Приложение 2 (Войнович В.Н.)

СТЕНОГРАММА ЗАСЕДАНИЯ БЮРО ОБЪЕДИНЕНИЯ ПРОЗЫ

МОСКОВСКОЙ ПИСАТЕЛЬСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

31 января 1974 года

Председательствует Г.Г. Радов

Г.Г. РАДОВ. Открываем заседание бюро. Поскольку Б.М. Зубавин болел, я беру сегодня на себя обязанность быть председателем. Сегодня у нас стоит вопрос о поведении члена Союза писателей В.Н. Войновича . Поступок его известен членам бюро. Речь идет об опубликовании материала в антисоветском издательстве "Посев" в *11 за прошлый год. Члены бюро с этим материалом знакомы, поэтому надобности в чтении нет. Не вдаваясь в оценку этого документа, хочу сообщить, что вопрос о поведении В.Н. Войновича разбирался на секретариате Московской писательской организации в 1968 году. Речь шла о подписании Войновичем коллективного письма в защиту антисоветчиков, за что он получил выговор.

20 декабря 1970 года решением секретариата он был предупрежден, что заслуживает исключения из Союза. Речь шла о публикации за границей клеветнического, как утверждалось в решении секретариата, антисоветского произведения. Войнович был предупрежден, что заслуживает исключения из Союза, но ввиду того, что он опубликовал протест против напечатания его незавершенного произведения "Жизнь и замечательные приключения солдата Ивана Чонкина" , он получил только строгий выговор с занесением в личное дело. Секретариат надеялся, что Войнович сделает для себя соответствующий вывод.

И вот перед нами третий факт " публикация в "Посеве" в ноябре 1973 года. Поскольку товарищи знакомы с материалом, я думаю, мы попросим сейчас Войновича разъяснить свое отношение к этому вопросу,

В.Н. ВОЙНОВИЧ. То, что это было напечатано в "Посеве", я не знал. Я узнал это только от т. Стрехнина . Но вообще это письмо открытое, я его не скрывал, и его могли послать куда угодно. Сейчас вы будете обсуждать это письмо. Я уже говорил Юрию Федоровичу, что я считаю это письмо сатирическим произведением, оно похоже даже на гротеск, но гротеска в нем нет, потому что в нем содержится все то, что содержалось в интервью Панкина . Я представил это только в деталях. Я написал это письмо потому, что Панкин заявил, что отныне правами писателей будет ведать агентство ВААП - оно будет определять, какие произведения подлежат печатанию, какие не подлежат, какие можно печатать, какие нельзя. У меня в письме говорится насчет Бутырской и Лефортовской тюрьмы. Панкин это имел в виду: он писал, что автора, который не обратится в ВААП, ждет тюрьма. Он не написал адреса,- эти адреса уточнил я. Я считаю, что права писателей и так у нас урезаны, и отнимать у писателя последнее право распоряжаться своей рукописью по своему усмотрению нельзя. Я считаю, что основание этого агентства на таких условиях возмутительно, и выразил свое к этому отношение.

Г.Г. РАДОВ. Есть вопросы?

Г. БРОВМАН. все-таки интересно, каким образом это письмо могло попасть на страницы контрреволюционного, фашистского издания?

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Я послал это письмо Панкину в "Комсомольскую правду". Он мог его напечатать там.

Г.Г.РАДОВ. Что Вы имеете в виду под открытым письмом?

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Я имел в виду, что это не секретное письмо. Я его послал Панкину и давал читать всем, кто меня об этом просил.

Г.Г. РАДОВ. Я же не могу просить у Вас то, чего я не знаю.

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Вы приходите ко мне в гости, я говорю - я написал письмо Панкину. Вы берете, читаете и, если хотите,- переписываете.

Г.Г. РАДОВ. Вас не огорчил факт публикации этого письма в "Посеве"?

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Нет, потому что это письмо открытое.

Г.Г. РАДОВ. Обычно, если человек пишет открытые письма, он их посылает в нашу печать.

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Я и послал Панкину в "Комсомольскую правду".

Г.Г. РАДОВ. Значит, официально Вы в органы советской печати не обращались. А то, что оно опубликовано на Западе, Вы считаете случайным?

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Нет, не считаю. Но в принципе оно должно было быть здесь напечатано.

Г.Г. РАДОВ. Как же оно могло быть напечатано, если Вы никому не посылали?

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Вы же знаете, что оно не могло быть напечатано потому, что вы считаете, что это письмо плохое.

Г.Г. РАДОВ. Вы же не давали ему оценку, что это плохое письмо.

Г. БРОВМАН. Войнович не молодой писатель, он прекрасно отдает себе отчет, что "Посев" издание контрреволюционное, фашистское, черное издание на современном издательском горизонте за рубежом. Это не буржуазная газета, не социал-демократическая правая, а это контрреволюционное издание, призванное вести антисоветскую деятельность. Почему же он считает естественным опубликование этого письма там?

В.Н. ВОЙНОВИЧ. То, что я пишу, я не считаю антисоветским, а если я не считаю это антисоветским, то значит, они тоже не сделали ничего антисоветского. Я хотя там печатался, в отличие от вас, но я не знаю этого издательства, я не выписываю книги, которые оно издает. Я знаю только из каких-то источников, которые для меня не являются достоверными. Они могут печатать все, что им попадает в руки - это уже забота не моя, чтобы им не попадало. Но им попадает в руки очень многое, и за это я ответственность на себя не беру, а руководство Союза писателей совместно с другими организациями создали такую обстановку, что многие наши вещи не могут быть здесь опубликованы и таким образом они попадают туда. Я могу вам предложить разорить издательство "Посев" моментально: все, что попадает туда, печатать здесь.

Г.Г. РАДОВ. Но это, к Вашему сожалению, не произойдет. У меня еще два вопроса. Вы пишете, что хотели видеть в числе учредителей этого агентства прежде всего тех, кто больше других там издается. Вероятнее всего, Солженицына , Максимова и Сахарова . Вы убеждены, что больше всего издаются на Западе из всей огромной литературы именно эти три человека? Вы не знаете о миллионных тиражах за границей Шолохова , Леонова , Федина , Симонова и других? Вы убеждены, что Солженицын издается там больше, чем упомянутые мною писатели?

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Я убежден, что Солженицын издается там больше, чем все названные Вами писатели.

Г.Г. РАДОВ. Второй вопрос. Вы иронизируете по поводу того, что членами-учредителями этого Общества являются т.т. Марков , Верченко и Сартаков . Вы читали интервью Панкина о том, что агентство создает целый ряд творческих организаций, в том числе и Союз писателей. В данном случае Верченко, Сартаков и Марков вошли в состав учредителей от нашего Союза, представляющего всю советскую литературу. Вы же это знали! Три официальных секретаря Правления, представляющие творческий союз целиком. Мы их избрали на съезде писателей демократическим путем. Они осуществляют защиту наших интересов и выступают как юридические члены нашей Всесоюзной организации. Вы же это знали.

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Знал, но не все они являются писателями, тем более крупными.

Г.Г. РАДОВ. Мы не говорили о крупности и авторитетности. Там написано, что они представляют Союз писателей, Верченко - не член Союза писателей, а работник Союза писателей, избранный нами. Со дня организации Союза писателей в течение всего времени им руководили не только писатели, но и общественные работники - Щербаков, Поликарпов, Воронков и целый ряд других. Они являются привлеченными работниками, мы платим им деньги и т.д. Я хотел выяснить вашу точку зрения на эти два вопроса, но она осталась неясной.

т.ПАДЕРИН. Юрий Николаевич! ( Я думаю, это не Падерин, стенографистка записала меня Юрием.- В.В. ). Ознакомившись с письмом, я почувствовал, что у Вас есть определенное уважение к Солженицыну. Что Вы о нем прочитали и читали ли его последний роман "Архипелаг ГУЛАГ"?

В.Н. ВОЙНОВИЧ. На этот вопрос я отвечать не буду.

Г.Г. РАДОВ. Вы пока что член Союза писателей, пришли на заседание Бюро, и забывать это не следует.

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Я пришел не выступать, а уходить! (Мне помнится, я сказал: Не вступать в Союз, а уходить.- В.В. ).

Г.Г. РАДОВ. По-моему, отношение Юрия Николаевича к вопросу осталось нам не ясным. Есть ли еще вопросы к нему? Прежде чем приступить к обсуждению, я все-таки хотел бы задать последний вопрос. Своим поведением Вы ставите нас в очень легкое положение по отношению к Вам и очень трудное для себя. Я хочу спросить хотя бы по праву возраста - достаточно ли серьезно осознаете Вы обстановку, в которую попали, и достаточно ли серьезно взвешиваете то, что говорите и как себя ведете перед большой группой писателей? Повидимому, они проявляют к Вам интерес, раз пришли сюда. Достаточно ли серьезно Вы к этому относитесь или это дань браваде? Объясните! Я даю возможность сказать посерьезному.

В.Н. ВОЙНОВИЧ. Мне трудно это объяснять. Дело в том, что когда я писал это письмо, я вполне представлял, что за этим последует. Я знал, что могу быть исключенным из Союза писателей. Я делал еще кое-что, за что я мог бы быть исключен из Союза. Это не значит, что я делал плохо. Я считаю, что положение в нашей литературе очень тяжелое. (Г.Г.РАДОВ. Мы не обсуждаем этот вопрос. Дискуссии по поводу положения в литературе мы не ведем.)

- Хорошо. Я думал, как мне себя вести"

Г.Г. РАДОВ. Положение в литературе такое, что человеком, который дважды нанес моральный ущерб государству, в последнее время были изданы две серьезные книги, и было проявлено беспокойство Союза писателей в том направления, чтобы они были изданы. Так что о положении в литературе можно судить и по этому факту - забота Союза писателей и общества о каждом отдельном литераторе, несмотря на то, что выступления этого литератора и в первом во втором случае нанесли моральный ущерб.

Ведь любое выступление за границей наносит нам моральный ущерб. У Вас вышли в последнее время две книги; одна новая и вторая - переиздание. Не было массовых просьб читателей о переиздании,- Вам шли навстречу.

В.Н. ВОЙНОВИЧ. во-первых, у меня есть читатели и их немало, которые ждут моих книжек. Мои книжки на полках не валяются. Поэтому мои книжки надо издавать. Если не будут издавать, то будет неправильно - есть читательский спрос, и независимо от моего поведения они должны издаваться. Я ведь ничего плохого, нечестного не сделал. За что я получил первый выговор? Я подписал письмо в защиту Синявского и Даниэля . Я не руководствовался никакими корыстными соображениями. Мне никогда не нравилось и не понравится, что писателя судят за то, что он написал. Но я думал о том, какой вред это наносит нашему государству. И, когда выступал судья Смирнов на этом процессе, я подал записку, ища выхода из положения, который удовлетворил бы все стороны: нельзя ли Синявского и Даниэля взять на поруки? Мне казалось, что это хороший выход из положения. Другие люди, не считавшие их преступниками, ругали меня и говорили, что "таким образом ты вроде признаешь, что они преступники".

Я тоже не считал, что они преступники. Но я считаю, что с этого началась длинная цепь неприятностей для нашего государства. Как вы заявляете, вы руководствуетесь интересами государства. Я тоже руководствуюсь интересами этого государства. Была сделана ошибка. И я думаю, что ошибку эту поняли, потому что Синявский освобожден раньше срока и гуляет в Париже. А меня наказывали уже после того, как он не сидел - он уже гуляет по Парижу, а я расплачивался за это письмо.

Вы говорили, что Союз писателей сделал одолжение мне, напечатав мои книги (Г.Г. РАДОВ. Нет, проявил элементарную заботу.) Я написал письмо с протестом против публикации в журнале "Грани" . Журнал "Грани" напечатал часть моего романа (а не "Посев"), без моего разрешения,- я такого разрешения не давал. При этом я считал, что виноват в этом не только журнал "Грани", а опять-таки та обстановка, которая сложилась у нас. Потом здесь, в Союзе писателей, у нас велись длинные разговоры. Я не хотел писать письмо, мне тяжело было писать это письмо по моральным соображениям, потому что хотели, чтобы я сказал только об одной стороне дела, а я хотел сказать о двух сторонах. Но мне сказали - так нужно, ты нам помоги. Я сказал - вы просите, чтобы я помог, а почему все мои пьесы, которые шли по всей стране, сняты, книги мои закрыты? Мне ответили - вы сделайте сейчас, а потом мы сделаем. У меня тогда было двое детей, сейчас трое, я должен был их кормить, и это соображение для меня было тоже существенным. И я пошел на это и написал то, что хотели. После этого я пошел в Союз писателей, обращался к некоторым писателям и видел, что все довольны. Но после этого два года мою фамилию вычеркивали из всех списков. Например, если Свердловская студия просила у меня сценарий, я посылал заявку, а потом узнавал, что приехал референт из Москвы и эту заявку прикрыл. Вы хорошо знаете, что так бывает. Мои пьесы были по-прежнему запрещены, мне не давали ходу нигде, два года я просто нищенствовал, нечем было кормить детей. Я уже не говорю о литературной деятельности руководства Союза писателей, с которой я не согласен, но и политически это глупо: сначала руководство предлагает - давайте сотрудничать на какой-то разумной основе, а потом я увидел только сведение счетов, месть и т.д.

Г.Г. РАДОВ. Я попросил Войновича взвесить серьезность ситуации, и вот мы получили такой ответ. Есть еще вопросы? /Нет/. Я хочу прочесть один параграф Устава: /Читает/ Когда обсуждалось его произведение, напечатанное за границей, имелся в виду именно этот пункт. Письмо в "Литературную газету" его действительно просили написать, потому что писатель, состоящий в Союзе, обязан выразить свое отношение к тому, что его произведение напечатано на Западе во враждебном нам органе. И просьба эта была к нему для того, чтобы не применять этот пункт полностью. Раз он сделал такое заявление печатно, к нему отнеслись снисходительно. Кто желает взять слово?

В. КРАСИЛЬЩИКОВ. В течение последних нескольких лет по своей работе я регулярно читаю все антисоветские, контрреволюционные издания со дня их изначального выхода, с момента Октябрьской революции. Я работал в ИМЭЛ и хорошо знаком с литературой этого рода - от "Социалистического вестника", основанного Мартовым в Берлине, до монархических махровых, реакционных газет, выходивших в Париже и Брюсселе и бережно хранимых сейчас, как своего рода документы эпохи, в Институте марксизма-ленинизма.

Журналы это разные, часто между ними возникает полемика, они пикируются, препираются, уличают друг друга, анализируют события Октябрьской революции со своих точек зрения. Иногда, когда появляется, допустим, новый претендент на русский престол, как это случилось в 1922 г., когда появилась лже-Анастасия, бурные дебаты разворачиваются вокруг этой проблемы и страшная драка раздирает всю эмигрантскую прессу.

Но одно их объединяет. Их объединяет страстная ненависть к Советскому Союзу, к нашей партии, к любым успехам нашего социалистического строительства и махровый антисемитизм. На этой почве все они сходятся и все находят общий язык. Еще один момент, который роднил их тогда. Это предсказание близкой гибели Советской власти. Тогда эти предсказания делались с помощью провидцев. Теперь эти журналы приняли несколько иное лицо, осовременились. Я не могу к ним отнести ту внешнюю характеристику, которую я дал в отношении их исторических прародителей, но их попрежнему роднит звериная ненависть к нашему народу, вернее, к нашим людям, строящим социализм, к любым нашим успехам и беспрерывные предсказания гибели нашей социалистической системы. Только теперь эти предсказания делаются с помощью ЭВМ и по ходу дела отодвигаются с пятилетки на пятилетку. Среди этих "любезных" и "милых" изданий есть такое издание, как "Посев", которое мне приходилось, правда, нерегулярно, читать, потому что оно не входило в сферу моих интересов. И в этом издании появляется открытое письмо нашего товарища Владимира Николаевича Войновича. Письмо названо открытым. Очень странное обстоятельство выяснялось по ходу дела. Открытые письма обычно пишутся в какой-то орган,

Я не знаю, как в "Комсомольской правде" рассчитывали такое письмо напечатать, но для меня это не имеет значения. Это чепуха и вообще не имеет значения, для кого оно было написано. Важно то, что оно было написано и было напечатано там, где его напечатали. Почему-то большое произведение Владимира Николаевича не было там оттиснуто, а оттиснули это маленькое письмо. В этой связи меня удивила фраза: "там все попадает им в руки". Попадает в руки все, но не все печатается. В этом как раз корень вопроса. С этой точки зрения мне очень не понравилось Ваше поведение.

Ссылки: