 |
Борис Арлов: Про деятелей кинематографа
В свое время в Москве на Потылихе была кинофабрика , принадлежавшая Александру Алексеевичу Ханжонкову . После революции ее у владельца отобрали и, изрядно расширившись, теперь она именуется "Мосфильм" .
Как ни странно, самого Ханжонкова не убили, не сослали, а дали возможность работать все на той же фабрике, то ли консультантом, то ли даже управляющим. Но, разумеется, до того весьма прибыльное предприятие при советской власти сразу же стало убыточным. И вот Ханжонкова спросили:
- Как же так? Отчего теперь ваша фабрика приносит не доход, а сплошные убытки? Бывший хозяин отвечал:
- Когда-то у меня в павильонах развелось много крыс. И я купил фокстерьера, который по ночам этих крыс ловил и уничтожал. Но однажды вечером служащий, который должен был на ночь спускать пса с привязи, забыл это сделать. Мой фокстерьер так и остался на цепи... И тогда крысы ночью напали на него и загрызли... В положении этого несчастного пса теперь оказался я сам. Ахматова рассказывала, как в начале века ей, кажется вместе с Н. С. Гумилевым, довелось смотреть видовую ленту. Там показали картину Репина "Лицейский экзамен", а потом на экране появился титр:
"Пушкин читает, Державкин слушает". Насколько я могу судить, эта безграмотность и дикость остались одной из отличительных черт кинематографа на все грядущие десятилетия. Впрочем, среди деятелей этого искусства бывали и счастливые исключения, и самое яркое из них - Сергей Эйзенштейн . Мне вспоминается превосходная шутка этого режиссера. Его сотрудник и ученик Григорий Александров в свое время снял фильм "Веселые ребята" и на этой почве у него завязалась дружба с Леонидом Утесовым , исполнителем главной роли. Так вот Утесов в одном из писем к Александрову между прочим просил:
"Передайте привет половому мистику Эйзенштейну". Когда эта шутка достигла адресата, Эйзенштейн сказал:
- Передайте привет - местечковому половому Утесову.
В тридцатые годы Эйзенштейн и Александров были в Америке. Им пришлось довольно долго прожить в Нью-Йорке, и там для них наняли небольшую квартиру. В услужение им был предоставлен негр, который должен был убирать комнаты, покупать провизию и готовить еду. Но они были люди вполне советские, а потому очень боялись проявить себя эксплуататорами, а тем паче - расистами. Негр это обстоятельство вполне оценил и постепенно прекратил почти всякую деятельность. В комнатах была пыль и беспорядок, на кухне-гора грязной посуды, холодильник был пуст, а слуга целый день возлежал на кушетке, читал газеты и курил дешевые сигары... Неизвестно сколько бы это продолжалось, если бы по какому-то случаю к Эйзенштейну и Александрову не зашел Чарли Чаплин . Увидев запустение и грязь, а, главное, фигуру возлежащего с сигарой негра, Чаплин сейчас же все понял.
Он молча приблизился к черному слуге и несколько раз изо всей силы ударил его по лицу. Тот вскочил и с невероятной проворностью стал мыть посуду, вытирать пыль и т. д. С тех пор у Эйзенштейна и Александрова бытовых проблем не было, негр хорошо запомнил урок, преподанный Чаплиным. Как видно, он опасался, что тот еще раз зайдет в гости к его хозяевам. Перед войной, уже по возвращении из Америки Григорию Александрову пришлось ехать на пригородном поезде из Переделкина в Москву. В вагоне с ним рядом сидели два мужика и почем зря ругали свой колхоз. А кроме них ехала еще и простая старушка, которая, глядя на заграничный костюм Александрова, принимала его за иностранца. Ей было очень неловко, что мужики так решительно осуждают советские порядки в его присутствии. В конце концов, она не выдержала и, обратившись, к мнимому иностранцу сказала:
- Власть у нас - говенненькая, зато - своя. Во время войны все кинопроизводство было эвакуировано, если не ошибаюсь, в Алма-Ату . Там же находилось и министерство кинематографии , которое возглавлял человек по фамилии Большаков . Шел уже 1944 год, и вот как-то министру показали новый фильм режиссера С., белоруса по национальности. Картина была настолько плоха, что Большаков пришел в ярость и распорядился ленту запретить, а со злополучного С. снять, так называемую, "бронь". Это означало, что режиссер должен был незамедлительно отправиться рядовым в действующую армию. Однако же, все это надо было оформить бюрократически - подготовить соответствующие приказы, составить и разослать нужные бумаги... И канцелярия принялась за дело. А на другой день Большаков получил депешу из ЦК партии. Там сообщалось, что Красная армия вот-вот должна освободить Минск, где будет немедленно восстановлено белорусское правительство. В этой связи Большакову предписывалось срочно подыскать кандидатуру на пост республиканского министра кинематографии, им должен был стать какой-нибудь режиссер или сценарист, но непременно по национальности белорус. После некоторого размышления Бальшаков вызвал секретаря и осведомился:
- А что этого дурака С. еще не отправили на фронт?
- Нет, - отвечал секретарь, - мы как раз оформляем бумаги... - Вот что, - распорядился Большаков,- остановите это дело. Мы его будем рекомендовать на пост министра кинематографии в Минск. И вот, как в сказке, человек в течение суток чуть было не стал рядовым пехотинцем, а, в конце концов, оказался в министрах.
Этот Большаков был и сам не семи пядей во лбу. В.А. Успенский собственными глазами видел в Союзе писателей стенную газету, где содержалось саркастическое поздравление министру Большакову по тому случаю, что он научился правильно выговаривать слово "кинематография" (до того времени у него получалось - "кимография").
Году эдак в сорок восьмом в московском кабинете Большакова зазвонил правительственный телефон - "вертушка". Трубку поднял заместитель- сам министр отсутствовал.
- Товарищ Большаков? - голос в трубке звучал с сильным грузинским акцентом.
- Его нет, - трепеща от почтительности отвечал зам, он понял, что говорит с самим Сталиным.
- А где же наш министр? - спросил голос.
- Он поехал в поликлинику, будет через полтора часа...
- Хорошо, - ответили в трубке, - передайте, что ему звонил Геловани ... (Это был актер, исполнитель роли Сталина в нескольких фильмах). Кстати сказать, рассказывают, что об игре Геловани сам "вождь и учитель" отозвался так:
- Я, конечно, никогда не был таким красивым. Но и никогда не был таким глупым. Е. заметил интересную закономерность, которая проявилась в послевоенном советском кино. Если какой-нибудь еврей - режиссер или сценарист - достигал вершины кино - Олимпа, его начинали именовать женским именем. Но, повторяю, это касалось только евреев, никому в голову не пришло бы сказать Вава Пудовкин или Аня Пырьев, но уж зато непременно:
Люся Каплер, Мика Блейман, Фрида Эрмлер, Римма Кармен...
В сороковые годы на ленинградской студии документальных фильмов работал некий администратор. Там снималась картина, которая в частности должна была воспроизводить одно из сражений, происходивших во время войны где-то у самой границы. И вот этого администратора командировали в пограничную зону с целью выяснить на месте, смогут ли дислоцированные там войска принять участие в грядущих съемках. Тот все разузнал, явился на местную почту и хотел отправить в Ленинград на киностудию такую телеграмму:
"Войска МГБ ненадежны. Танков нет". Телеграфистка, которая приняла бланк с этим текстом, попросила подателя подождать. У нее, дескать, нету сдачи с крупной купюры... А через несколько минут ретивый администратор был арестован и угодил в местную кутузку. Процесс его вызволения был непростым и нескорым, студийному начальству пришлось предъявлять в МГБ сценарий, давать множество объяснений и, в конце концов, этого бедолагу все же освободили. В те же достославные времена произошла презабавнейшая история на Мультфильме. Там снималась картина "Конек-горбунок". Когда пришло время озвучивать фильм, перед постановщиками стал вопрос - кто именно должен говорить за "Горбунка"? Какой это должен быть голос - мужской или женский?.. А может быть, детский?.. И тогда кому-то в голову пришла такая идея: не озвучить ли Конька-Горбунка голосом лилипута?.. Тем паче что это было совершенно в русле господствовавшего тогда реализма. Сказано - сделано. Раздобыли лилипута, доставили его на студию. А дело было зимою, в самые лютые морозы. Лилипута раздели, слегка отогрели, и, наконец, он заговорил, но с сильнейшим еврейским акцентом:
- Ну, куда здесь надо говорить, куда?.. Тут его опять облачили в шубу и отправили домой. А ведь напрасно. То, что Конек-Горбунок еврей, дало бы интереснейшую интерпретацию всей сказке. Дескать, никакого волшебства, а просто пронырливость, смекалка и умение устраивать дела.
В семидесятые годы в Крыму снимали детский фильм под названием "Пусть он живет с нами". Действие там происходило в семье, где существует настоящий, взаправдашний лев. (Тогда в Баку жила такая безумная семья Берберовых , и кончилось это трагически.) Так вот на киносъемке этот якобы совсем ручной лев вдруг повалил одного из осветителей, молодого парня и стал ему грызть плечо. Жертву удалось у зверя отбить, но свидетели рассказывали, что будучи сбитым с ног и придавленным к земле, совершенно бледный от ужаса парень сказал льву:
- Что ж ты, сука, делаешь?.. На киностудии Ленфильм работала редакторша - эстонка, звали ее Хелли. Там же трудился режиссер-грузин по имени Резо. Он написал сценарий, она ему высказывала свои замечания, и оба они говорили с характерным для своей национальности акцентом.
- Ресо, - сказала Хелли, - у фас на пиатой странице упоминается рудьчьё... А Антон Пафлофич Чехоф гофорил: если в пиесе ест рудьчьё, то это рудьчьё должно стрэлять...
- Хеллии! - кричал темпераментный грузин.- Дура!.. Идиётка!.. Это - не рудьчьё, а рудьчьё... Это - рэка!.. Оно тэчёт! Понимаешь, рудьчьё...
Ссылки: