Время гибких [Войнович В.Н. и смерть Твардовского]

Вскоре подошло шестидесятилетие А.Т. Опальному юбиляру вместо "Гертруды" (Героя Социалистического Труда) дали всего лишь орден Ленина, что оказалось причиной серьезных переживаний и обиды.

Если вспомнить то время, то стоит отметить, что на советскую власть обижались все. Одни - за годы, проведенные в лагерях, другие - за то, что не пускали за границу, третьи - за то, что дали не тот орден или вообще никакого.

Маршал Жуков был оскорблен, когда, потратившись на новый парадный мундир, не был приглашен на кремлевский банкет в двадцатую годовщину Победы.

Вот обидели и Твардовского. Я слышал, что колебания, чем наградить его, в Кремле были. Ходил слух, что один из писательских начальников - Константин Воронков (сколько же их, теперь забытых, а в то время облеченных властью ничтожеств руководили нашей литературой!) - сказал Твардовскому:

"Вели бы вы себя осмотрительней, дали бы Героя".

На что Твардовский будто бы ответил:

"Никогда не знал, что Героя дают за трусость". Что касается этого звания, дававшегося за трудовые "подвиги", мог бы и знать. Трусость не трусость, но угодность начальству была необходимым условием получения этой "высокой" награды.

Свой юбилей Твардовский отмечал на даче в Красной Пахре, в кругу коллег по "Новому миру". Я, забыв свои обиды, послал ему телеграмму.

Помню, мучился, сочиняя, ничего не придумал, кроме пожеланий здоровья и творческих успехов. Подписался "бывший автор бывшего "Нового мира". Мне рассказывали, что телеграмма была зачитана вслух с полным уважением к "бывшему автору".

Некоторое время спустя, заехав к Тендрякову , жившему там же, в Пахре, я застал у него А.Т. Он выглядел нездоровым, хромал, опираясь на палку. Поздоровался со мной с неожиданной теплотой. Я спросил, как его дела. Он ответил:

- А что мои дела? - Я теперь пенсионер. Но притом все-таки государственный поэт, и мне никто ничего плохого не сделает. А вот вас ждут серьезные испытания. Настают времена, когда надо уметь прогибаться. А вы этого, кажется, не умеете. Тут же стал довольно зло ругать Солженицына за то, что тот действует, считаясь только со своими интересами, и еще за то, что отрастил бороду.

Рассказывал, что недавно его "вызвал" к себе работник ЦК Павленок (еще одно забытое ничтожество не приглашало, а "вызывало" к себе), спрашивал, как здоровье и настроение. Твардовский ответил, что здоровье по возрасту, а настроение ...

- Вы, кажется, белорус? - спросил он Павленка.

- Так вот, как говорят в Белоруссии, "пережили лето гарачее, переживем и говно собачее". Но как раз этого пережить ему не пришлось.

Вскоре у него был обнаружен рак, на фоне рака случился инсульт, его лечили, но он был безнадежен. Мы с Некрасовым приехали к Тендрякову , от него пошли втроем к А.Т.

Нас встретила его жена Мария Илларионовна , которая просила ни о чем серьезном не говорить и долго не задерживаться. Твардовский был непривычно худ, желт и коротко стрижен. Узнать его было почти невозможно. О своем диагнозе он, кажется, не знал. У нас тогда онкологическим больным всегда врали до конца, что они больны чем-то совсем другим, излечимым. И больные (загадка человеческой психики) охотно принимали эту ложь. Речь А.Т. после инсульта была затруднена. Мы трое о чем-то говорили ему бодрыми голосами. Он слушал, ничего не отвечая, загадочно улыбался, но я не знаю, понимал ли он при этом что-нибудь. Все время курил свои "Ароматные", кашлял и сплевывал мокроту в баночку изпод майонеза. Только под конец, в ответ на какой-то вопрос, а может быть, и невпопад, сказал раздраженно и по слогам:

"Не имею понятия".

Когда его хоронили, меня не было в Москве.

Ссылки: