крестинский пересылал их дипломатическим путем. Из всех подсудимых один Ягода попросил милости суда: допросить его при закрытых дверях. На скамье прессы сидели иностранные журналисты, на почетных местах - послы и посланники. Прокурор Вышинский говорил много и долго о каждом подсудимом. В публике было мало посторонних, допускали с разбором. На скамье подсудимых находились члены так называемого "антисоветского правотроцкистского блока" . Их было девятнадцать человек : Бухарин , член Коминтерна, член ЦК и Политбюро, теоретик марксизма-ленинизма и близкий Ленину человек; Рыков - бывший премьер СССР; Ягода - бывший наркомвнудел; Крестинский - бывший торгпред; Розенгольц - бывший наркомторг; профессор медицины Плетнев ; известный всей Москве доктор Левин ; П. П. Крючков , доверенное лицо Горького с начала 1920-х годов, и еще одиннадцать человек.

См. Крючков П. П.: признания на 3-м московском процессе Признания Ягоды были более сдержанны. Он хотел с самого начала перенести свое преступление (убийство Максима) из плоскости политической в плоскость личную: он просил суд допросить его при закрытых дверях. Американский посол в Москве Джозеф Эдвард Дэвис , уверовавший, что Бухарин был связан с Японией, а Троцкий - с Гитлером, на московских процессах сидел в первом ряду и позже опубликовал свой дневник [ 72 ]. Он приехал в Россию после отъезда Буллита , в 1937 году; Буллит, уехавший из России в 1936 году, был тогда временно замещен Лоем Гендерсоном . После полутора лет пребывания в Москве Дэвис опубликовал свою книгу, которая с большим успехом была перенесена на экран. Американский посол записал: "Ягода был влюблен в жену Максима Пешкова, это ни для кого не было секретом". Действительно, это было известно всем, и тем, кто окружал Горького в Москве, и тем, кто за рубежом продолжал следить за его жизнью в России. Между Тимошей и Ягодой роман начался между 1932 и 1934 гг., когда семья окончательно водворилась в Москве, и теперь, на суде, Ягода придумал сделать из политического убийства убийство по страсти. Его просьбу уважили и допросили его на следующее утро отдельно [ 73 ] . Но это не спасло его. Из девятнадцати человек по приговору суда восемнадцать было расстреляно . Проф. Плетневу , которому в это время было около шестидесяти пяти лет, дали двадцать пять лет концлагеря . Интересно отметить, что сама идея о врачах, убивающих своих пациентов, в эти годы в России некоторым образом носилась в воздухе: еще в 1930 году, в марте-августе, в Харьковском суде слушалось дело "антисоветской организации буржуазных националистов на Украине" ; организация эта была раскрыта и позже ликвидирована. В "Правде" давались подробные корреспонденции об этом деле, и в частности - допросы обвиняемых. Горький, живший тогда в Сорренто, прочтя эти корреспонденции, писал А. Б. Халатову из Сорренто в Москву: "В корреспонденции допроса обвиняемого Павлушкова сообщалось, что Павлушков и его сообщники [видимо, полностью признавшие свою вину и громко о ней заявлявшие на допросах] считали, что советские врачи должны бы были использовать свое положение при лечении членов компартии так, чтобы те не могли выздоравливать. "Мы,- сказал Павлушков,- высказывали пожелания, чтобы медики "помогали умирать" выдающимся пациентам-коммунистам, пользуясь своим положением, либо ядом, либо прививкой им бактерийных культур"".

Ссылки: