Саблина Нина Викторовна

Жена Янушевского Игоря

Сын Олег

Один из героев Анатолия Алексина тем больше радовался за ушедшего в иной мир человека, чем дольше он прожил. Жизнь Нины Викторовны Саблиной охватила весь XX век. Сколько событий она вместила! Сколько радости было!

Мать Нины Лариса Петровна (1-16) (1884-1942) - из семьи тверского врача Петра Александровича Орфанова и его жены Надежды Александровны Аменицкой . То были выходцы из семей муромских протоиереев с крепким семейным укладом и патриархальным бытом. Отец Виктор Леонидович Саблин (1-16) (1872-1933) в 1901-1902 годах работал главным инженером на Тверском вагоностроительном заводе. Он выбрал себе в жены девушку из семьи, которую посещал. Она была на 12 лет младше его. В выборе он не ошибся: Лариса вела хозяйство, воспитывала, образовывала детей, была заботливой, любящей. Первенец Нина родилась в 1902 году, когда молодая семья переехала из Твери на Путиловский завод .

Виктор Леонидович был замечательным специалистом, организатором, пользовался авторитетом, был демократичен в общении, немногословен. На глазах Саблиных выросла заводская церковь на 2000 человек, которая была построена на отчисления от зарплаты и названа в народе "копейка". В 1910 году в ней крестили третьего сына Владимира .

Нина Викторовна вспоминала, как семья инженера, нарядно одетая, стоит на паперти, а чуть ниже море молящихся рабочих в сером. У Нины осталось ощущение неловкости от своего привилегированного положения. Вот что она вспоминала о годах детства и молодости в последний отрезок жизни, сидя в кресле, повернувшись лицом к стене, на которой развешаны семейные фотографии. Глаза Нины Викторовны их уже не видели - она была практически слепой.

- В начале 1900-х, когда отец поступил на Путиловский завод , мы стали жить на даче Обоковского в Автово, на некотором расстоянии от завода. Папа был заведующим вагонным, потом паровозным отделом. К заводу примыкал парк, отделенный от заводской территории оградой. В нем чужие не гуляли. В парке стояла главная контора, где папа и работал, и два жилых каменных двухэтажных дома для руководителей мастерских. Мы переехали в один из двух казенных домов. Между домами располагался садик, там мы гуляли, когда были маленькими. В парке еще было множество всяких канавок, канав, цветников, большой пруд. От Петергофского шоссе парк отделялся больничным двором и зданием, где размещалась медслужба. Там жили Аловы . Из города до завода ехать надо было на трамвае до Нарвских ворот, далее на конке. Вдоль шоссе стояли одноэтажные деревянные дома, редко - двухэтажные или кирпичные. У Кировской площади, там, где сейчас Сад 9 января, была огромная свалка. В парке стояло Путиловское коммерческое училище , в него принимали с восьми лет. Там мы учились. (Здесь работал преподавателем математик В.М. Брадис , автор четырехзначных математических таблиц) Преподавателем (в дальнейшем директором) был ученый-естественник В.А. Герд (один из основателей Педагогического общества в России , крупный реформатор школьного дела в начале XX века). Помню его учебник "Естествознание". В училище была очень широкая программа, кроме рисования была у нас и лепка. Большое место занимала физкультура. На перемене, несмотря на погоду, нас без пальто выгоняли на открытый воздух и заставляли бегать вокруг школы. Также была гимнастика и другие предметы, которые отсутствовали в обычных школах. Со стороны преподавателей не было начальственного тона - отношения были простые, товарищеские. Всем в училище было интересно. Вход в училище был с Шелкова переулка (ныне ул. Газа), отдельный выход шел в парк, где мы бегали на переменах. Я проучилась в училище три года. А вот все инженеры, жившие в заводских домах, отдавали своих детей в городские школы - Петершуле , Аннашуле - считая, что образование там лучше. На Пасху, Рождество, а также на лето меня отправляли на каникулы к маминым родителям в Тверь . Дом на Козьмодемьяновской улице, двухэтажный на каменных подвалах. Квартира о семи окнах по фасаду занимала весь второй этаж. Внизу - кухня, комнаты прислуги, а еще четыре квартиры, которые сдавали внаем. Вдоль всего второго этажа шла крытая веранда, туда из всех комнат выходили двери. За домом - большой-большой сад. Улица в обе стороны кончалась церквями. Оттуда километров 20 ехали до станции Кулицкая, далее в село Пречистый Бор, что на реке Тверце . С одной стороны село окаймляет река, а с другой - великолепный сосновый бор. На другом конце деревни - церковь. На каждой улице - куры, петухи, гуси, коровы, телята. Топятся бани. На реке паром ходит, бабы полощут белье. За грибами шли всей семьей. У каждого была маленькая корзиночка, а сзади шла няня, кто-нибудь из прислуги нес большую бельевую корзину с ручками с двух сторон. Туда и пересыпали грибы, и в конце две женщины выходили из леса с полной корзиной белых грибов.

После войны, когда дедушка и бабушка уже умерли, в конце 1950-х осенью я поехала посмотреть, что в Пречистом Бору сохранилось. И пожалела. Церковь разрушена, захоронения вокруг тоже. Бывший бор пересекли дороги. В изобилии вокруг стояли пионерлагеря, некоторые в деревенских домах, которые им сдавали местные. Но дети уже разъехались. Поразила безжизненность деревни, пустые дома. И вот произошла такая встреча. Я подхожу к нашему дому - он был крайним к полю, сохранился в великолепном состоянии. Вижу, у дома стоит женщина средних лет. Спрашиваю, мол, когда мы здесь жили на даче, здесь жила такая-то хозяйка. "А это моя мама" Я же очень дружила с дочкой хозяйки. Мне в те далекие годы было лет 8, а той - 13. "Это вы?" - "Да, я. Мама умерла, дом мне перешел. Живу в комнатке, на лето сдаю лагерю. А постоянно - в Твери"...

- Отца перевели в 1915 году на строительство электрометаллургического завода под Москвой , на полустанке Затишье . Семья переехала в Москву в 1916 году. Мальчики пошли в гимназию, старший брат Всеволод - в кадетский корпус. В 1917 году после революции в городе началась стрельба, и отец срочно перевез семью на строительство. Для рабочих при строительстве было построено несколько бараков, для служащих - три многоквартирных дома. Богородск находится в 9 километрах от Затишья. Когда мы учились в школе, первые 4 класса занятия шли на заводской территории.

Старшие классы были в Богородске, и нам приходилось эти девять километров туда и обратно шагать по шпалам. Надевали то, что было: невероятные одежды, рваненькие пальтишки, дырявые валенки. Учились в холодной неотапливаемой школе. В школе образовался драматический кружок, в котором я принимала большое участие. Играли пьесы Гоголя, Чехова. Потом ездили со спектаклями по подмосковным городам - Орехово-Зуево, Иваново-Вознесенск и другие. Выступали за хлеб и сахарин.

Затишье - это нетронутое, нежилое место, леса, поля. Строители расчистили лес, построили дома. По другую сторону железной дороги стоял построенный несколько раньше снаряжательный завод. Отцу приходилось очень трудно: он был директором строящегося в пору гражданской войны и военного коммунизма завода. Как он доставал материалы? Как добывал все необходимое для строительства? Невероятно трудно было. Мы были молодые и этого еще не понимали. Моя мама Лариса Петровна , когда ждала младшего сына (Михаила), переехала к своим родителям в Тверь. Потом с младенцем пожила в Москве. И тут произошла Октябрьская революция и у нее кончилось молоко. С козой и Мишей мама переехала в Затишье. Стало нас семеро с папой и мамой. У нас была квартира в четыре комнаты. Между домами служащих был огороженный участок под огород. Наша домработница, которая помогала еще в Москве, вышла замуж за инженера, и мы стали управляться самостоятельно.

Папа заботился и о заводе, и о большой семье. На некотором расстоянии от завода расчистили кусок земли и раздали огороды. Отец посадил там картофель и овес, из которого варили кашу. По осени, когда копали картошку, таскала пудовые мешки до дому. Ни лошадей, ни тележек - все на себе. Позже продали на Сухаревском рынке бриллиантовое кольцо матушки и купили корову. Она каждый год приносила по два теленка. Удой был 30 литров молока в день. Мама молоко продавала или меняла на продукты. Доили мама, я и старший из братьев Всеволод .

Ему в 1920-м было 16 лет, а мне 17. Вместе с братом мы запасали сено: косили, сушили. Холодильников тогда не было. Был погреб, зимой в него закладывали лед, и лед держался все лето. На льду хранили молоко и другие запасы. Мяса в ту пору вообще не было. Были организованы от завода поездки за продуктами туда, где их было много. Мешочниками называли таких людей. Брат Всеволод таким путем ездил в Курскую губернию, привез рожь. Из нее мы варили кашу. А я вместе с несколькими людьми от завода ездила за капустой на станцию Перерва. Меня нагрузили - мешок сзади, мешок спереди, всего пуда три. Отправляемся назад, подходит поезд, буквально увешенный людьми. Вот-вот - и он тронется! Я протянула руки, ухватилась за поручни, и оказалась с этими мешками на ступеньках последнего вагона. Меня стиснули, как-то поддерживали. Было такое состояние: вот-вот сейчас упаду от тяжести, которая тянула меня назад. Да и холодно было. С отекшими руками и ногами все-таки доехала.

Дом сотрудников стоял у леса, а вдоль железной дороги были бараки. Один отвели под клуб. Там у нас и репетиции были, и спектакли, и танцы. Там же нас принимали в комсомол. Стоял стол, на нем лежал лист бумаги, карандаш, и кто хотел, записывался. Никаких проверок, испытаний. Но чаще всего в клубе танцевали. Народу бывало много, дети служащих, рабочих. Какая музыка? Под гребенку. Ни патефона, ни гармошки, ни радио не было...

Остается удивляться, как дворянские, городские дети, выросшие в обеспеченной семье, смогли приспособиться к жизни, полной лишений. И при этом сохранить веру в будущее, передав ее, как и любовь к людям, следующим поколениям.

Нина Викторовна продолжает. - В парке Путиловского завода стоял особняк Н. Путилова. Когда мы вернулись в Петроград и папа в 1923 году стал директором завода, ему предложили занять этот дом, но он ответил: "Не такое сейчас время, чтобы жить в особняке", - и отказался. Мы поселились в казенном доме, в 9- комнатной квартире, а в особняке сделали клуб молодежи. В те же годы папа вместе с рядом инженеров, которые также жили в казенных домах, вступил в жилищный кооператив "Инжкоопстрой" . Кооператив перестроил особняк графини М.Э. Клейнмихель на ул. Чайковского, 33, под жилой дом.

В соседнем доме тоже поселились сотрудники Путиловского завода. После 9 комнат эти четыре мне показались такими маленькими. Переселились на ул. Чайковского в 1928 году. Дом сильно не перестраивался. Нам дали квартиру в бельэтаже, где ранее находились покои графини. На втором и третьем этажах жили слуги. При выборе планировки квартиры, которая раньше представляла из себя один большой зал, папа вырезал квадратиками каждую единицу мебели, все расставил по комнатам - и отдал строителям. При перестройке в нашей квартире печи сняли, а в квартире напротив оставили, и они очень помогли во время войны.

Отец был неразговорчив. Знал французский язык: ведь в молодости ездил во Францию на приемку паровозов. На столе в его кабинете всегда лежали книги на французском, он их читал перед сном в постели..."

С 1923 по 1928 год Нина Викторовна училась в Ленинградском институте гражданских инженеров (позднее инженерно- строительный институт) по специальности "архитектура". После его окончания с 1931 года, то есть с самого основания организации, работала в проектном институте "Ленпромстройпроект" . И до выхода на пенсию. Была главным архитектором проектов больших металлургических, обогатительных, алюминиевых заводов.

Вспоминает ее сын Олег Игоревич Янушевский (1-74) . - Ленпромстройпроект находился в довоенные годы на Садовой улице, недалеко от Сенной площади. В лето 1941 года я был отправлен в пионерлагерь, находившийся в поселке Сиверская. Через два-три Дня после начала войны мать приехала за мной, и мы вернулись в Ленинград. Немцы наступали, становилось ясно, что впереди тяжелые времена.

Вера Андреевна , жена Всеволода Викторовича и мать Киры Саблиной , решила выехать в Вологду и поселиться у одной дальней родственницы. Меня отправили с ними, а родители остались в Ленинграде. К тому времени правительством было принято решение о строительстве крупнейшего по тем временам Богословского алюминиевого завода в поселке Туринские Рудники , что на Северном Урале. В петровские времена там, по преданию, добывали медь. Ряд сотрудников Ленпромстройпроекта, в том числе и мои родители, были направлены туда для производства работ. (Забегая вперед, замечу, что завод был построен в рекордные сроки и начал давать алюминий для самолетостроения еще в годы войны). Людей перевозили в товарных вагонах. Немцы были уже близко, состав бомбили в районе Тихвина, но вагоны не повредили, жертв не было. Состав шел через Вологду, где мы поселились с Верой Андреевной. В годы войны на железной дороге не было расписания, которым мы пользуемся в мирное время. Встреча с родителями, по существу, была совершенно случайной, но в итоге мы соединились и отправились на Урал всей семьей. Там поселились в частном доме, а впоследствии получили комнату в коммунальной квартире. Мать и отец работали на строительстве завода, причем мать - главным архитектором проекта. Это было странное место. Там, например, не было продовольственных карточек . Кормили непосредственно на заводе и притом очень плохо. Иждивенцам продукты вообще не полагались. Сохранилась фотография матери, на которой видно, что она находилась в то время в состоянии дистрофии. Меня кормили тем, что приносили в судках из столовой, отрывая от своего пайка. Я плохо представлял, чем они занимались на строительстве, однако запомнил рассказанный мне впоследствии эпизод. Мать сделала замечание прорабу при строительстве гаража, который возводился с грубыми ошибками. Вскоре на нее со строительных лесов была сброшена балка, которая, по счастию, пролетела мимо. Гараж через некоторое время развалился.

На строительстве мать занимала одну из ведущих должностей и впоследствии была представлена к награждению Сталинской премией, но премию по стечению обстоятельств не получила.

Нина Викторовна Саблина: - На Северный Урал прибыли в июле 1941 года. Завод начали проектировать еще за несколько лет до войны, и мы на месте с бригадой продолжали проектирование, а также осуществляли авторский надзор. Строить завод начали ссыльные - те, кого ссылали за опоздания и прогулы . Потом прибыли пленные немцы . Зимой мороз доходил до 50 градусов, очень много народу гибло от холода. Голодали все очень, мы тоже голодали, но место то было удивительное.

Олег Игоревич Янушевский.

- Здесь мы прожили примерно год, после чего родителей перевели в город Сатка (южный Урал) . В Сатке находилось градообразующее предприятие - магнезитовый завод (мама кое-что для него проектировала), а также металлургический. Здесь порядка было чуть больше, чем в Туринских Рудниках. Нам выдали карточки, по которым, однако, весьма трудно было получить продукты. Приходилось выстаивать огромные многочасовые очереди в ожидании привоза продуктов. Мать часто бывала в командировках. По странной случайности в этом же месте оказалась вся семья Саблиных-Арабаджевых . Их дом находился на самом верху длинной, пологой горы, а мы жили у ее основания, в деревянном бараке. Здесь же, мимо нашего барака, проходил печально известный сибирский тракт , по которому с незапамятных времен по этапу шли заключенные. Родители были очень общительны. Нас всегда окружало множество людей, преимущественно сотрудников родителей. В Сатке мы также прожили приблизительно один год, после чего родителей перевели на работу в Свердловск (для завода "Уралэлектромашина" Ленпромстройпроект тоже что-то проектировал). В Свердловске нас поселили в заводском общежитии на первом этаже. Это был завод по производству легендарных "катюш" . Завод находился на окраине города, в двух километрах от нашего общежития. Туда и определили моих родителей.

Перед заводом была большая площадь, на которой каждое утро выстраивалась огромная партия новых машин в зачехленном виде для отправки на фронт. С продовольствием и здесь было совсем непросто, однако все же значительно лучше, чем в предыдущих местах нашего пребывания. Мать получила даже так называемую литерную карточку.

В октябре 1944 года мы вернулись в Ленинград. Мать продолжала работать в Ленпромстройпроекте, однако в 1948 году тяжело заболела. Через некоторое время она сумела восстановиться и вернулась к реальной работе, хотя формально не увольнялась, а просто находилась на больничном весьма продолжительное время. Вскоре, с появлением внучки, она вышла на пенсию, но и в этом качестве сохранила контакты с предприятием, на котором проработала почти всю свою жизнь. Пенсионный возраст у нее оказался по закону ранним, поскольку значительная часть ее проектов выполнялась по заказу министерства черной металлургии.

"Талант жить... Быть рядом, разделять горе и радость - и не быть обузой тебе. До последних дней, не дожив до 100 всего полгода, она обслуживала себя. Просила домашних вдеть заранее нитку в уголку - и сама штопала, зашивала. До сих пор не покидает ощущение, что она есть.

Ссылки: